[haim1961]

Обычно те, кто пытается “рационально” объяснить популярность блатного жанра среди населения России, говорят, что у нас-де при Сталине “полстраны пересидело в лагерях”. Мы не будем повторять здесь этих явно гиперболизированных, не соответствующих фактической истине утверждений(16). Не будем мы утверждать и того, что все наше государство представляет собой гигантскую тюрьму или зону с соответствующими порядками и законами (хотя в отдельные моменты российской истории эта метафора была не так уж далека от реальности). Однако не вызывает сомнения тот факт, что влияние тюремной и блатной субкультуры на национальный менталитет в XX веке было огромным. Это приходится принять как данность. Кто-то категорически не приемлет, отказывается признавать “русскую душу” в ее “блатном” проявлении. Но гораздо больше в нашей стране тех, для кого, в силу их привычек, воспитания, вкусов, именно такая форма национального самовыражения представляется наиболее адекватной

Некоторые социологи и журналисты отмечали, что именно “хулиганские” черты, “пацанское, дворовое обаяние” (выражение Е.Трегубовой(17)) оказались для многих наших соотечественников особенно привлекательными в облике первого лидера России нового тысячелетия – Владимира Путина. Несомненно, знаковым является тот факт, что в 80-х годах Владимир Владимирович был любителем творчества Токарева и Шуфутинского, а сейчас является поклонником легендарной группы “Любэ”, по стилю и духу весьма близкой к шансону, взявшей свое имя от знаменитых некогда хулиганов-люберов, “спасавших Москву от заграничной заразы”, вышедшей на отечественную эстраду под лозунгом “Кто сказал, что мы плохо жили?”.

Известный петербургский историк Олег Николаевич Кен (1960-2007) в своей статье от 2004 года “После революции – что?” отмечал “неукротимую тягу высших представителей (путинского) режима к уголовному жаргону - хранителю архаической простоты мира, где господствуют насилие и иерархия, и к мужественным прибауткам…, отражающим казарменный опыт сексуальной жизни” . О.Н.Кен совершенно верно прослеживает связь между тяготением к блатной стилистике и консервативным (“архаическим”) мироощущением. Отмеченные им симптомы (стилистически-языкового характера) являются одним из признаков поворота нынешней российской власти от либеральных ценностей к традиционным. Неудивительно, что поворот этот не нравится Олегу Николаевичу. Как удалось убедиться автору настоящей статьи из общения с этим ученым мужем, он был ярым приверженцем идеалов либеральной демократии, относившимся к ним с поистине апостольской ревностью. Однако, к большому огорчению единомышленников покойного историка, среди жителей России есть (и не только из числа “необразованного быдла”, но и вполне сознательных, мыслящих граждан) немало тех, у кого давно вызывает отвращение современный либерализм с его общеобязательной “толерантностью”(18). и набившей оскомину политкорректностью, и кому по душе та самая “архаика” и “мужественность”, которая присутствует и в речах наших сегодняшних лидеров, и в песнях таких любимых народом бардов и исполнителей, как Александр Розенбаум, Николай Расторгуев, Сергей Трофимов, Александр Новиков, Михаил Круг.

В отличие от шансона, рок-музыка (настоящая) по своей природе не консервативна, а революционна. Но ведь и революционность может быть разного толка. Шевчук – революционер-демократ, борец за свободу. На данном историческом этапе он ощутил определенную духовную близость с украинскими “оранжевыми революционерами” и деятелями российской радикально-либеральной оппозиции – “Другой России” (хотя не факт, что он является стопроцентным единомышленником тех и других, об этом позже). Кинчев, напротив, - революционер-фундаменталист, реакционный романтик, напрочь отрицающий ценности современной демократии, жаждущий воссоздания на месте нынешних “суверенно-демократической” РФ, и “незалежной Украины” единой великой Святой Руси с государем – Божьем помазанником во главе. Невозможно, конечно, воспринимать всерьез геополитические и династические проекты лидера “Алисы”. Здесь он (что характерно для многих рок-музыкантов), несмотря на солидный возраст, обнаруживает типично подростковый уровень мышления. Но все же не следует недооценивать идеологическое влияние этого, безусловно, талантливого и яркого человека на молодежь, составляющую основную массу его фанатов. В Европе и США второй половины XX века, рок-музыка стала орудием культурной революции, разрушившей традиционные ценности и устои западного христианского общества. Пример Кинчева и ему подобных христианских музыкантов, показывает, что она может служить и прямо противоположным целям. На языке рока можно славить Бога, православную веру и Отечество. Не зря стремится к диалогу с представителями рок-культуры сегодняшняя Русская Православная Церковь, в частности ее новый предстоятель – патриарх Кирилл, и совсем не напрасно “работал” с нашими рок-звездами замглавы президентской администрации Владислав Сурков. Возможно, есть доля истины в суждении диакона Андрея Кураева: “Если бы комвласти догадались в семидесятых годах поддержать рок и вместо сладеньких "ВИА" нашли бы и взрастили группу типа сегодняшней "Алисы" – мы не проиграли бы "холодную войну". Америка нас не обыграла бы” (Кураев А. диакон. Неамериканский миссионер. – Саратов, 2006. – С. 410).

Думается, что отнюдь не на поражение России будут работать и те люди, чьим девизом стали известные строчки “блатного” певца Александра Дюмина (19) “Мы прорвемся, не споткнемся, дай Бог терпенья нам, братва!” (А.Дюмин “Боль”). Или шевчуковский вариант того же лозунга: “Мы победим, Господь нас уважает!” (“Разговор на войне”).

Возвращаясь к Шевчуку, следует сказать, что его отнюдь нельзя отнести к классическим (ортодоксальным) либералам. Да, его свободолюбивой натуре не по нраву казенный патриотизм “паркетных генералов”, конъюнктурных политиков и шоуменов, двусмысленная риторика архитекторов “управляемой демократии”. Он хочет сохранить при режиме “питерских чекистов” свою независимость как человека, поэта и гражданина, которую он сохранял при власти коммунистов и, затем, демократов-либералов. Можно по-человечески понять эмоциональную симпатию лидера ДДТ к русским и украинским борцам за “свободу, равенство и братство” (а разве многие из нас могут сказать, что для них эта священная триада французской и последующих революций полностью утратила свою привлекательность). Шевчук с присущей ему смелостью и прямолинейностью говорит вслух то, что думают про себя и о чем разговаривают полушепотом многие наши интеллигенты-“очкарики”(20), в которых дух фрондерства и стремления к конфронтации с государством (любым) заложен почти на генетическом уровне. Вместе с тем, едва ли справедливо было бы утверждать, что классик русского рока принадлежит к числу тех, кто желает вернуть страну назад, в ельцинскую эпоху, или что он смог бы принять во всех проявлениях американо-европейский либерализм новейшего образца. Либерализм, создающий наиболее благоприятную среду для развития буржуазно-мещанского “общества потребления” и его культуры, которую лидер ДДТ презрительно именует “попсой” (как известно, это самое ругательное слово в лексиконе нашего рок-барда). Юрию Шевчуку совсем не чужд патриотизм (настоящий, а не показной). В своих песнях он утверждает героические и мужественные идеалы, которые современной либерально-“толерантной” цивилизацией преданы забвению или осмеянию. Думается, что преждевременна радость демократов ельцинско-гайдаровского призыва, увидевших вдруг союзника в поэте, который вложил в уста своего героя, солдата чеченской войны, полные горечи и ненависти слова: “Их либеральные зады засрали наши флаги”. Время все расставит на свои места. Политические крайности и “заскоки” были присущи многим выдающимся творческим людям. Из талантливых поэтов, музыкантов, художников редко получались толковые политике, и, помня это, власти не должны слишком остро и болезненно реагировать на нападки с их стороны. А раз уж такой человек твердо решился до конца совмещать в себе ипостаси поэта и гражданина, то мудрый правитель должен, по крайней мере, попытаться наладить с ним взаимоуважительный диалог. К сожалению, не все наши государственные мужи это понимали и понимают. История отношений Пушкина и Николая I представляет собой в этом смысле один из немногих положительных примеров (да и то, не все в этой истории было однозначно).

смотри продолжение: