Наум Зигман «Отказники» - Глава двадцать третья

         Осень уже чувствовалась во всём. Листья на деревьях пожелтели и начали опадать. Ветер срывал их и стаями носил по тротуарам и мостовым, ещё недавно такого зелёного и красивого курортного городка, погружая его улицы в неуютное провинциальное уныние. На улицах становилось всё пустынней и угрюмей. Итальянцы, видимо привыкшие к таким резким переменам, сидели в барах, пили ароматный кофе и играли в карты. Наши тоже всё реже показывались на улицах, разве только днём и в хорошую погоду. По вечерам они обычно сидели по домам, уставясь в телевизор, работающий с горем пополам и, пытаясь уловить какие-то знакомые итальянские слова.
         Только по выходным было оживление. Всё также утром по Субботам и Воскресеньям армия торговцев своим нехитрым скарбом, наводнившим Италию уже до предела, с сушками наперевес и с огромными сумками, штурмом брала электртичку на Рим.
         Но центром, как всегда был клуб. Здесь в любое время было многолюдно. Днём показывались фильмы, проводились лекции, а вечерами туда попасть можно было с большим трудом. Или то была «перекличка», после которой ещё долго, до позднего вечера обсуждались последние новости, толи концерт, затягивающийся обычно также до позна.
         Я, практичесеи, большую часть времени проводил в клубе. Каждый день мы репетировали с моими ребятами или я занимался с детским ансамблем. Во время «перекличек» я зорко смотрел за порядком, выполняя функцию охранника и следил за тем, чтобы никто из посторонних не мог зайти в клуб.
         Иногда мой день заканчивался у кого-то из ребят дома, за столом, где в компании друзей, да за доброй рюмкой водки, мне было легче коротать эти длинные осенние вечера. Засиживались мы обычно до глубокой ночи.
         Этот день ничем не отличался от других последних дней. Также моросил дождь, также на душе было противно и только маленькая надежда, что это всё должно в конце концов окончиться когда нибудь, ещё теплилась во мне. Всё больше отказников получало «добро» и я искренне был рад за них, но тем хуже становилось у меня на душе, тем тягостнее и мучительнее было ожидание, всё мрачнее мысли посещали меня, разлагая волю и мучая бессонницей.
         - С моим счастьем, - думал я – могут уехать все, а я, с тем же счастьем, могу остаться.
         Все меня вокруг успокаивали, подбадривали, говорили, что ещё немножко, ещё чуть-чуть и всё будет хорошо, но действовали на меня эти слова не совсем так, как хотелось бы.
         Да ещё последний случай, о котором много говорили вокруг, также не добавил мне оптимизма.  А случай был такой.
         Ехала одна семья. Престарелый отец, его дочь с мужем и их двое детей. Дочь с мужем и детьми получают отказ, а отец меньше, чем за месяц получает «добро» и «транспорт». И сколько они ни ездили в Рим, в посольство, в Хиас, объясняя чиновникам, что это невозможно, что старика даже некому встретить в аэропорту, - всё было тщетно. Они даже готовы были все остаться в отказе и ждать, только бы быть всем вместе, но им пригрозили тем, что если он не уедет в назначенное время, их снимут с пособия и департируют обратно в Союз.
         И сердце старика не выдержало. За день до отъезда его бьёт инфаркт. Его срочно госпитализируют, пытаются спасти, но...
         А через день , на похоронах представитель Хиаса, который помогал в проведении похорон ( Надо сказать, что Хиас полностью или почти полностью оплачивал подобные события), уставившись глазами в землю, вручил дочери умершего, конверт, в котором было «добро» и через неделю «транспорт».
         Этот случай потряс всю иммигрантскую братию. О нём судачили на Фонтане, старушки на скамейках в скверике, на «перекличках» в клубе. Словом, этот случай был у всех на языке. Поговаривали даже, что нужно снова идти на демонстрацию, рассказать журналистам об этом чудовищном произволе, но до этого так и не дошло.
         ...И так, в это вечер я сидел на стуле у дверей клуба и, зевая от скуки, с риском вывихнуть себе челюсть, выполнял обязанности охранника, как сейчас говорят – секюрити. Охранять было нечего, да и не от кого, так как кто ещё мог придти на «перекличку» к «русским», тем более, что я знал почти всех в лицо, не говоря о том, что все знали меня. И, как всегда возле меня было много людей, хотевших поговорить со мной, узнать обо мне больше. Вопросы были одни и те же и, соответственно – ответы тоже. Я так к этому привык, что отвечал уже автоматически, но делал это так, чтобы не обидеть собеседника.
         «Перекличка» шла уже полным ходом и из зала на втором этаже, до меня доносился только гул голосов. Кто получал «добро», громко делились радостью с окружающими, кто отказ, ругался на чём свет стоит. Его подбадривали, говорили, что скоро всех выпустят и тому подобное, но я знал по себе, что утешить в этот момент невозможно.
         Вдруг, среди гула голосов, я услышал своё имя, которое выкрикивало несколько человек. И, как будто во сне, раздалось – «Добро!». «Добро!» «Добро!»
         Гул всё нарастал, а письмо уже шло по рукам, вместе с гулом приближаясь ко мне. Чья-то рука вынырнула из толпы и протянула мне конверт. Я взял его в руки и впился в него глазами, как бы стараясь прочесть что там было написано через конверт. Такие же ощущения я испытывал несколько месяцев назад до этого, увидев одну из картин Рембрандта, во Флоренции и поразившую меня до глубины души. Я смотрел на этот клочок бумаги, в котором заключалась моя судьба и судьбы близких мне людей.
         - Это слишком хорошо для меня, – подумал я – это какое-то очередное письмо информационного характера. Но внутри у меня всё кипело, так как я не раз видел подобные письма, где сообщалось сухим, казённым языком, что вы получили статус беженца и...
         И всё-таки я боялся открыть его, зная о том, что если опять что-то плохое, я этого не вынесу.
         В конце концов, собравшись, я дрожащими руками разорвал конверт и не читая, понял, что это - «Добро!» Читать я не мог, так как глаза уже не видели ничего. Я сделал вид, что не пойму написанного в этом письме и протянул его наугад кому нибудь, чтобы мне его прочли.
         Вдруг я услышал крик и поднял голову. Марина, как быстроходный катер разрезает волну, так она скатывалась ко мне по лестнице, разрезая толпу, которая, хоть было и некуда, расступалась под её напором. В прыжке, раньше, чем кто либо успел, она вырвала письмо у меня из рук и пробежала его глазами. Через несколько секунд она уже висела у меня на шее, как будто мы выполняли акробатический этюд.
         - «Добро!». Ты понимаешь, «Добро!», шепнула она мне в ухо и крепко поцеловала меня.
         - Поднимись ко мне. – Сказала она – Охранять уже никого не нужно.
         Я, всё ещё не осознав случившегося, всё ещё находясь далеко от реальности, с мокрыми глазами, которые я, почему-то, не прятал, не стыдясь слёз, как в тумане, стал подниматься вверх по лестнице. Мне не пришлось прокладывать себе путь. Люди расступались передо мной, освобождая проход. Каждый что-то говорил, поздравлял, трепал по плечу, по голове, но я этого не чувствовал. Как в тумане, я поднялся на второй этаж и вошёл в кабинет Марины. Без сил я опустился в кресло, а Марина, улыбаясь, закрыла за мной дверь.
         - Ты понимаешь, что ты получил «Добро»! – Почти крикнула она. - «Добро»!
         - Ещё нет. – Ответил я, всё ещё не понимая, что это случилось со мной. Я часто представлял себе этот день и этот час, внутренне был готов к этому, но реальность оказалась гораздо сильнее. Я был в глубоком нокауте.
         Тем временем Марина открыла ключём ящик своего стола, достала оттуда начатую бутылку коньяка и две рюмки. Аккуратно разлив коньяк, она протянула мне рюмку. Это произвело на меня такое же сильное впечатление, как и письмо, так как я никогда не видел её пьющей, хотя мы с ребятами много раз приглашали её присоединиться к нашим застольям.
         - За окончание твоей одиссеи! – провозгласила она. Мы чёкнулись и выпили. Через минуту я мог уже владеть собой. Я осторожно взял письмо и внимательно, неспеша стал читать его. В нём было написано, что я, моя «жена» и моя «дочь» получили статус беженца и через двенадцать дней, в 00 часов, на Фонтане, за нами придёт автобус, чтобы отвезти нас в аэропорт. Я перечитывал эти строчки, написанные сухим, казённым языком, которые для меня звучали нежнее любых стихов.
         К реальности меня вернула Марина.
         - Когда будем делать твой прощальный концерт? – спросила она.
         - Наверное в следующую Пятницу. – немного подумав, ответил я. И, хотя «транспорт» был у меня через двенадцать дней, но до отъезда нужно было очень много успеть сделать.
         - Только объявления вешать не будем. – задумчиво сказала Марина.
         - Это почему? – спросил я. – Всегда вывешивали объявления, а теперь – нет?
         - Да потому, что если узнают, что это твой последний концерт, - с улыбкой отвечала она – то разнесут клуб в щепки, а я ещё никуда не еду и мне здесь работать.
         Это было чистой правдой. На обычные концерты зал не вмещал всех желающих и всегда огромная толпа слушала под окнами, а если узнают, что это мой прощальный концерт, то последствия могут быть непредсказуемые.
  

  
         - Подготовь на прощание всё, что сможешь. – попросила Марина, а я приглашу гостей из всех организаций. Первые два ряда будут только для них.
         Я посмотрел на Марину так, что она поняла, - концерт будет неординарный.
         Она налила ещё по рюмке и мы выпили. После этого я встал и попрощался с ней, ещё раз поблагодарив за участие.
         - Иди, тебе надо отдохнуть. – сказала она.
         Я вышел на улицу. Осенний ветер охладил моё лицо. Я расстегнул куртку и рубашку. Моё раскаленное от пережитого тело, пронизало холодом, но я его не чувствовал. Я медленно шёл домой, думая обо всём, что надо было успеть сделать до отъезда. Но самое интересное было то, что Ладисполь выглядел уже не так уныло, как мне казалось раньше. В эту минуту он был снова красивым и добрым.
         Проходя мимо какого-тот магазинчика, я увидел, что он ещё открыт, не смотря на довольно позднее время. Я зашёл в него и купил три бутылки настоящей «смирновки». Через пять минут, открыв дверь, я вошёл в квартиру.
         На моё счастье в комнате за столом сидели все мри соседи. Они встретили меня весело и пригласили к столу. Но их удивлению небыло предела, когда я вынул из сумки бутылку «смирновки». Напиток из пепси-колы и спирта так прочно вошёл в жизнь иммигрантов, что многие уже о настоящей водке забыли. Все смотрели на меня, вытаращив глаза. Первым очнулся Сашка.
         - Что, получил?! – спросил он, делая голосом какое-то неимоверное крещендо. – Да? Да?
         - Да. – просто ответил я.
         И тут поднялось такое! Все кинулись ко мне и давай меня тискать, поздравлять, что-то говорить, трепать по голове. Я видел, что их радость была не поддельной и понял, как все они переживали за меня. До сих пор у меня ко всем тем, кто был со мной в то тяжёлое время и морально помогал мне, поддерживая в трудную минуту, самые нежные чувства признательности и благодарности.
         Через пол-часа пустая бутылка «смирновки» уже стояла под столом, а на столе появилась новая. И что интересно, так это то, что в этот раз я не пьянел, хотя и хотел расслабиться, чего нельзя было сказать о моих друзьях. И Сашка и Ромка были уже хорошо на веселе и, пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по комнатам. Саша и Галя пошли к себе, а мы с Ромкой в свою коморку.
         Минут через десять Ромка уже мерно похрапывал, а мне не спалось. Да и было бы странно, еслиб я заснул в такую ночь. В голове у меня проносились фрагменты моей жизни здесь, в Италии и, самое интересное было то, что я поймал себя на мысли о том, что мне было немного жаль отсюда уезжать. Всё это время я рвался отсюда, молил Бога об этом, жил только надеждой на это. И вот сейчас, когда всё свершилось, непонятная тень сожаления закралась ко мне в душу. Нет, я также мечтал вырваться отсюда, как и раньше, встретиться с семьёй, снова почувствовать себя человеком. Но здесь, в Ладисполе я оставлял небольшой, но очень тяжёлый и необычный отрезок своей жизни. Я вдруг подумал о том, что, может быть больше никогда не пройдусь по улицам этого городка, где столько пришлось пережить и с которым я каким-то образом сроднился за это время, не увижу больше этих глаз в зрительном зале и мои «отказники» больше никого не заставят плакать от обиды и горя.
         Включив на тумбочке настольную лампу, я взял тетрадь и ручку, лежавшие всегда под рукой и задумался. Через минуту ручка заскользила по чистому листу. Стихи выливались из под пера сами собой, как когда-то, когда были написаны «Отказники». Я уже слышал мелодию новой песни, прощальной песни, песни радости и тоски, песни о пережитой боли и грусти расставания. Уже в моём представлении я видел всех, кто будет петь со мной эту песню в моём прощальном концерте. И ещё я знал, что это будет финальная песня концерта.
        
         Есть город, о котором не забуду
         Где я судьбу со многими делю
         Тот город, где я есть и сколько буду
         Я не смогу сказать, что не люблю
         Здесь было много встреч и расставаний
         И слёз внезапных, и счастливых глаз
         Здесь точно знают цену ожиданью
         Те, кто услышал горькое «отказ»
 
     Ладисполь дорогой и опостылый
     Люблю тебя и мучаюсь тобой
     Хоть было это время мне немило
     Но в сердце ты останешься со мной
        
         Как берега твои целует море
         Я вспомню, посмотрев на океан
         Я вспомню дни и радости, и горя
         Тревожный и ликующий Фонтан
         С годами всё забудется плохое
         И только часто буду вспоминать
         Хорошее и тёплое такое
         Что смог ты безвозвратно нам отдать
 
     Ладисполь дорогой и опостылый
     Люблю тебя и мучаюсь тобой
     Хоть было это время мне немило
     Но в сердце ты останешься со мной
 
         И летом, и в холодную погоду
         Ты не был ни угрюмым, ни чужим
         Люблю тебя в любое время года
         Люблю ходить по улицам твоим
         И знаю я, что слёзы навернуться
         Перед отлётом через океан
         Я всё же, чтоб когда нибудь вернуться
         Монетку брошу в старый твой Фонтан
 
     Ладисполь дорогой и опостылый
     Люблю тебя и мучаюсь тобой
     Хоть было это время мне немило
     Но в сердце ты останешься со мной

---

 

Быстрый переход по главам книги:

0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28