Показать сообщение отдельно
  #1  
Старый 20.10.2010, 21:39
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию Граждане, послушайте меня. Феномен блатной песни



[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
В стране советской полудённой
среди степей и ковылей
Семён Михайлович Будённый
скакал на рыжем кобыле.

Он был во кожаной тужурке,
он был во плисовых штанах,
он пел народну песню "Мурка",
пел со слезою на усах.

И вот, когда уж эта Мурка
совсем убитая была,
была мокра его тужурка,
навзрыд рыдала кобыла.

Когда же кончились патроны
и петь уж не хватало сил,
четыре белых эскадрона
Семён Михалыч порубил…
(Народное)


[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации], КОТОРУЮ ТЫ, ЧИТАТЕЛЬ, ДЕРЖИШЬ В РУКАХ, - пожалуй, первая и единственная в этом роде. Это не сборник так называемых «блатных» песен. То есть, конечно, и тексты, и варианты этих песен здесь присутствуют. Но автор задался целью куда более интересной: рассказать об истории известных уголовно-арестантских (обычно почему-то называемых «блатными») и «уличных» песен.

История эта не только занимательна, увлекательна сама по себе. Дело в другом. Не зная ничего о создании этих произведений низового фольклора, об их корнях, о том, как они жили в среде блатного и каторжанского народа, как изменялись, какие реалии отражали, почему из уголовного и лагерного мира они хлынули в общество, нашли в нём живой отклик и поются до сих пор – так вот, не зная ничего этого, мы лишены возможности глубоко и объективно судить и о нашей российской истории, и о нашей с вами российской ментальности (или, говоря проще, о «закваске», национальном характере россиянина – не русского даже человека, а именно россиянина).

Именно рассказам о самых знаменитых уркаганских, арестантских, босяцких песнях и посвящена эта книга. Вы узнаете из собранных здесь очерков много нового, любопытного, весёлого, трагического, страшного, нелепого, героического о, казалось бы, давно знакомых и нехитрых по содержанию образчиках «блатной» лирики. Надеюсь, многим это поможет пересмотреть отношение к этой части русской низовой музыкальной культуры.

Так что подробно останавливаться на содержании своего занимательного исследования я не стану. А вот о феномене самой русской «блатной» песни есть смысл поговорить подробнее.


БЕДА ОПРЕДЕЛЁННОЙ ЧАСТИ НАШЕЙ «КВАСНОЙ» творческой и учёной интеллигенции, которая пытается формировать взгляды всего общества, состоит в том, что эти «сливки интеллектуального общества», увы, не просто страшно далеки от народа. Они его, этот народ, даже не пытаются понять. Зачем? Ведь именно они, «сливки», якобы призваны воспитывать, учить, пробуждать от спячки всю остальную лапотную массу. Которая, на взгляд доморощенных интеллектуалов, оказывается грязной, вонючей, дикой, забитой и убогой.

Нет спору: ещё Александр Сергеевич Пушкин ставил себе в заслугу то, что чувства добрые он лирой пробуждал. Однако ненавязчиво хотелось бы напомнить, что именно Пушкин ВПЕРВЫЕ заставил русскую литературу простым, народным языком. Строки из «Графа Нулина»:

Индейки с криком выступали
Вослед за мокрым петухом;
Три утки полоскались в луже;
Шла баба через скотный двор
Белье повесить на забор -

воспринимались в пушкинское время чем-то типа одесской песенки «Как-то по прошпекту с Манькой я гулял…». Неудивительно, что критики называли «Нулина» «похабным». Да разве только эту поэму? «Хамской» считалась среди «высоких пиитов» даже «Руслан и Людмила». Иван Дмитриев в сердцах даже написал: «Мать дочери велит на эту сказку плюнуть». Стихи Пушкина не раз объявляли «бурлацкими», «мужицкими», «неприличными», «низкими». Но шипение и бормотание всех этих зоилов сейчас интересует разве что историков литературы – как нелепый казус.

Нет, не поймите меня превратно: я ни в коей мере не сравниваю классическую уголовную песню с творениями Великого Арапа. Я всего лишь призываю всего лишь к одному: если человек берётся судить о каком-то предмете или явлении, он обязан ЗНАТЬ, о чём он говорит. Владеть историей предмета, объективно рассматривать его со всех сторон.

Всё это я говорю потому, что классическая «низовая» песня – каторжанская, арестантская, уголовная, дворовая – всё чаще становится поводом к войне (казус белли) в российском обществе, причём порою выступления отдельных деятелей культуры иначе как шокирующими назвать нельзя. На переднем крае атакующих «блатную» песню оказался режиссёр Марк Захаров, чьи фильмы действительно достойны огромного уважения. Между тем статья «Шоу маст гоу он» в газете «Московский комсомолец» от 16 января 2003 года, где Захаров набрасывается на известную песню «Мурка», по-моему, способна у нормального человека вызвать отвращение.

Приводить это сочинение полностью я не считаю нужным и даже этичным по отношению к российскому народу. Мне кажется, оно балансирует на грани паранойи. Такую злобу, ненависть, озверелое презрение ко ВСЕМУ российскому народу мне редко приходилось встречать.

Хотя сам Марк Анатольевич вроде бы всего-навсего пытается защитить великую русскую культуру и духовно здоровье соотечественников. Он пишет:

«Самое замечательное, что я видел в новогодних программах Центрального телевидения, - это, конечно, "развлекательную" программу "Шансон" 11 января.
Гвоздём зрелища явилась старая воровская песня "Мурка", которая была аранжирована и спета выдающимися мастерами нашего шоу-бизнеса с редким, якобы ироническим подтанцовочным размахом.
Понимаю, что это неотъемлемая часть нашей криминальной истории, нашей маразматирующей массовой культуры. Согласен, что без неё трудно почувствовать себя патриотом. На моей памяти эту задушевную песнь с упоением пели в пионерских лагерях дети социалистических зэков и их конвоиров. Я сам горланил ее, получая, вероятно, какую-то недостающую мне, уроду, осьмушку "блатной романтики" – романтики люмпенизированного отребья, поток крови, групповых изнасилований, поножовщины и постоянных, зловонных воплей: "Я тебя, сука, попишу!..
Вопрос: теперь, когда мы пытаемся обрести иной уровень в своем общественном развитии, когда, потеряв великую державу, раздавленную большевистской доктриной и обнаглевшим криминалом всех мастей и градаций, стремимся вписаться в мировую цивилизацию - теперь-то мы наконец должны воспринять дебильную с точки зрения русской словесности "Мурку" как постыдную историю злобных недоумков, опустивших страну к замерзающей параше?.. Ан нет! Она – наша поющая и гогочущая душа! Даже сегодня, когда мы все вместе корчимся в духовных и демографических муках».

ЛУКАВСТВА, НЕВЕЖЕСТВА И ЛЖИ В ЭТИХ УТВЕРЖДЕНИЯХ – ЧЕРЕЗ КРАЙ. Если уж автор решил обрушиться на общество, породившее культ блатной песни, он должен был начинать вовсе не с большевистской Совдепии, не с СССР.

Русская «блатная», или, правильнее сказать, уголовно-арестантская песня берёт начало от песни разбойничьей. При этом надобно заметить, что русская разбойничья песня тесно связана с традициями песни народной, отличаясь от неё лишь по тематике. А так – те же стилистические приёмы (зачины, параллелизмы и др.), даже язык не какой-то тайный, а обычный, доступный пониманию любого крестьянина или горожанина.

А почему? Да потому, что разбойничьи, уголовные песни, как объясняет нам известная энциклопедия Брокгауза и Ефрона, «находятся в связи с историей разбоев в России. В древней Руси разбой и войны часто отождествлялись; даже лучшие князья, как Владимир Мономах, допускали походы с характером разбоя, напр. при взятии Минска… Разбои стали усиливаться в Московском государстве после татарского нашествия и с XIV-го стол. приняли широкие размеры, причём главной ареной разбойничества с течением времени стало Поволжье и московская Украина. Впрочем, и новгородский север пользовался в этом отношении незавидной славой. Многочисленные разбойничьи шайки из новгородской вольницы — "ушкуйники" — грабили села и города, жгли церкви и мучили жителей. Самый страшный набег ушкуйников на Кострому отмечен в летописи под 1375 г. Предания о новгородских ушкуйниках отразились в былинах о Василии Буслаеве, в особенности в эпизоде встречи Васьки Буслаева с атаманами казачьими. На юго-восточных окраинах Московского царства с половины XV ст. разбойничество почти сливается с козачеством. Московское правительство вынуждено было посылать против разбойников военные отряды. Случалось, что разбойники разбивали царские войска и убивали воевод».

К сожалению, замечательная энциклопедия умалчивает о том главном, что делало разбойничьи песни не замкнутым фольклором преступников, а истинно народным достоянием. А причина состоит в том, что герой разбойничьих песен свободен от тяжкого труда и унижения крепостного крестьянина и солдата, а позже – фабричного рабочего, зависимого от хозяина. Разбойник – это прежде всего свободный, «вольный» человек. Причём свободен он практически от всего – от дома, семьи, морали и законов общества. Закон для него – это его собственная воля. Не случайно лишь в русском языке «воля» и «свобода» оказываются синонимами. В крови, в генетическом коде русского, а шире сказать – российского человека заложена тяга к бесшабашной, безграничной «вольнице».
Разбойник русских народных песен - это бесшабашный, удалой молодец, который является в некотором смысле и народным мстителем, поскольку грабит и убивает богатых. Нередко он - жертва несправедливой случайности, и поэтому частично оправдан во мнении народа, выступает не злодеем, но как страдальцем.
Да и как же простолюдину, крестьянину, солдату с его рекрутчиной было не любить разбойничью песню! Хотя бы вот такую:

Как за барами житье было привольное,
Сладко попито, поедено, похожено,
Вволю корушки без хлебушка погложено,
Босиком снегу потоптано,
Спинушку кнутом попобито;
Нагишом за плугом спотыкалися,
Допьяна слезами напивалися.
Во солдатушках послужено,
Во острогах ведь посижено,
Что в Сибири перебывано,
Кандалами ноги потерты,
До мозолей душа ссажена.
А теперь за бар мы богу молимся:
Божья церковь - небо ясное,
Образа ведь - звезды частые,
А попами - волки серые,
Что поют про наши душеньки.
Темный лес - то наши вотчины,
Тракт проезжий - наша пашенка.
Пашню пашем мы в глухую ночь,
Собираем хлеб не сеямши,
Не цепом молотим - слегою
По дворянским по головушкам
Да по спинушкам купеческим:
Свистнет слёгушка - кафтан сошьет,
А вдругоряд - сапоги возьмет,
Свистнет втретьи - шапка с поясом,
А еще раз - золота казна!
С золотой казной мы вольные.
Куда глянешь - наша вотчина,
От Козлова до Саратова,
До родимой Волги-матушки,
До широкого раздольица…

А разве и сами люди разбойные не отдавали дань уважения народной песне? Так ведь и песня народная была под стать разбойничьей:

Как ведут казнить тут добра молодца,
Добра молодца большого барина.
Что большого барина атамана стрелецкого,
За измену против царского величества;
Он идёт ли молодец не оступается,
Что быстро на всех людей озирается.
Что и тут царю не покоряется.

Песня эта приводится Матвеем Комаровым в его в приложении к его знаменитому жизнеописанию вора и разбойника Ваньки Каина - «Неко¬торые из песен, петых Каином». Ну казалось бы, что тому разбойнику до стрельца, который парю изменил? Это их,, царя со стрельцом, внутреннее дело; не измени "барин-атаман" государю, так небось гонял бы он самого Каина, как Сидорову козу. Но нет! Всё отступает на задний план перед "шикарной" картиной , перед красивой позой, перед гордыней человека, презрением его к власть имущим, к самой смерти. Вот уж и родные уговаривают:

Ты дитя ли наше милое,
Покорися ты самому царю.
Принеси свою повинную,
Авось тебя государь царь пожалует.
Оставит буйну голову на могучих плечах.

Но:

Он противится царю, упрямствует,
Отца, матери не слушает,
Над молодой женой не сжалится,
О детях своих не болезнует.

Вот она, "капля жульнической крови"! Вот откуда потом пойдёт "блатная" "духовитость"!
К слову сказать, раз уже мы коснулись выше творчества Пушкина. И сам Александр Сергеевич, занимаясь историей пугачёвского бунта, подпал под влияние разбойничьего фольклора. Помните в главе восьмой «Незваный гость» «Капитанской дочки»:
«Поход был объявлен к завтрешнему дню. "Ну, братцы", - сказал Пугачев - "затянем-ка на сон грядущий мою любимую песенку. Чумаков! начинай!" – Сосед мой затянул тонким голоском заунывную бурлацкую песню, и все подхватили хором:

Не шуми, мати зеленая дубровушка,
Не мешай мне доброму молодцу думу думати.
Что заутра мне доброму молодцу в допрос идти
Перед грозного судью, самого царя.
Еще станет государь-царь меня спрашивать:
Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,
Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,
Еще много ли с тобой было товарищей?
Я скажу тебе, надежа православный царь,
Всее правду скажу тебе, всю истину,
Что товарищей у меня было четверо:
Еще первый мой товарищ темная ночь,
А второй мой товарищ булатный нож,
А как третий-то товарищ, то мой добрый конь,
А четвертый мой товарищ, то тугой лук,
Что рассыльщики мои, то калены стрелы.
Что возговорит надежа православный царь:
Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,
Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, пожалую
Середи поля хоромами высокими,
Что двумя ли столбами с перекладиной.

Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, - всё потрясало меня каким-то пиитическим ужасом».
Песня эта – тоже народная, записанная и отредактированная великим поэтом. Великим ещё и потому, что он пытался понять свой народ даже в его страшном, грозном, зачастую неприглядном обличии. Пушкин понимает и движущие пружины дикого разбойничества. «Чем триста лет питаться падалью, лучше один раз напиться живой крови – а там как Бог даст», - приводит он слова Пугачёва. Бунт против ублюдочного рабства, против жизни, где тебя кормят падалью и за падаль же считают – вот что рождает зверскую протестную волну в народе.

Да, воспевание разбойничьей вольницы – глубинная традиция русской культуры. И как могло быть иначе в стране, бОльшая часть завоеваний которой связана непосредственно с разбойниками? Ермак Тимофеевич – это ведь самый что ни на есть натуральный разбойник, уголовник чистой воды! Но именно он положил Сибирь к ногам Ивана Грозного. Собственно, точно такими же бандитами и разбойниками было всё казачество, которое стояло на южных рубежах России, отвоевало для неё Крым, Малороссию, Новороссию, сыграло огромную роль в завоевании и усмирении Кавказа…Кстати, казачья песенная культура оказала влияние и на субкультуру уголовную.

НО ВЕРНЁМСЯ К ОТКРОВЕНИЯМ МАРКА ЗАХАРОВА:
«Западло подозревать своих сограждан в криминальных намерениях, когда ты сам так веселишься в ублюдочных песнопениях, отражающих становление в СССР организованной преступности. Если ты пускаешь от удовольствия слюну при словах: "Речь держала баба, звали ее Мурка" - перестань переживать, что живешь в притемнённом переулке, и не дрожи, когда твоя жена или дочь добираются без автомобиля до пропахшего мочой подъезда!..
Если я вызвал у вас уже очень большое раздражение в связи с отсутствием юмора - загляните в полузасекреченные и весьма приблизительные данные о стремительном росте воровства и бандитизма в нашей стране! Народ, прошедший через сталинско-ежово-брежневскую мясорубку, с годами меняет не только свою генетику, но и поведенческие нормы. Он не может себя вести иначе. Он не может веселиться иначе. Мурка не только зашухарила всю нашу малину - она еще, шалава, заложила в нас мощную программу рождения даунов, олигофренов, генетических уродов, мощным потоком ползущих ныне из ее пьяного материнского чрева. Не понимают талантливые певуны-недоумки, что их жизнь в государстве, не умеющем бороться с преступностью, становится все опаснее, и заточка в руках отморозка все ближе от ихнего брюха!».

И опять полнейшая чушь, ерунда, подмена понятий. Ну не мальчик же уже седовласый Марк Анатольевич, чтобы не разуметь: ОРГАНИЗОВАННАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ НЕ РОДИЛАСЬ В СССР! Она была получена в наследство от царской России. И не надо делать невинность на лице, как говорил известный персонаж сериала «Ликвидация».

Когда меня начинают убеждать в том, что Советский Союз породил профпреступность, что в стране царила атмосфера, которая заложила все условия для рождения «даунов, олигофренов, генетических уродов, мощным потоком ползущих ныне из ее пьяного материнского чрева» - мне хочется назвать человека, допускающего подобные формулировки, либо душевнобольным, либо мерзавцем.

Потому что никакой ГУЛАГ с его несколькими миллионами сидельцев, никакие ужасы коллективизации, никакие репрессии не перечеркнут того факта, что именно в СССР культура, литература, искусство достигли высочайшего расцвета, несмотря на всё идеологическое давление. Плеяда блестящих поэтов, писателей, переводчиков, композиторов, музыкантов, балетмейстеров, кинорежиссёров – тому подтверждение. Более того – именно в СССР целенаправленно воспитывался удивительно тонкий массовый читатель, слушатель, зритель, способный воспринимать не только лучшие образцы отечественного, но и зарубежного искусства.

О даунах, олигофренах, дегенерации, упадке культуры можно говорить как раз в отношении постперестроечных 90-х годов прошлого века, и подобное положение явилось следствием бездумного псевдореволюционного развала СССР. Не идеализирую Совдепию, но мутная эпоха 90-х затмила беспредельщиной, волной криминала на всех уровнях, скотским отношением властей к гражданам многие «ужастики» развитого социализма.

И когда знаменитый режиссёр обвиняет в НЫНЕШНЕМ разгуле преступности «проклятое большевистское прошлое», мне вспоминаются сами большевики, которые столь же яростно обрушивались на не менее проклятое «царское прошлое». Все нынешние проблемы порождены исключительно политикой той власти, которая инициировала «перестройку» в её худшем из всех возможных вариантов, власти, которая развалила, разграбила, унизила великую страну, превратила большую часть населения в нищих, обозлённых люмпенов. Отсюда же – и дикий рост преступности, невиданная коррупция руководства всех уровней, практически сгнившая и развалившаяся правоохранительная и судебная система.

Именно отсюда и расцвет так называемого «русского блатного шансона». Не песни создают бардак, разгул преступности и загнивание морали в стране. Всё обстоит с точностью до наоборот: именно эти гниение и развал создают питательную почву для возникновения и расцвета подобной песенной субкультуры.

Не случайно в Интернете появилось немало возмущённых откликов на статью Захарова. Один из пользователей пишет:
«Насколько я знаю, СССР был самой читающей страной в мире, слушавшей одновременно «Мурку» и «Биттлз», «Таганку» и Магомаева. А то, что происходило после его распада, то, что называлось демократическими преобразованиями и реформами, проходило под всеобщий «одобрямс» нашей, а точнее Вашей, Марк Захаров, интеллигенции. «Неча на зеркало пенять…» - русская народная поговорка… Или вам, мастеру, не известно что первично не искусство, а лишь то что отображает оно?».

Ещё более интересно мнение коллекционера, исполнителя и автора так называемого «русского шансона» Виктора Тюменского. На всякий случай: Виктор - кандидат технических наук и работает над докторской диссертацией
Виктор пишет:

«Я помню, режиссер Ленкома Марк Захаров пару лет назад посмотрел новогодний огонек, где все наши звезды пели, кто «Мурку», кто «Бублички», кто «Институтку», и разразился гневным посланием в духе советских газет. Я просто обалдел, умнейший вроде человек, а видит корень зла в песнях, которые в России были, есть и будут. Это ж наш национальный жанр, если вдуматься! Мне так захотелось ему ответить! Если человек склонен совершить преступление, то он может хоть ежедневно ходить в оперу, но все равно украдёт…»

В подтверждение своих слов Виктор Тюменский сослался на известного писателя-эмигранта Романа Гуля, который вспоминал о своей встрече с Григорием Мясниковым – лидером рабочей оппозиции, убийцей великого князя Михаила Александровича (брата Николая Второго). Так вот, Мясников признался: когда он молодым рабочим впервые был арестован за революционную деятельность и заключён в тюрьму, то в тюремной библиотеке запоем читал Пушкина, который стал его любимым поэтом. И вот Мясников наткнулся на стихотворение «Кинжал», которое произвело на него такое впечатление, что в тюрьме он внутренне поклялся стать вот таким революционным «кинжалом». Как признал он сам, отсюда психологические корни убийства, которое он совершил.

То есть преступника и убийцу могут вдохновлять и великие произведения культуры. Не случайно в ГУЛАГе были столь популярны «рОманы» - пересказы в примитивной форме приключенческих и даже классических произведений. Извращённый ум под себя извращает и опошляет любую действительность.

И далее Тюменский приводит ещё один любопытный аргумент:
«Когда я был пацаном, мы во дворе всегда слушали «блатные песни», кто-то их любил больше, кто-то меньше, но собирались вечером включали магнитофон, гитару доставали и горланили «Гоп со смыком». И знаешь, странная закономерность, прошли годы, и жизнь разбросала эту дворовую компанию. Кто уехал, кто в армию ушел, кто семьёй обзавёлся рано, а некоторые, как водится, попали в тюрьму. Так вот, сели как раз те, кто «блатняк» не особо и уважал. Лично мне разговоры о вредоносном влиянии «шансона» на молодёжь кажется бредом чистой воды».

Да ведь они и являются таким бредом.

Но, что хуже всего, так это видеть, насколько слова Захарова расходятся с его делами. Громко обличая несчастную «Мурку», он, однако же, вполне благосклонно принимает её, звучащую на мероприятиях с его участием. Например, на 50-летии студии «Наш дом» в январе 2008 года, когда «Мурку» по просьбе Марка Розовского спела Людмила Петрушевская – правда, на свои слова. Но вот на восьмой церемонии вручения премии «Овация», которую вёл лично Марк Захаров, уже звучала как раз «классическая» Мурка – да ещё в хоровом исполнении!

А если идти дальше – так ведь добрый приятель Марка Анатольевича, уже упоминавшийся Марк Розовский, в своём «Театре у Никитских ворот» откровенно пропагандирует блатные и лагерные песни! Целые спектакли с ними ставит… Где же принципиальность? Может, надо прямо уже и начать с того, чтобы заклеймить Розовского? Но почему-то язык у Захарова не поворачивается…
Легче наброситься на героя Кубы Че Гевару, обозвав его «взбесившимся хорьком». Но ведь частенько такие определения возвращаются бумерангом к тому, кто ими разбрасывается.

ЧИТАТЕЛЬ МОЖЕТ ОБВИНИТЬ МЕНЯ в излишнем внимании к несколько неадекватному опусу человека, чей режиссёрский талант я, однако, безмерно уважаю. Но ларчик открывается совсем просто. Дело в том, что книга, к которой пишется это предисловие, не случайно называется «Песнь о моей Мурке». Истории этой великой уголовной баллады отведено в моём исследовании значительное место, как и другому блатному шедевру – балладе «Гоп со смыком». Эти поистине русские народные песни проверены временем, они выдержали испытания, пройдя сквозь вихри самых разных событий. И если народ всё-таки продолжает их петь, несмотря ни на какую самую зубодробительную критику и шипение – это нельзя назвать случайностью. Это – доказательство того, что и «Мурка», и «Гоп» стали ЯВЛЕНИЯМИ РУССКОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ. Безотносительно к тому, хочет кто-то с этим считаться или не хочет.

Я не случайно упомянул о дремучем невежестве Марка Захарова как в истории России, так и в истории российской песни. Обвиняя большевиков в том, что они-де «насаждали» блатную субкультуру и доводили народ до дебилизма, режиссёр где-то по незнанию, где-то из лукавства упустил одно немаловажное обстоятельство. Советская власть ВСЯЧЕСКИ БОРОЛАСЬ С ПРОНИКНОВЕНИЕМ УГОЛОВНОГО ФОЛЬКЛОРА в народные массы, тем паче – на эстраду.

Безусловно, мне могут возразить: а как же утёсовские «С одесского кичмана» или тот же «Гоп со смыком»? Ведь, по воспоминаниям Леонида Осиповича, они не только были выпущены на грампластинке, но по личной просьбе Сталина даже однажды исполнялись в Кремле!


см. продолжение
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием