Вера Инбер: не только «Девушка из Нагасаки»

     Он капитан и родина его — Марсель.
     Он обожает споры, шумы, драки,
     Он курит трубку, пьет крепчайший эль
     И любит девушку из Нагасаки.

     Для многих является открытием, что Владимир Высоцкий, который исполнял эту песню, не был её автором. Текст «Девушки из Нагасаки» написала известная поэтесса Вера Инбер, причем еще в начале 1920-х гг.

     Вера Инбер родилась в Одессе в 1890 году. Ее отец, Моисей Шпенцер, владел солидным и известным научным издательством «Матезис». Мама, Фанни Шпенцер, преподавала русский язык и заведовала еврейским училищем для девочек. В доме этой образованной буржуазной семьи в Стурдзиловском переулке одно время жил и двоюродный брат отца Лёвочка. В жизни Веры Инбер дяде Льву предстояло сыграть роковую роль.
 

     Но всё это впереди, а пока что Верочка закончила гимназию, начала писать стихи и поступила на историко-филологический факультет Высших женских курсов. Из-за слабого здоровья учёбу она не закончила и уехала лечиться в Швейцарию, а оттуда попала в Париж — мировую столицу нового искусства. Вера очутилась в самой гуще богемной жизни, познакомилась с художниками, поэтами и писателями, эмигрировавшими во Францию из России. Один из них, журналист Натан Инбер (он сократил свое имя до модного Нат) стал её мужем. В Париже Вера и сама выпустила несколько книг стихов.

     Вскоре Вера Инбер и её муж вернулись в революционную Россию. Годы Гражданской войны застали Инбер в родной Одессе. В 1919 году Нат уехал в Турцию, в Константинополь. Вера последовала за ним, но быстро вернулась с 2-летней дочерью: любовь прошла, а жить в эмиграции не хотелось.

     Одессу тех лет упоминает Бунин в "Окаянных днях" (январская запись 1918 года): "Был вчера на собрании "Среды". Много было молодых. Маяковский держался вполне пристойно... Читали Эренбург, Вера Инбер..." . В те годы критики писали наравне о стихах Ахматовой и Инбер, это символично, если считать Ахматову камертоном поэзии XX века.
     В начале двадцатых годов Вера Инбер одну за другой выпускает книги стихов, пишет очерки и рассказы, занимается журналистикой, два года работает корреспондентом в Берлине и Париже. В Одессе она примкнула к группе поэтов и писателей, которые любили литературные эксперименты и гордо называли себя «конструктивистами». Вышла замуж за прославленного электрохимика, профессора Фрумкина.

     Веселая и озорная поэтесса блестяще пишет о парижской моде, в которой она разбиралась не понаслышке после своих путешествий по Европе. Она учила дам одеваться и быть современными. Писала тонкие стихи в стиле акмеистов и забавные куплеты. Именно тогда и появилась «Девушка из Нагасаки».

     Некоторые стихи Инбер тех лет посвящены дядюшке Льву. О нём Вера писала с восторгом. Его знала вся страна, ведь это был Лев Троцкий, один из главных революционеров, а для Веры Инбер он был просто дядя Лев. В свое время Троцкий был не менее знаменит, чем сам «вождь мирового пролетариата» Владимир Ленин. Инбер описывала в стихах «шестиколонный» кабинет дяди в Кремле и «четыре грозных телефона» на столе.
      Но судьба Троцкого переменилась. После смерти Ленина в 1924 году в партии началась политическая борьба. Троцкий, человек умный и жестокий, проиграл в этой борьбе Сталину. Сперва Троцкого отправили в Среднюю Азию, а потом и вовсе выслали из страны. А в 1940 году к жившему в Мексике Троцкому подослали убийцу.

     Жизнь Веры тоже была в опасности. Однако Сталин почему-то пощадил её и перед Второй мировой войной даже наградил орденом. Может быть, дело в том, что Инбер вела себя очень осторожно, восхваляла Сталина и ничего крамольного не говорила и не писала. И всё равно каждый день она ждала ареста. Так или иначе, отныне салонную поэтессу навсегда сменила бескромиссная литературная комиссарша, как ее позже назовет Евгений Евтушенко.

     Инбер ещё раз вышла замуж — за профессора медицины Илью Страшуна. В начале войны его перевели в ленинградский медицинский институт. Вместе с Ильей Вера, отправив дочь с новорожденным внуком в эвакуацию, оказалась в осаждённом фашистами городе.

     Она узнала голод и холод, выступала по радио, читала стихи раненым в госпиталях, ездила на фронт. Об этих страшных годах Инбер написала поэму «Пулковский меридиан» и блокадный дневник «Почти три года».
     Среди записей в дневнике были и такие: «27 января 1942. Сегодня Мишеньке исполнился год». «19 февраля 1942. Получила письмо дочери, отправленное еще в декабре, из которого узнала о смерти внука, не дожившего до года. Переложила погремушку, напоминающую о внуке, в письменный стол». «июня 1942 года. Нельзя давать ослабеть хоть в какой-то мере душевному напряжению. Это трудно - всегда быть натянутой, но это нужно. От этого зависит все. И работа, и успех, и оправдание жизни в Ленинграде. А мне нужно это оправдание. Я ведь заплатила за Ленинград жизнью Жанниного ребенка. Это я твердо знаю».

     В пролет меж двух больничных корпусов,
     В листву, в деревья золотого тона,
     В осенний лепет птичьих голосов
     Упала утром бомба, весом в тонну.
     Упала, не взорвавшись: был металл
     Добрей того, кто смерть сюда метал.

     Преступления нацистов вновь заставили Инбер вспомнить о том, то она еврейка. Ещё в двадцатые годы она писала рассказы на еврейские темы, обличала антисемитов и погромщиков. Теперь она приняла участие в составлении «Чёрной книги», рассказывавшей о зверствах фашистов, написала очерк о расправе над евреями Одессы, начала переводить с идиш.
  

     После войны жизнь Инбер стала налаживаться. За поэму «Пулковский меридиан» она получила Сталинскую премию, занимала важный пост в Союзе писателей, муж стал академиком. У неё появилась большая квартира и дача в писательском посёлке Переделкино.

     «Сам Верынбер — хороший мужик. Душевный. Но жена у него… не дай Боже!» — красочно рассказывал садовник, работавший на этой даче. Да, из миниатюрной и кокетливой женщины вылупилась чинная литературная дама, которая безжалостно третировала домашних.
     А современники считали, что писала она всё хуже – из-за необходимости приспосабливаться «из её стихов исчезла душа», «она растеряла талант». Самые непримиримые слова о ней написаны Еленой Куракиной: «… злобно мстила за утрату дара талантливым поэтам - Дмитрию Кедрину, Иосифу Бродскому, даже Семену Кирсанову. Ее голос был не последним в своре, травившей поэтов. Наверное, и другим. Память этой мести хранят протоколы в архиве СП СССР. И книги - пустые, гладкие, никакие, написанные никаким автором, который, может, родился и жил в Одессе, но на нем это никак не отразилось…»

     Известен такой случай. Когда Ахматовой была присуждена премия лучшего поэта века, кто-то из чиновников уговаривал ее не ехать, чтобы от ее имени представительство вела Инбер. Ахматова сказала: «Вера Михайловна Инбер может представительствовать от моего имени только в преисподней». Вера Инбер, выступая против Пастернака, Лидии Чуковской, поддерживающая гонения поэтов после войны в связи с Постановлением о журналах «Звезда» и «Ленинград», была по другую сторону баррикад.
     Впрочем, и в конце жизни у нее получались прекрасные строчки.

     Читатель мой, не надобно бояться,
     Что я твой книжный шкаф обременю
     Посмертными томами (штук пятнадцать),
     Одетыми в тисненую броню.

     Нет. Издана не пышно, не богато,
     В простой обложке серо-голубой,
     То будет книжка малого формата,
     Чтоб можно было брать ее с собой.

     Вера Инбер пережила мужа и дочь и умерла в Москве в 1972-м, в 82 года. Даже пользуясь всеми благами советского режима, она не смогла стать счастливой. Она видела изнутри все ужасы блокады, она пережила смерть внука и дочери. Постоянный страх ареста заставил ее надеть маску упертого функционера от литературы. Недаром, она так жалела ушедшую молодость. Вера Инбер прожила чужую жизнь и стала той, кем не собиралась быть. Незадолго до смерти она написала в своем дневнике: «Бог меня жестоко покарал. Пропорхала молодость, улетучилась зрелость, она прошла безмятежно, путешествовала, любила, меня любили, встречи были вишнево-сиреневые, горячие как крымское солнце. Старость надвинулась беспощадная, ужасающе-скрипучая...».

     Как тяжко жить зимой на свете сиром,
     Как тяжко видеть сны,
     Что мухи белые владеют миром,
     А мы побеждены.
                                                                  Вера Инбер

     Одесский переулок, где она родилась, сегодня назван её именем. Поздние стихи Инбер никто не помнит, зато её ранние вещи — детские стихотворения, рассказы, книги «Место под солнцем» и «Америка в Париже» — вспоминают всё чаще. А её песенку «Девушка из Нагасаки» поют уже почти девяносто лет.

 
     Он юнга, его родина – Марсель,
     Он обожает пьянку, шум и драки.
     Он курит трубку, пьет английский эль,
     И любит девушку из Нагасаки.

     У ней прекрасные зеленые глаза
     И шелковая юбка цвета хаки.
     И огненную джигу в кабаках
     Танцует девушка из Нагасаки.

     Янтарь, кораллы, алые как кровь,
     И шелковую юбку цвета хаки,
     И пылкую горячую любовь
     Везет он девушке из Нагасаки.

     Приехав, он спешит к ней, чуть дыша,
     И узнает, что господин во фраке,
     Сегодня ночью, накурившись гашиша,
     Зарезал девушку из Нагасаки.