[haim1961]

Каждый день что-то новое: концерты, выставки, поездка к золотым копям Претории, на мыс Кейптаун, где сливаются два океана, изумрудное озеро Таньганьика. Потрясена этнографическ4ими музеями: все было когда-то у черного населения – и государства, и короли-чародеи, и высокая культура, и поэзия, и мудрость, и юмор. И мне больно было видеть, как через перила веранды ресторана негр с грустными глазами сует свою работу – статуэтку из слоновой кости, прося за нее гроши. А мы пьем шампанское…

Саванна, джунгли, стада жирафов, африканская жара, ливни, апокалиптические грозы с резкими переходами от оглушительного грома и раскалывающих небо молний к внезапной тишине, звенящей трелями птиц с такими фиоритурами, что я использовала их в своих новых песнях. Во время одной из таких неимоверных гроз я написала «Тропический дождь», который стал гвоздем моего репертуара. В социальном плане к Африке тоже близились бурные события. Бушевало Черное Сопротивление, уже заговорили о Патрисе Лумумбе, но моя белая аудитория, казалось, продолжала жить с закрытыми глазами в свое полное удовольствие. Эти события я не застала. А в воспоминаниях остался облик вечного праздника, приветливые лица, запах французских духов и дорогих сигар, воздушные кисейные одеяния, бесконечные аплодисменты…

Возвращение… Переменился мой репертуар. Песни Сопротивления отошли в историю, а новые сочинения представляли собой художественные картинки моих жизненных наблюдений. Среди них был поэтический сборник «Месидор», о котором высоко отозвался мой кузен Дмитрий Столыпин, внук известного российского министра во время правления Николая Второго. Было много откликов и других писателей Франции, и я вошла в Союз писателей Франции, стала членом Пен-Клуба, будучи уже членом общества композиторов и авторов (САСЭМ), в которой я была принята в 1936 году.

Неутомимая активность понесла нас с Юрием вперед: сначала в Аргентину, где несколько лет работал мой музыкальный театр, потом – в Чили, наконец, в США, где мы обосновались. Муж – профессором по металлургии Дрексельского университета, а я с гитарой – по горам и морям, вплоть до Южной Африки. В Париже, куда езжу регулярно, мое имя стало легендарным, а о каждом моем дне мало кто знает…

Мне очень хотелось поехать с концертами в Россию. Ив Монтан подстрекал меня на это, но помочь не смог, а я получила оттуда негативный ответ. Они еще не были готовы принять русскую белоэмигрантку, да еще такую вольную певицу. Но письмо из французского консульства меня утешило – правительство Франции награждает меня орденом Заслуги в январе 1965 года, а несколько лет спустя президент Миттеран вызывает в Париж, чтобы вручить еще один орден – Почетного Легиона… Встречи, люди, письма и тысячи воспоминаний, которые становятся бурным морем, стоит только потрясти память…

Саломе Мандель, хрупкая очаровательная женщина, вся в вуалях, скрывающих возраст, встречает меня после концерта в ЮНЕСКО литературной тирадой… Уже вышли три пластинки моих песен на французском, английском и русском языках. Одну из них посылаю генералу де Голлю. В 1973 году муж переходит в другой университет, и мы едем в Алабаму на несколько лет. Там моя буйная карьера притихает: я просто пишу песни, увлекаюсь стариной, участвую в провинциальных концертах и собираю свои сочинения для издания. Но это лишь переходный период. Муж уходит на пенсию, мы переезжаем во Флориду, где большая русская колония.

В нашем просторном доме на берегу синей бухты создаю «Салон Марли» для своих соотечественников-французов. В нем звучали лекции на самые разные темы культуры, истории, географии, искусства. Мой Юрий помогал во всем, а его хобби на пенсии стали гольф и шахматы. Он подружился с чемпионом мира Борисом Спасским и другими шахматистами. Они проводили вместе вечера за шахматной доской и безмолвно раскрывали друг другу душу. Оттуда Юрий и унаследовал это письмо великого Капабланки сыну – совет ответственным отцам. Во Флориду приезжал на отдых и создатель знаменитого казачьего хора Сергей Жаров с семьями своих певцов, которые принимали участие в песнопениях нашей церкви.

Наконец нас застала долгожданная весна, перетасовавшая Россию. Эмигранты встрепенулись – надежды затуманили глаза. Многие стали строить планы возвращения. У меня тоже забилось сердце – вдохновилась на новый марш (гимн что ли) или просто поднимающий дух напев наших идеалов. Затормозила меня мудрая художница Нина Федоровна Бурова: «Слишком рано! …Много, много лет, переворотов, слез и крови должно придти, чтобы над Россией разошлись злые тучи, и Русь восторжествует с новым Гимном. Под злыми тучами подразумеваю США и Западную Европу – вечные завистники». Перебирая письма этих времен, вспоминаю образы радетелй за родную культуру. Никто не жалел ни времени, ни денег, чтобы устраивать концерты, лекции, благотворительные балы с русскими костюмами и обычаями, сопровождаемые нашим духовенством.

А в 1988 году, когда был устроен грандиозный юбилей 1000-летия крещения Руси, родилась моя песнь «Баллада о Крещении Руси», которая произвела большое впечатление на этих торжествах и с тех пор поется сольно или хором. Жду, когда она зазвучит в России… Связь с Россией росла, шла по тысячам ручейков. Каждый русский искал к ней путь. Находили родственников, а кто мог – ехал туда повидаться. Я впервые с моего рождения поехала с туристической группой в Ленинград, чтобы познакомиться с матерью моего мужа Верой Владимировной Смирновой. Не хочу мимолетными впечатлениями испортить самое главное – я ступила на русскую землю и принесла несколько листиков с дерева Летнего Сада… И вот приходит мне письмо из Государственного архива России: интересуются всем, что напоминает и принадлежит старому времени. Мало что осталось. А осталось Евангелие дедушки Михаила Николаевича Алфераки, атласная скатерть стола для игры в бридж. Первое отдала Владыке Лавру в Свято-Троицкий монастырь (Джорданвилль), второе – отцу Михаилу Арцимовичу в Медоне.

Когда мы переехали на север США, началась как бы последняя и главная страница моей жизни, а может быть и карьеры. Было здесь много русских – кто на чтение лекций, а кто просто странствовал. Знакомились, переписывались. Ростислав Шелков, теперь о. Серафим пишет мне со святой горы Афон из Карули. Это самые дикие места, где монахи живут в скалах над морем, под бесконечным небом и добираются до своих келий по сплетенным руками лестницам.

Первый визит из Москвы нам нанесли Володя и Лариса Бондаренко – журналист и актриса, писатель и мыслитель Виктор Николаевич Тросников, организатор фестивалей духовной музыки Георгий Георгиевич Поляченко, целая группа писателей-славянофилов… Ранней ласточкой прилетел к нам Валентин Распутин. Его мы чествовали в Сиракузском храме и наслаждались его глубокими мыслями, а потом – его книгами и письмами. Вообще, завязалась связь, и сомкнулись концы…

Тогда в США организовывались центры помощи России – посылали сотни коробок с одеждой, продуктами, лекарствами. 13 мая 1990 года нам удалось с помощью Конгресса Русских Американцев добиться освобождения из заключения Владимира Русака, который потом работал здесь, в типографии Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле. Приехал в Бостон о. Александр Шаргунов, от него я узнала о певице Лине Мкртчян. Завязалась переписка, в результате которой я познакомилась с радиожурналисткой из «Голоса России» Асией Сафановной Хайретдиновой. Где-то было написано, что мы должны были встретиться. Асия оказалась ценителем и знатоком французской и испанской культуры, подлинной российской душой. Она представляла меня в своих программах москвичам и самым удивительным образом, на дружеской волне «простелила» мне «дорогу домой», ввела в круг творческих женщин «Москвички». Здесь меня ожидали очаровательные и талантливые женщины, которых объединяла поэт Луиза Савинская. Как я могла ожидать, что через письма, через посвящения, через ласковые слова на бумаге и на магнитофонной пленке я стану опять русской… Ведь прошел целый век.

Но вечна русская душа, вечно искусство. Звуки несутся и не умирают. Они заряжают других… Евгения Петровна Коноплева, директор Таганрогского музея, центральным зданием которого является дворец Алфераки, находит меня. Алфераки – это мои предки по материнской линии: моя мама успела родиться в этом доме. Замыкается круг судьбы… Я послала туда несколько семейных реликвий, которые странствовали с нами со времен революции. Не роман ли это? Перекличка сотен голосов, смешение писем, песен, сердец… Как будто над реальностью еще какой-то мир движется по-своему и ведет тебя туда, куда и не смел надеяться войти… Письма из России означают для меня новый, бесценный период в моей жизни.

Невзирая на годы, мою карьеру ожидала великая новость. В июне 2000 года Париж приглашает меня на юбилейные торжества, посвященные 60-летию исторического Призыва генерала де Голля продолжать борьбу против оккупировавшей Францию Германии. Участвую как почетный гость во всех праздничных мероприятиях: на открытии Музея Второй мировой войны и Движения Сопротивления, на приемах в парижской ратуше, в Пантеоне, в соборе Ла-Мадлен. И всюду я запевала «Песнь партизан», которую вслед за мной подхватывал хор Французской армии… Редкий случай для женщины: меня приглашают возжечь пламя у Могилы Неизвестного Солдата под Триумфальной Аркой. Меня окутали в легенду: рядом – военные, маршал Ут-Лафон, друзья, ветераны Сопротивления, мои родственники. Меня чествовали как барда, трубадура, композитора и автора песен войны – от президента Республики Жака Ширака до Британского Королевского дома.

В этом же июне 2000 года выходит книга моих военных воспоминаний. Ко мне подходили незнакомые люди с просьбой дать автограф, благодарили и выражали признательность. Везде я чувствовала желание людей опереться на светлые и благородные воспоминания, ностальгию по тем чувствам, которые объединяли людей во время войны и куда-то исчезли… В своей речи на приеме в ратуше 18 июня 200 года мэр Парижа М. Жан Тибери сказал, в частности: «Я счастлив сегодня воздать Вам честь от имени парижан и выразить нашу признательность и наше восхищение Вашей выдающейся ролью и Вашим вкладом в борьбу, в которой решалась судьба Франции».

Вот моя эпопея через призму некоторых бесценных для меня писем, от которых веет ароматом букета только что сорванных полевых цветов. А хочется закончить моим собственным письмом – письмом героям-морякам подводной лодки «Курск», которые показали миру доблесть самопожертвования:


Героям-морякам

Наши любимые, наши дорогие,
На самой глубине,
Где и рыбе не быть,
Вы героями пали,
Задохнувшись стихией,
Где никто и ничто
Не могло вас укрыть
От волны беспощадной,
От бездонного ада,
Где от века веков
Лежат много таких,
Что без страха уплыли
От любимого сада,
От семейного дома,
От детей молодых.

Что мы знаем – кого
Бог Господь именует
Для грядущего дня
Среди славных Святых?
Пусть венец наших слез,
Братья, вам аллилует
И по Мурманскому морю
Навеки кадит!

Эти стихи были записаны по телефону на магнитофонную ленту и прозвучали в День траура 23 августа 2000 года на радиостанциях «Маяк», «Голос России», «Народное радио».

В статье сохранена авторская орфография и пунктуация.
Данный материал приводится по книге А. Смирнова-Марли «Дорога домой», Изд. «Русский путь», Москва 2004 год.