Николай Епифанов - LONDON HILL

   День рождения. Его празднование закончилось далеко за полночь. Атмосфера вечера была очень теплой, и расходиться не хотелось.
 
    Поздним вечером, а вернее, ранним утром, проводив последних гостей, я ушел в спальню и заснул с мыслями о том, что все было здорово, а завтра, точнее уже сегодня, воскресенье, и можно отоспаться вволю.
 
   Перед сном я прибрался в гостиной, помыл посуду, оставив на столе початые бутылки, фрукты,  соки и минеральную воду.
 
   Он пришел в 8 утра. В воскресенье. Из соседнего дома, что, разумеется, не давало ему право на столь ранний визит, да еще в воскресенье. Он сам дал себе это право, не засоряя голову всякими понятиями о приличии и не задумываясь о том, что его могут и послать куда подальше.
 
   Звать его Николай. Мы с ним не только тезки, но и ровесники. Работает он в “Водоканале” и терпеть не может, когда его называют водопроводчиком, потому что это кажется ему неблагозвучным. Это сродни шоферам, которые предпочитают, чтобы их называли водителями, считая слово “шофер” чуть ли не оскорблением.
 
   Пройдя в коридор, ничуть не смущаясь моего абсолютно сонного вида, он сказал, что считает своим долгом поздравить меня с днем рождения.

-  Вчера был, - практически не открывая глаз ответил я.
-  Знаю, знаю, - он как-то весь закивал, - но вчера я был не в состоянии зайти.
-  Конечно, - говорю, - кто ж в субботний вечер бывает в состоянии, да и зима на улице.
-  Да и зима, - согласился Николай, - ты не дашь мне 20 рублей?
-  Дам, только давай не будем стоять здесь, а пройдем в комнату, - предложил я, осознав, что он так быстро не уйдет, а ругаться не было ни сил, ни желания.
 
   Мы прошли в гостиную. Я опустился на диван, мучительно борясь со сном, а Николай в камуфляжной куртке присел на край стула, всем своим видом показывая, что он ненадолго.
 
   Демонстративно не глядя на стол, я бросил: “Хочешь, выпей”. “Конечно, с удовольствием, вот только рюмки у тебя маленькие”, - отозвался он. (Мгновенно вспомнилось, как однажды столкнувшись с ним в магазинчике, напротив нашего двора, мне захотелось угостить его водкой, которую там продавали в разлив.  Сто грамм его не устроили, как и последовавшее затем предложение ста пятидесяти. Сказав, что он не любит маленькие дозы, Николай запросил двести, которые, разумеется, и получил). “Маленькие, маленькие… Возьми большие. Пивных кружек не имеется”, - я стал заводиться.
 
   Сказано – возьми, он и взял что-то там побольше. Я старался смотреть в сторону. “Ну, за тебя!” – произнес он тост и выпил, отметив, что “мяконькая”.
 
   “Мяконькая” как-то быстро стукнула ему в голову и развязала язык. Он стал рассказывать о каких-то незнакомых мне людях, затем объявил, что скоро весна. “Да, скоро”, - согласился я, не узнав собственного голоса, - через несколько дней”.
  

  
-  А можно, я еще выпью за тебя?” - спросил он, уже наливая.
-  Можно, можно. Ты до дома-то дойдешь?
-  А я не собираюсь домой, я только что оттуда, - радостно сообщил он мне.
-  А если не домой, то куда двинешься в такую рань?
-  Ну, так, - замялся Николай, - вот ты денег дал. Зайду куда-нибудь.
-  Зайдешь… Возьми с собой пару яблок, они тебе пригодятся там, ну, куда ты зайдешь. А то я не знаю, куда ты зайдешь. Что ты мне пургу-то гонишь, зайдет он куда-нибудь. Деньги-то не на мороженое взял, - проворчал я, уже с трудом претерпевая его присутствие и злясь на себя самого за это.
-  А что, - он заморгал белесыми ресницами, - я раньше ел   мороженое. Много. А сейчас вот недавно узнал, что оно в нашем возрасте, ну, не то чтобы очень вредно, но пользы никакой. В общем, лучше его не есть.
-  Где ж ты это узнал, в книжке какой прочитал ученой, что ли?
-  Не-ет, я книг не читаю, - оживился Николай, - меня от них в сон клонит. Я по телевизору видел, в какой-то передаче.
-  Наверное, про здоровье? - предположил я.
-  Ну да, про здоровье, - подтвердил Николай.
 
   Тело, относительно удобно устроившись на диване, спало, язык автоматически поддерживал этот дебильный разговор, а мозг или был заодно с телом или объявил забастовку. Взять и выгнать не получалось, а сам Николай не понимал или не хотел понимать, что своим визитом доставляет большие неудобства.

-  Санек тебе привет передает, - как ни в чем не бывало продолжал он говорить.
-  Спасибо, ему тоже передай, - откликаюсь я, - а кто это такой?
-  Ну, как же! Санек. Он здесь рядом живет.
-  Рядом с кем? - спрашиваю.
-  Да рядом с нами. Там вон, за углом, - Николай показал обеими руками на этот угол, разведя их в разные стороны.
 
-  Спать хочется, понимаешь, - говорю ему прямо и, как мне кажется, более чем доходчиво.
-  А мне нет, - тут же замечает он, - я с похмелья всегда рано
     встаю. “Трубы” горят, сейчас уже не так сильно.А мне всегда, понимаешь, всегда утром хочется спать.
    
-  Я – “сова”. Я из тех, кто поздно ложится. Я могу уснуть прямо
     сейчас. Тебе понятно?
 
   Наконец-то до него дошло, что пора бы и честь знать. “Ладно, - проговорил Николай миролюбиво, - здоровье ты мне поправил, а то утром (как будто уже вечер) было совсем тошно. Честно говоря, я бы еще выпил, уж больно приятно, елочками отрыгивается, никогда не пил такой вкуснятины ”.
 
   Тут я, “наведя резкость на глаза”, рассмотрел, что именно он пьет. На столе среди прочего стояла большая квадратная бутылка джина “London Hill”. Объяснять, да и вообще говорить что-то не хотелось. “Пошел вон”, - сказал я ему тихо, - ты хоть знаешь, что ЭТО ВОТ не пьют так, “елочками отрыгивается”.

-  Ладно, ладно, - засуетился Николай, - я, наверное, не вовремя
     (еще бы!), ты не ругайся, я сейчас пойду, а ты поспи, ведь
     сегодня воскресенье.-  Да, воскресенье, - кивнул я обреченно, - радостный день, а
     насчет поспать ты прав, да и тебе не мешало бы отдохнуть.
 
   Уходил Николай довольный. “Трубы” явно перестали гореть, жизнь налаживалась. Предложенные мною два яблока, вместе с двадцатью рублями, он прихватил с собой, чтобы уж не совсем пустым зайти “куда-нибудь”.
 
   Проваливаясь после его ухода в сон, я думал об интересном все-таки словосочетании, которое он использовал, давая положительную без сомнения оценку джину. С одной стороны, уменьшительно-ласкательное “елочками”, а с другой – “отрыгивается”.