Показать сообщение отдельно
  #2  
Старый 10.04.2009, 19:00
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

"радио свобода"

[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации] / [Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

08.02.2009 16:00


Прекрасная Маруся Сава





Иван Толстой:
Наша программа сегодня посвящена русской песне в Америке. Из всего многообразия наших соотечественников, выступавших на американской эстраде, мы выбрали одну только Марусю Саву. Не потому, что она была самой знаменитой, были и другие звезды, но потому, что ее феномен и судьба изучены московским исследователем Михаилом Близнюком, который посвятил певице большую и обстоятельную монографию, которую так и назвал «Прекрасная Маруся Сава». Книга вышла в московском издательстве «Русский путь». Я спросил Михаила Ивановича, почему русскую музыкальную Америку знают гораздо меньше, нежели Европу, чем это объяснить?

Михаил Близнюк: Вы знаете, я думаю что это, кстати, один из тех предлогов, благодаря которому я и написал эту книгу. Мы действительно знаем гораздо лучше русский Париж. Лучше - относительно, кто-то - лучше, кто-то - хуже, но мы имеем представление, по крайней мере, что там были русские рестораны, в этих ресторанах служили русские князья, офицеры, дамы высшего света, играли великолепные балалаечные оркестры, цыганские оркестры, пели замечательные певцы. И как-то так принято, может быть, я с натяжкой скажу, считать, что, казалось бы, вся русская эмиграция была в русском Париже. Это отчасти, может быть, действительно так, там был собран цвет русского изгнания, но многие русские после Константинополя, например, уехали в США в 1924 году, когда открыли квоту, многие люди выбрали Северную Америку в качестве своего пристанища. Кроме того, некоторые уезжали даже непосредственно из Франции. Другое дело, что мало известно о том, что русские-то, собственно говоря, в Нью-Йорке, например, появились несколько раньше, чем в Париже, да и русские рестораны, кои являются одним из предметов моего исследования, тоже появились в Нью-Йорке раньше лет на 15, чем в Париже. И были, скажем так, рестораны ничем не хуже, чем в Париже, и выступали там те же самые балалаечные оркестры, цыганские оркестры, пели замечательные певцы. Но вот, к сожалению, так получилось, что Париж мы знаем неплохо, Белград, Шанхай, Харбин, может быть, и вот когда я с этим столкнулся, мне стало как-то обидно за русский Нью-Йорк, и я решил об этом сначала собирать информацию. Сначала непосредственно о Марии Ивановне Савицкой, которая была Марусей Савой на сцене, которую все знали под эти именем, а потом, когда я начал копаться в каких-то архивах, вернее, в подборках газеты «Новое Русское Слово», издававшейся в Нью-Йорке, я увидел большое количество совершенно незнакомых мне имен - артистов, певцов, музыкантов, которые выступали рядом с Марусей, вместе с ней, либо в подобных же заведениях на острове Манхэттен, и я заинтересовался, стал думать, что же это за люди, стал собирать какую-то о них информацию. Поэтому книга не только и не столько о Марусе, хотя она присутствует в названии, она - главный стержень, который держит все повествование, но в ней упоминается о достаточно большом количестве других достойных людей, артистов, музыкантов и певцов.

Иван Толстой: Вы сказали, что Нью-Йорк начал развиваться на 15 лет раньше Парижа. Вы имеете в виду до Первой мировой войны?

Михаил Близнюк: Получается, что так. Потому что когда говорят о Первой волне эмиграции, Второй волне, то по-научному, строго говоря, это не совсем верно. Первой волной считается послереволюционный исход, а ведь непосредственно Первая волна эта была еще до революции, это были, может быть, не совсем русские люди, но русскоязычные люди, которые поехали из Российской Империи в Америку в поисках. Например, безземельные крестьяне. Это были еще не офицеры белой армии, белой армии еще просто не было. Это были русскоязычные люди с Волыни, с Галиции, предположим, из таких губерний, которые потом стали территорией Украины. Но это были люди, которые воспитывались в русской культуре, говорили по-русски. Русины, скажем, которые уезжали в большом количестве. Именно эти люди основывали первые русские рестораны. Может быть, это не было началом русского музыкального Нью-Йорка, но вот первый русский ресторан «Русский медведь» в 1908 году открылся, потом, в 1910 году - ресторан «Сибирь». То есть, на несколько лет раньше революции.

Иван Толстой: Михаил Иванович, а можно ли, оставаясь в России, изучать такой предмет сегодня, когда архивы открыты и есть очень неплохие библиотеки с эмигрантской периодикой?

Михаил Близнюк: Это не совсем так, я бы сказал, потому что, конечно, есть архивы в Москве, есть библиотеки, в которых представлены далеко не полные, разумеется, комплекты того же «Нового Русского Слова», из которого я по крупицам собрал информацию - те же самые объявления о концертах, закрытии или открытии сезонов в том или ином ресторане, и так далее. Эти комплекты достаточно фрагментарные и далеко не полные. Да, какие-то книги, конечно, можно найти, но сами понимаете, что там мало что есть, потому что об этом люди практически не писали. Если писали воспоминания, то, в основном, о писателях, а если о музыкантах, то о музыкантах классического репертуара. В этой книге ведь классики практически нет, это люди, которые занимались в основном тем, что называли одно время цыганщиной. Хотя это были далеко не кабаки, а достаточно достойные заведения, в которых при исполнении музыки и жевать-то было неприлично, то есть люди откалывали вилки и внимали искусству того или иного артиста.

Иван Толстой: А с чего, Михаил Иванович, вы начинали ваши исследования?

Михаил Близнюк: Отталкиваться было практически не от чего, потому что тема была для меня совершенно новая, неизвестная и, скажем так, еще 12 лет назад я даже и не думал, что так все получится. Но получилось достаточно случайно. Я попал в дом к одному из московских коллекционеров, которого, правда, интересовали больше пластинки, чем биографии их авторов. Тем не менее, он мне показал фотографию певицы, это была именно Маруся Сава, и меня приятно поразила ее красота. На обложке, на переплете воспроизведена одна из фотографий. Это какая-то экзотическая красота. Я заинтересовался, этот коллекционер сообщил мне, что Мария Ивановна жива, я поинтересоваться, можно ли с ней как-то связаться, он мне любезно сообщил телефон и адрес. Я сначала позвонил по телефону и спросил разрешение написать, получил согласие, написал, через полтора месяца получил, к немалому своему удивлению, достаточно развернутый ответ, и у нас завязалась с Марией Ивановной переписка, которая продлилась чуть больше трех лет, до того времени, пока она еще была в силах держать перо и могла достаточно много писать.

Иван Толстой: Михаил Иванович, пришло время представить Марусину судьбу

Михаил Близнюк: У Марии Ивановны Савицкой судьба немножко нетипичная для русской эмигрантки, потому что уехала она уже из Советского Союза, после революции, конечно, но когда уже прошло достаточно длительное время. Она уехала на рубеже 28-го и 29-го годов. То есть, советская власть уже достаточно сильно укрепилась и, казалось бы, уезжать надо было либо раньше, либо вообще не уезжать. Родилась она во Владивостоке, по крайней мере, так об этом сообщается в книге. Дело в том, что после выхода книги я пытался уточнить, есть определенные моменты, которые меня наталкивают на мысль о том, что на самом деле родилась она не во Владивостоке, а где-то в центральной части России, возможно, на пути ее родителей во Владивосток. Но сама Маруся говорила, что родилась во Владивостоке. И так я это оставил и в книге, из уважения к ее воле, тем более, что сейчас ее уже нет в живых.
Родилась она, опять же, по словам самой Маруси, в 1910 году, училась во Владивостоке в Черепановской гимназии. Родители ее были зажиточными людьми. Мама была домохозяйкой, у отца было небольшое дело. То есть, Маруся жила в хорошей семье. У нее была еще сестра, были братья. Вышла она достаточно молодой замуж за известного во Владивостоке врача Петра Валентиновича Шабалдаева, который был намного ее старше. И вместе с ним она и уезжала из России, потому что его регулярно приглашали и до революции в Париж, возможно, в Сорбонну читать лекции. И вот они так и поехали. И Маруся сама говорила, что мысли об эмиграции в тот момент не было. Возможно, где-то подспудно они и размышляли, вернуться или нет, но сначала такой мысли не было. Попали они из Владивостока в Шанхай, там, согласно Марусиным словам, муж заболел и умер, и Маруся осталась одна. Тут достаточно много элементов случайности. Будущего у нее практически не было в тот момент, потому что возможный вариант дальнейшего развития ее судьбы - это было то, что в Шанхае называлось dancing girls, то есть, девушки для танцев с теми же самыми американцами, американскими матросами. Ничего плохого, как может показаться на первый взгляд, в этом не было, но, согласитесь, что это достаточно невысокое положение для девушки в эмиграции в чужом городе. Языков иностранных она не знала, но помогла случайность. Подруга увидела объявление, пришла и сказала ей, что вот, мол, набирают хористов в очень известный в то время хор - Агреневой-Славянской. Маруся пошла на прослушивание, ее взяли, подругу - нет. Хор уехал очень быстро после этого в США через Гавайи. Вот так Маруся оказалась в Америке.

Иван Толстой: Расскажите, пожалуйста, о музыкально-ресторанной жизни русского Нью-Йорка.

Михаил Близнюк: Я настаиваю все-таки на том, что достаточно давно в эмигрантской жизни Нью-Йорка была и художественная, и ресторанная культура. Первые рестораны появились в 1908-10 году, потом был большой наплыв, и получилось сразу столкновение двух эмиграций - Первой и Второй волны, константинопольской. В 1924 году поехали русские из Константинополя, и их было достаточно много. Одним из первых приехал такой известный артист, он был известный еще в России, в отличие от многих других, которые стали известны в Америке в силу возраста или каких-то иных причин. А этот артист, Станислав Сарматов, был известным в России куплетистом, у него был такой образ такого босяка, скажем так. Куплеты распевал, ездил по югу России, очутился на юге, в Крыму, с белыми, вместе с Добровольческой армией ушел, и в 24-м году одним из первых приехал в США. Естественно, эти люди, когда приезжали, надо было где-то выступать. Многие как раз обращались именно в русские рестораны. Потому что потом, когда кто-то подрабатывал еще в кино, это, правда, было несколько другое побережье, но, тем не менее, отбирать могли людей и в Нью-Йорке, но потом, когда поменялось кино с немого на звуковое, это был большой удар по русским и, вообще, эмигрантским артистам, которые быстро потеряли работу, поскольку по-английски они не могли играть на том уровне, который начал требоваться в то время. Поэтому ресторанов было достаточно много, их было все равно больше чем в Париже. Потом, возможно, Париж, к началу Второй мировой войны догнал и даже обогнал Нью-Йорк. Были рестораны разного уровня. Были рестораны, которые один из моих знакомых музыкантов, который упоминается в книге, называл рестораны-харчевни, куда тот же самый рабочий русский люд приходил покушать, никакой культурной программы там не было, были заведения такого среднего уровня, где был небольшой оркестрик, причем, оркестр - это было три-четыре музыканта, но это гордо называлось оркестр, и были заведения более известные, например, ресторан «Корчма», а до войны и после войны существовал какое-то время, на рубеже 40-50-х годов ресторан «Русский медведь». Этот ресторан просуществовал больше всего, он был основан в 1908 году, он, конечно, переезжал в места на место, был старый «Русский медведь», потом новый «Русский медведь», хозяева иногда менялись, конечно, но он просуществовал до середины 80-х годов. Там, кончено, это была несколько другая публика, и люди начали выступать там другие. Был замечательный ресторан-кабаре «Казино Рюс» в центре Нью-Йорка рядом с Карнеги Холл. Выход из «Казино рюс», а следующий вход - в Карнеги Холл. Это кабаре было основано человеком, который сделал много для развития русской ресторанной культуры в Нью-Йорке, звали его Саша Маев. Александр Максимович Маев был сибиряк, разумеется, тоже был офицер в прошлом. Основал он сначала, до «Казино Рюс», которое появилось на ресторанной карте русского Нью-Йорка в 1939 году, а до этого уже несколько лет существовало другое его заведение, гораздо более известное, и сегодня многие, может быть, даже вспомнят это название. По-русски это называется «Русская чайная», но никогда его так не называли, а называли по-английски «Russian tea room», которая закрылась совсем недавно. Правда, это уже было совсем другое заведение, ничего там русского практически не было, это уже было псевдорусское, но, тем не менее, это тот ресторан, который в несколько измененном виде был показан в нескольких американских кинофильмах, например, многие вспомнят кинофильм «Тутси» с Дастином Хофманом, где одна из сцен происходит именно в этом ресторане.
Так вот, Саша Маев владел им. Но это было тоже рядом с Карнеги Холл, и туда приходили многие музыканты отдохнуть перед или после концерта. Но там не было культурной артистической программы, то есть не пели артисты. А вот когда Саша Маев открыл «Казино Рюс», он там делал замечательную культурную программу, приглашал лучших артистов. Это, правда, недолго продолжалось - лет восемь-девять.

Иван Толстой: А какое место во всей этой картине занимала Маруся Сава?

Михаил Близнюк:
Это моя оценка, потому что, опять же, как вы уже говорили сами, эта книга была написана практически не выезжая из Москвы, поэтому если даже я ошибаюсь, я думаю, что совсем не много, - Маруся была, наверное, с середины 30-х годов до начала 50-х, примадонной русского цыганского романса в Нью-Йорке.

см. продолжение:


[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
Ответить с цитированием