Наум Зигман «Отказники» - Глава двадцать пятая

         В этот день я был в клубе уже с утра. Какое то волнение охватило меня, как только я открыл глаза. Как бы предчувствие чего-то необычного и ощущения себя в новой роли. Я ведь уже не отказник, через несколько дней я улетаю в Америку, к своим близким. Но это предотъездное настроение почему-то не прибавило мне праздника в душе. Я опять, идя привычной дорогой в клуб, на работу, подумал о том, что может быть больше никогда не увижу эти улицы и дома, такого чужого и в тоже время,  ставшего таким родным, города. Не увижу глаз жителей Ладисполя: добрых, злых, ласковых и внимательных. Не услышу, выходя из дома, повседневное «Бонжёрно» моего соседа по парадному. И его же «Бона сэра» каждый раз как я возвращаюсь домой. И, представьте, мне стало грустно. Видно, так устроен  человек, что ему всегда чего нибудь не хватает. Вот и мне то, чего я ждал с таким нетерпением, пережив одно из серьёзнейших испытаний в моей жизни, навеяло грусть. И не потому, что я не хотел уезжать. Нет, это было смыслом моей жизни на протяжении всего этого времени. Только благодаря вере в то, что когда нибудь наступит этот день, я сумел пережить это всё. И, всё таки, мне было грустно. Но это была добрая грусть, грусть расставания.
         Почти целый день мы репетировали, ещё и ещё раз прогоняя программу, вернее её отдельные части, в которых я сомневался. В пять часов я всех отправил домой помыться и переодеться, чтобы к восьми быть всем при параде.
         Я тоже пошёл домой и прилёг отдохнуть, но уснуть мне так и не удалось. Полежав около часа с закрытыми глазами, я встал принял душ, одел свой единственный костюм и, помолясь про себя, пошёл в клуб. По дороге мне в голову пришла одна мысль:
         - А что, если вдруг никто не придёт на коцерт? Как мы и договаривались с Мариной, объявлений о моём прощальном концерте мы не давали в целях «безопасности». Но Ладисполь, вернее его иммигрантское население провести было невозможно. Здесь все знали всё и всех. И здесь ничего нельзя было скрыть. Это я понял, свернув на улицу, где находился клуб. Ещё издалека я увидел толпу людей, стоящих у дверей клуба и, как я потом выяснилось, это те, кто не сумел попасть в зал, так как все места уже были заняты.
         - Начало неплохое. – Подумал я.  – Зритель есть и он ждёт.
         И снова мне стало грустно. Да, это был мой прощальный концерт. И больше я не выйду на «сцену» этого клуба, не увижу сотни глаз, одинаково, по доброму, с пониманием глядящих на меня. Не увижу слёз горечи и отчаяния, не услышу больше эти взрывы аплодисментов и криков «Браво!», волновавших меня на каждом концерте. Но, кажется, я повторяюсь.
         Я с трудом пробирался вверх по леснице, на которой толпился народ. Каждый, пропуская меня вперёд, говорил что-то доброе, хорошее.
         Наконец я поднялся в зал. То, что я увидел, взволновало меня ещё больше.
         Как я и думал, зал был полный. Но, что удивительно, на окнах никто не сидел.
         - Это распорядилось начальство, так как будет сниматься фильм. – выпалила скороговоркой Марина, подбежавшая ко мне и, видимо увидев мой удивлённый взгляд.
         - Ты представляешь, тебя пришли провожать в Америку и “Joint”? и “HIAS”, и “Sohnut”!
         - Да, это приятно, но что в этом необычного? – выразил я недоумение.
         - Как что? – воскликнула Марина, на какое-то мгновение перекрыв мощный гул зала и, тут же переходя почти на шёпот.
         - За всю историю иммиграции, организации, спонсирующие её, никого не провожали в Америку, считая, что все должны ехать в Израиль, а «американцев» считая даже немного предателями. Это они распорядились снять тебе в подарок, на память – фильм. Смотри, они все здесь. Я на собраниях их столько не видела.
         И действительно, я увидел всё начальство, скромно сидящее в первых рядах зала. Некоторых из них я видел впервые. А в проходе на штативе стояла кинокамера, возле которой суетился Фарид – менаджер программ для иранских евреев. Он приветливо помахал мне рукой и снова занялся своей кинокамерой.
         Войдя в репетиционную комнату, я увидел, что все уже почти всборе. Моё волнение нарастало с каждой минутой. Мы ещё раз просмотрели программу концерта. Настроение у всех было праздничное, но, как я увидел, все волновались немного больше обычного.
         - Ну, с Богом! – Проговорил я и мы все вышли на «сцену». В зале раздались аплодисменты. Я было уже думал начинать концерт, когда к микрофону вышел рэбэ Шая, очень уважаемый мной, да и всеми иммигрантами священнослужитель. Мне редко доводилось и до, и после этого времени встречать людей, более образованных, эрудированных и, по настоящему верующих в Бога, не пытающихся из религии сделать бизнес.
         - Два слова – произнёс он, дав понять, что хочет сказать несколько слов перед началом концерта. Подняв руку вверх, он попросил у зала немного внимания. Наконец воцарилась тишина. Шая сказал несколько слов обо мне и жестом пригласил директора “Joint”, который встал и подошёл ко второму микрофону. По русски он не говорил. Оглядев зал, он начал говорить на иврите. Шая взял на себя роль переводчика и аккуратно переводил всё, что говорил выступающий.
         А выступающий говорил о том, какой я хороший и сколько сделал для всей русскоязычной иммиграции в Ладисполе и т. п.
Мне было очень приятно это слушать и даже в какой-то момент я подумал, что не слишком ли я вышел какой-то такой «выдающийся». Но в зале слышались одобрительные голоса и, как я видел, многие кивали головами, давая понять, что всё сказанное является чистой правдой.
         Он закончил речь под бурные овации зала.
         Я, взяв в руки микрофон, уже думал было начинать концерт с «отказников», но вдруг подумал, что не надо с грустного. Первая песня концерта даёт настрой всей программе. Обернувшись к ребятам, я сказал: - Давай новую! И всех участников на сцену. - Ребята понимающе кивнули и зазвучало вступление. На «сцену» вышли все участники концерта и мы все на подъёме и с настроением исполнили «Прощание с Ладисполем».
         Да, песня удалась. И не потому, что она была так хороша, не мне об этом судить, а то, что она была понятна всем и близка. Последний припев уже с нами пел почти весь зал:
 
         «Ладисполь дорогой и опостылый
         Люблю тебя и мучаюсь тобой
         Хоть было это время мне немило
         Но в сердце ты останешься со мной».
 
         Буря аплодисментов укрепила меня в этом мнении. Длились они довольно долго. На конец, когда они стали стихать и Лиля с Мишей «Жванецким» объявили начало концерта, произошло неожиданное событие. Меня вдруг позвали к телефону. Зная, что мне сейчас нужно петь, я стрелой помчался в кабинет, к телефону, думая, что смогу быстро ответить и вернуться, пока ведущие говорят вступительную часть.
         Но представьте, каково было моё состояние, когда на другом конце провода, я услышал голос Жени. Холодный пот вдруг покрыл моё лицо. Я сел в кресло, стоявшее рядом со столом. Пять месяцев, прошедших после отъезда Жени и Артура, я не слышал их голоса и, практически толком ничего о них не знал. Женя, видно чувствуя моё состояние, старалась меня успокоить.
         - У нас всё хорошо, - твердила она – не волнуйся. Лучше скажи, как ты?
         Комок, подступивший к горлу, мешал говорить, а мысли сразу спутались, создав невообразимый хаос в моей голове. Я с трудом смог ей объяснить, что получил «добро» и 27го  я улетаю в Америку. Женя очень обрадовалась и сказала, что встретит меня в аэропорту. Мы о чём-то ещё говорили, что-то друг другу рассказывали, смеялись, шутили...
         Из забытья меня вывел голос Марины: - Тебя все ждут. – прошипела она, заглядывая в кабинет и виновато улыбаясь добавила: - Пожалуйста.
         Я в двух словах объяснил Жене, что у меня сейчас концерт и что меня ждут. Она всё поняла и пообещав через несколько дней встречать меня в Америке, только сказала:
         - Целуем, ждём, до встречи!
         - Целую. – ответил я и положил трубку.
         Медленно возвращаясь к действительности, я осознал, что идёт концерт и что меня небыло довольно долго. – Интересно, как они выкрутились в этой ситуации?
         Я иногда просматриваю видео плёнку этого концерта и каждый раз в этом месте сердце моё бьётся чуточку быстрей. И уже с точки зрения зрителя, я вижу что на самом деле произошло. А произошло вот что.
         Лиля, стоявшая впереди у микрофона, ко мне спиной и начавшая вступительное слово к концерту, не видела, что меня позвали к телефону. И закончив речь, объявила мой номер, как и было запланировано в сценарии. Обернувшись, она видит, что меня нет и петь некому. Ей тут же кто-то шепчет, что меня позвали к телефону и что нужно немного потянуть время. Она возвращается к микрофону и начинает импровизировать, рассказывая о том, какой сегодня необычный вечер и так далее в этом роде. Проговорив так минут пять и не зная, о чём говорить ещё, она обернулась к ребятам, как бы спрашивая: - Ну скоро?
  

  
         Видя, что Лиля находится в затруднительном положении Миша «Жванецкий» пришёл ей на помощь. Он вышел к микрофону и без обиняков объяснил, что меня позвали к телефону, что звонят из Америки и что они должны меня простить за это.
         - А пока, - сказал Миша, - я прочту вам, свой последний монолог.
И он начал читать. Талант – это дар Божий. А Мишу Господь наградил с лихвой. Талантливо написанный монолог сразу же захватил зал, заставив забыть о только что произошедшей накладке.
         Я появился в зале в самом конце монолога. Миша, закончив читать и получив заслуженные аплодисменты, поклонился. Обернувшись, и увидев, что я готов к выступлению, он объявил мой номер.
         Дальше всё было без сбоев и накладок. Один номер сменял другой, выступающие друг друга. Все были в ударе, каждый старался показать себя с самой лучшей стороны. Наша Маринка спела так хорошо, как никогда до этого. Я даже подумал, что не зря прошли занятия.

         Но всех покорил Валера Ломсадзе. Он блистал, как никогда. Его голос, сильный и красивый обволакивал зрительный зал, заколдовывал людей. Таких оваций, какие он получил после выступления, я не припомню.

         Потом я пел с моим школьным ансамблем. С моими девочками высыпали все дети, присутствующие в зале. Получился один большой хор, так как весь зал стал подпевать детям.
Вот на таком подъёме мы подошли к концу концерта. В конце я, как всегда на бис спел «отказников», как всегда все плакали, но когда объявили конец концерта, (который шёл около трёх часов) весь зал встал и продолжал хлопать в течении минут десяти. Шквал аплодисментов не стихал ни на секунду, прерываемый только криками – Браво и Бис.
         Я оглянулся, жестом предлагая всем ребятам встать, так как эти аплодисменты , конечно, были и для них. С нескрываемым удовлетворением я стоял в окружении семи музыкантов и притом, первоклассных музыкантов, к тому же моих друзей. Рядом стояли четыре солиста и двое ведущих. Почти все из них были профессионалами высокого класса. Но в первую очередь это были замечательные люди и преданные друзья, без помощи которых небыло бы этого успеха. Помнится, в эту минуту я вспомнил первый концерт, когда выступал только я с Саней, прекрасным пианистом. Но нас было только двое. И вот, после четырёх месяцев успешной работы со мной на «сцене» стояли рядом четырнадцать артистов. На первом концерте я даже не мог и мечтать об этом.

         Аплодисменты постепенно стали стихать, но никто не расходился. Люди взяли нас в кольцо, наперебой благодаря и желая всем успеха.
Потом, почти целый час я не мог уйти со «сцены». Ко мне выстроилась целая очередь людей. Каждый жал мне руку, благодарил, желал удачи.
Помнится, в эту минуту я подумал, что может быть, это было самое лучшее, что я сделал в жизни. Что не просто я людям песенки пел, а смог дать что-то такое, что им было необходимо в то время. Смог помочь пережить людям один из трагических моментов в их жизни... и моей.

         Последними ко мне подошли «высокопоставленные лица». Каждый жал мне руку и что-то говорил хорошее, хотя я и не всё понимал из того, что они говорили. Но по тону, с которым они говорили, по улыбкам и рукопожатиям, я чувствовал, что это какие-то тёплые, хорошие слова. Маринка, стоявшая тут же, рядом, старалась переводить мне их слова. Но переводчика ненадо было, так как всё было ясно и так. Последним подошёл директор “Joint”, крепко пожал мне руку, сказал несколько слов и протянул мне конверт. Маринка объяснила мне, что это рекомендательное и благодарное письмо, которое должно помочь мне в дальнейшей жизни в Америке. Ещё раз пожав мне руку, он ушёл, а Фарид протянул мне отснятую кассету и крепко меня обнял.
Только один неприятный момент немного омрачил наше праздничное настроение. Наш скрипач Гена, который всего две недели работал с нами, в этот вечер получил  «ОТКАЗ».

---

 

Быстрый переход по главам книги:

0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28