[Nikita]

Высоцкий и Дмитриевич. Парижские встречи

На улице, где находится театр "Эберто", стоит небольшое светлое здание.
Здесь за фасадом прячутся ночной ресторан и небольшая гостиница. На втором этаже уже много лет живет человек, который относится ко мне как к дочери, - русский цыганский барон в Париже Алеша Дмитриевич. Этот титул он, возможно, присвоил себе сам, но величавость и царственная манера держаться у него
соответствующие. И потом, он как никто умеет заставить рыдать свою гитару, голос его, кажется, прорывается из самой глубины человеческого страдания и неизменно очаровывает ночных красавиц. После бесконечных праздников, которые мы устраиваем все эти месяцы, пока играем в "Трех сестрах", все друзья семьи Поляковых проводят ночь у Жана Пиона - владельца ресторана, которого мы с
нежностью называем нашей пятой сестрой. Алеша, влюбившись в атмосферу этого дома, поселился здесь в маленькой комнатке на втором этаже.
Однажды мы приходим сюда днем. Дверь долго не открывают, потому что это необычное время для ночных завсегдатаев. Через несколько минут все же щелкает замок и /щерь открывается. Хрупкая фигурка отходит в тень и исчезает. С прошлой ночи остался такой сильный запах пепла, пота и духов, что нечем дышать. Подруга Алеши - молодая светловолосая и бледная француженка, которая из любви к нему проводит ночи, переодевшись в цыганку, - говорит приглушенным' голосом: "Он сейчас спустится, подождите здесь,
наверху очень тесно".
Ты сгораешь от нетерпения. Ты уже давно слушаешь его пластинку, которую я привезла в Москву. Ты знаешь все связанные с ним истории и анекдоты: ночи, проведенные им, моим отцом и Кесселем в кабаре, советы Алеши: "Никогда не пей водки, когда нюхаешь кокаин", - мне было в ту пору тринадцать лет. Когда у Дмитриевичей украли все их богатства и я дала им денег, они приняли мой подарок молча - цыгане берут деньги как должное.
Алеша спускается, отрывистый кашель предваряет его появление. В темноте кабака лишь солнечный луч просачивается с улицы и танцует в табачном дыму. Ты стоишь в профиль ко мне, я вижу твои прозрачные глаза, слышу, как ты дышишь. В тот момент, когда ноги Алеши попадают в луч света, начинается как будто замедленная съемка. Потом мы видим его лицо, натянутую на скулах смуглую кожу, исполосованную тысячью морщин, которые разбегаются от глаз -
черных, блестящих и пронзительных. Глядя в упор друг на друга, вы беретесь за гитары - так ковбои в вестернах вынимают пистолеты - и, не сговариваясь, чудом настроенные на-одну ноту, начинаете звуковую дуэль.
Утонув в большом мягком кресле, я наблюдаю за столкновением двух традиций. Голоса накладываются: один начинает куплет, второй подхватывает, меняя ритм. Один поет старинный романс, с детства знакомые слова - это "цыганочка". Другой продолжает, выкрикивает слова новые, никем не слышанные:

... Я - по полю вдоль реки!
Света - тьма, нет Бога!
А в чистом поле - васильки
И дальняя дорога...

Вы стоите совсем близко друг к другу, и теперь я вижу в полоске света два упрямых профиля с набухшими на шее венами. Потом вдруг - одно движение руки: постой, послушай... И жалуется гитара; и мы тонем в ее плаче. Солнце теперь светит с другой стороны, скульптурно вырисовывая ваши лица, потом и они уходят в тень, и видно лишь светлое дерево гитар и ваши такие разные руки, пальцы, рвущие струны. Уважение друг к другу, возникшее с первых минут знакомства, останется у вас на всю жизнь. В противоположность остальным
членам семьи Дмитриевичей Алеша единственный ни разу не взял денег, которые ты швыряешь безумными ночами направо и налево: на следующий день он возвращает тебе эти деньги, аккуратно запечатанные в конверт.
Однажды Алеша взял колоду карт и протянул ее мне: "Вытащи две. - И, посмотрев карты, сказал своим глухим голосом: - Туз червей, девятка пик - любовь, смерть..."
На нашем фото в рамке приколот червовый туз. Фотография так и осталась висеть на стене,

"Марина Влади. Владимир или Прерванный полет",
Прогресс, М., 1989, стр. 78-79