Фима Жиганец - «Песнь о моей Мурке» - «Купите бублички» и «Купите папиросы»

- 7 -

 
    Литературовед Бенедикт Сарнов тоже не склонен доверять рассказу Паустовского, поскольку тот «об авторстве Ядова говорит в книге, представляющей собой художественное произведение».  Сарнов утверждает, что, хорошо зная писателя, имеет все основания «относиться ко многим его свидетельствам с той же степенью доверия, с какой относятся обычно к рассказам охотников и рыболовов». Однако следует учитывать, что, помимо рассказа Паустовского, существует также и рассказ Красавина.
     Что касается мелодии «Бубличков», Красавин признается, что выбрал ее случайно, «из засевших в голове». Но в ряде источников автор называется. Так, в дискографии Юрия Морфесси, приведенной в сборнике «Очи черные: Старинный русский романс» (2004), указано: «С.Богомазов и Г.Красавин — Я.Ядов (запись на пластинку фирмы «Парлофон», Германия, 1930-е гг.)».  В сборнике «Запрещенные песни. Песенник» (2004) стоит: «слова Б.Тимофеева, музыка Г.Богомазова». Подробностей о композиторе С. (или Г.) Богомазове мне выяснить не удалось.  Впрочем, Ирина Одоевцева утверждала, что мелодия «Бубличков» заимствована из иноземного фокстрота…
     Песню Ядова в начале 30-х включает в свой репертуар певец Юрий Морфесси, эмигрировавший в 1920 году из Одессы в Константинополь и осевший в Париже. «Боян русской песни», как называли Морфесси современники, создал, однако, облегченный вариант текста. Социальные мотивы и связь с советскими реалиями напрочь пропадают, и песня превращается в веселый шлягер о предприимчивом торговце:
 
Ночь надвигается,
День мой кончается,
Я отправляюся
По кабачкам,
Все, что осталося,
Не распродалося,
Здесь, я надеюся,
Все-все продам.
 
Припев:
Купите бублички,
Горячи бублички,
Кладите рублички
Сюда скорей!
И в ночь ненастную
Меня, несчастного,
Торговца частного,
Ты пожалей!
 
Еще мальчонкою
С своей сестренкою
Ирисом, спичками
Я торговал,
Так что с детства я,
Да с малолетства я
Торговцем-частником
Смышленым стал.
 
Припев:
А время катится,
И силы тратятся.
Я выпью водочки
И не грущу.
А ну-ка, бубличка,
Кто хочет бубличка,
Гоните рублички —
Я угощу.
 
     О популярности «Бубличков» в СССР свидетельствует и одна из переделок времен Великой Отечественной войны неизвестного автора, видимо, угнанного на работы в Германию:
 
Вагон качается, ночь надвигается,
К нам не приходит желанный сон.
Страна любимая все удаляется,
Едет в Германию наш эшелон.
 
Прощайте, улицы родного города,
Прощайте, девушки, отец и мать.
Едем в Германию на муки голода,
Едем мы мучиться и погибать.
 
Так знайте ж, сволочи вы фашистские,
Скоро настанет тот грозный час,
Когда в Берлин придут наши герои
И отомстят они за всех, за всех за нас.
 
     Позднее, уже после Второй мировой войны, песня про бублички вошла в репертуар дуэта «Сестры Берри», которые исполняли ее на идиш. Когда песня переведена на идиш — до войны или после, неясно. Ясно одно: «Купите бублички, койфт майне бейгелах!», как и вариант Морфесси, очень отличается от оригинала. Вот что пишет по этому поводу в своем эссе «Купите бублики для всей республики!» Маша Аптекман:
     «У идишской песни «Бейгелах» совсем другая героиня — томная, боязливая, поэтичная, глубоко несчастная… До бубликов она, скорей всего, продавала фиалки, но после того как Чарли в котелке перевернул корзинку, пришлось переквалифицироваться.
 
Бублички,
Купите мои бублички,
Горяченькие бублички,
Ну, купите!…
 
Наступает скоро ночь,
Я стою, глубоко задумавшись,
Посмотрите, мои глаза потемнели…
Ночь проходит,
День надвигается снова,
Я стою на улице и думаю,
Что же будет дальше.
Дома горе,
И от голода я умираю,
Люди, услышьте мою песню,
От голода слабую…
 
     Вся надежда на какого-нибудь миллионера, который — чего только не бывает в жизни — поедет мимо на своем «кадиллаке», и страсть как захочется ему бубличка. Увидит он девушку с корзинкой и поймет, что нашел свое счастье. А иначе и быть не может. Что такое Америка без американской мечты!».

Купите папиросы

Ночь туманна и дождлива,
За окном темно.
Мальчик маленький тоскливо
Плачет под окном.
Он стоит, к стене прижатый
И на вид слегка горбатый,
И поет на языке родном:
 
Припев:
Друзья, друзья, купите папиросы!
Подходи, пехота и матросы!
Подходите, пожалейте,
Сироту меня согрейте,
Посмотрите — ноги мои босы!
Друзья, друзья, я ничего не вижу,
Милостыней вас я не обижу,
Подходите, покупайте,
Сироту не обижайте —
Этим вы спасете жизнь мою...
 
Мой отец в бою суровом
Жизнь свою отдал,
Мамку где-то под Ростовом^[1]
Немец расстрелял,
А сестра моя в неволе,
Сам я вырос в чистом поле —
Там свое я зренье потерял.
 
Припев.
Я несчастный, я калека,
Мне двенадцать лет,
Я прошу у человека —
Дайте мне совет:
Или Богу помолиться,
Или к черту утопиться —
Все равно не мил мне белый свет!
 
Припев.
 
     Во многих сборниках уличных песен «Папиросы» относят к фольклору Гражданской войны и нэпа. Однако по этому поводу есть большие сомнения.
     Еврейские корни песни «Папиросы» («Папиросн») отрицать невозможно. По мнению ряда исследователей, она написана на мотив неизвестного автора, бытовавший в еврейской среде Восточной Европы еще в XIX веке. Во всяком случае, уже в начале ХХ века мелодия эта была чрезвычайно популярна.
     Кроме того, на тот же мотив, по мнению иерусалимского исследователя Дмитрия Якиревича, вскоре после Первой мировой войны возникли две песни — «Дос рэдл» и «Ой, Гот, дрэй ибэр дос рэдл». Слова к ним написал еврейский поэт Нохем Штернхейм. В них поется о колесе судьбы, и автор просит Бога закрутить это колесо иначе, в другую сторону, чтобы в мире всем стало хорошо. Эти песни пользовались огромной популярностью в еврейской среде.
     Александр Розенбойм в эссе «Ужасно шумно в доме Шнеерсона...» пишет:
     «И доныне бередит кровоточащую память долетевшая из страшного далека песня:
 
Друзья, купите папиросы,
Ком зи мир, солдаты и матросы,
Подходите, пожалейте,
Сироту меня согрейте,
Посмотрите — ноги мои босы....
  

  
     И мелодия ее уже настолько срослась с написанными много позже горестными словами, что трудно представить, как залихватски звучала она когда-то наравне со знаменитой «Семь-сорок», вместе с которой еще в 1910-х годах была записана на одной грампластинке варшавской фирмы «Сирена-Рекорд», державшей свое представительство и в Одессе. На пластинке она именовалась “Милаша-молдаванка”».
     На самом деле «Милаша-молдаванка» звучит не так уж залихватски (хотя действительно абсолютно идентична мелодии «Купите папиросы»). Но по-настоящему широкую известность мелодия (выйдя за границы среды местечковых евреев) приобрела именно после выхода «Милаши». Эта известность еще более упрочилась в Стране Советов. Как отмечает Глеб Скороходов в книге «Тайны граммофона», грампластинки с «Милашей» высоко ценились среди деревенских жителей: «Старые записи служили хорошим средством товарообмена: за «Милашу-молдаванку» крестьяне охотно расплачивались хлебом, которого не хватало городу».
     Позже советская фирма «Граммофон» записала трио талантливых баянистов Рахоло, Боровкина и Новожилова: «За два сеанса они сыграли на баянах более десятка номеров: тут «Смело, товарищи, в ногу», и польки «Смех» и «Пчелка», народные «Барыня», «Саратовские переборы», «Наурская лезгинка» и танцы городских окраин (скорее всего одесских) «Семь-сорок» и “Милаша-молдаванка”».
     Впрочем, «Милашу» исполняло не только это трио, но и, например, гармонисты братья Аваковы. Таким образом, мелодия в годы Гражданской войны и нэпа была очень популярна.
     А вот с текстом не все так просто. Традиционно авторство текста на идиш приписывается актеру и режиссеру Герману Яблокову (1903—1981). Яблоков родился в Гродно (тогда — территория Польши), в 1924 году эмигрировал в США, где создал свой еврейский театр. В 1946 году Яблоков приезжает с гастролями во Францию, где ему понадобилась актриса, хорошо знающая идиш, для роли в новом спектакле. Выбор пал на эмигрантку из СССР Женю Файерман, незадолго до этого приехавшую во Францию с мужем — коммунистом Абелем. Как утверждает Шломо Громан в статье «Женя Файерман — огонек еврейской песни»: «Ей выпала честь стать первой исполнительницей «Папиросн» — первого шлягера (в лучшем смысле слова) еврейской эстрады».
Однако другие источники свидетельствуют об ином.
     «Я родился в Печорском концлагере, — рассказывает кантор Давид Степановский. — Папу убили фашисты... Удивительно, это просто чудо: в смертельной опасности евреи пели. Помню «Купите папиросы» в том варианте, в котором ее пела в лагере моя мама. Эту песню сочинил Герман Яблоков под впечатлением от страданий детей, осиротевших во время погромов после Первой мировой войны. Сам он ребенком тоже торговал папиросами на улице. Песне суждено было стать первым еврейским шлягером. Его исполняли сестры Берри. Но мама пела другой вариант этой песни...»
     Приведем один из «еврейских» вариантов этой песни:
 
Холодный вечер окна
Зажигает в темноте,
На углу продрогший мальчик
Смотрит на людей,
Ветер спутал его косы,
Дождик мочит папиросы
И стекает с худеньких плечей.
 
Проходят под зонтами дамы
В шляпах и манто,
И гуляют с ними дети
В новеньких пальто,
Пальцы стали непослушны,
А он смотрит людям в душу
И дрожит, как на ветру листок:
 
Припев:
«Купите, койфт же, койфт же папиросн,
Дайте сиротине медный грошик!
Дай вам Боже много хлеба —
Сироту услышит небо;
Посмотрите — ноги мои босы!
Купите жизнь за медную копейку,
Бедного бродяжку пожалейте!
Я голодный и раздетый,
Дай Бог вам и вашим детям,
Господин хороший, не болейте!»
 
     Если же говорить о каноническом тексте, где повествуется о слепом мальчике, можно отметить, что он тоже имеет аналоги в еврейском фольклоре. Текст выстроен по образцу еврейской народной «Песни нищего»:
 
Вас прошу, прошу людей прохожих,
Пожалейте бедного меня.
Я слепой, чудес не вижу божьих,
Как родился, с первого же дня.
 
И хоть нету глаз, а все же плачу,
Я, старик, который гол и бос,
Сколько видел горя я, незрячий,
Я, доживший до седых волос!
 
Жил с отцом я, с матерью, и хлеба
Не просил в те давние года.
Я весь век благодарил бы небо,
Если жил бы нынче, как тогда.
 
Посмотрите — видите — я плачу;
Слезы льются из незрячих глаз,
Как вы ни богаты, Бог богаче,
Мне подайте, Бог одарит вас!..
 
     Совпадения мотивов и стиля очевидны. Кстати, в одном из уличных вариантов есть еще куплет, в котором тоже упоминается Бог:
 
Я сиротка и калека,
Мне шестнадцать лет.
Я просил у человека —
Дайте мне совет:
Где бы можно приютиться
Или Богу помолиться —
До чего ж не мил мне белый свет.
 
     Трудно сказать, пел ли кантор Давид Степановский вариант Яблокова или же другую песню подобного рода на ту же мелодию. Но отрицать существования «Папиросн» еще в довоенное время нельзя.
     Правда, есть некоторые основания сомневаться в том, что «Папиросы» пелись во время Гражданской войны и нэпа. Если исходить из реалий песни, она действительно может быть отнесена к этим временам. Однако загвоздка в том, что нам не удалось найти ни одного свидетельства того, что песня как в «классическом», так и в «еврейском» вариантах исполнялась в то время. На этом основании ряд исследователей делает вывод о том, что на самом деле «Папиросн» — значительно более поздняя стилизация. Дмитрий Якиревич настаивает на том, что в СССР песня «Папиросы» обрела популярность лишь после 1959 го­­да после концертов сестер Берри. Я бы воздержался от столь категоричных заявлений: далеко не все тексты песен, звучавших во время революции и Гражданской войны, дошли до сегодняшнего дня. И все же поводы для сомнений есть.
Ироническое переосмысление «Папирос» встречаем у Вилли Токарева в песне «Орешки»:
 
Я выехал в радостной спешке,
Я в Штаты, в Нью-Йорк загудел.
И вот, продаю я орешки,
Чтоб быть мне хоть как-то у дел…
 
Купите, купите орешки,
Мне надо семью содержать,
Оставьте в покое насмешки,
Мне некуда больше бежать.