Всеволод Верник
Дорогие мои…
Учителям Одесской школы N 57
Дорога казалась необычайно длинной. Для семилетнего пацана, который с самого утра готовился к первой встрече со своей школой, она такой казалась. Сколько раз потом проходил я этот путь, - в любую погоду, в любое время года, но этот день мне запомнился навсегда. Я шел с мамой. В полотняной торбе лежали две тетрадки с таблицей умножения на задней стороне обложки и одна "тетрадь", не очень умело, но заботливо сделанная мамой из старых газет. В ней можно было писать между печатных строк… Мы вышли из нашего дома на Пролетарском бульваре, 41. Его ещё называли домом консервщиков и в нём действительно жили тогда специалисты этого дела. В этом доме жил тогда и управляющий консервным трестом Жила. С его сыном Володькой я вечно дрался: он лучше меня плавал и лазал по деревьям…
Путь наш лежал мимо киностудии до Пироговской, потом на средине улицы Пироговской повернули направо и пошли вдоль забора военного госпиталя по улице Крупской. Почти в конце Крупской свернули налево и - вот она, наша легендарная 57-ая!..
…Я хорошо помню ее - мою первую учительницу. Небольшого роста, худенькая, в круглых очках, Фаня Юльевна Провман казалась девочкой, если бы не седая прядь от высокого лба до затылка… Она «вела» нас до конца четвёртого класса. Она никогда не кричала на нас. Мы любили её и частенько провожали домой на Чижикова, 28. Это было совсем недалеко от школы, нужно было только обойти велотрек и выйти на Чижикова. Когда мы закончили четвертый класс, она передала нас другой Фане.
Фаня Марковна Спивакова, по прозвищу Рыбий глаз, казалась совсем старой и правый глаз у неё действительно был похож на рыбий. Она преподавала русский язык и литературу и на её уроках мы сидели, как заколдованные! Это было не легко. В школах тогда было раздельное обучение и в классе девочек не было. Зато разница в возрасте ребят была ощутимая. Толик Хатенко все 4 года войны был Сыном полка, успел побывать в колонии и вообще - был «тот ещё мальчик»… Но на уроках русского никогда не хулиганил. Фаня Марковна была строгой и получить у неё «четвёрку» было очень непросто. Но зато она научила нас грамотно писать и на всю жизнь привила нам любовь к книге и русскому языку…
…Дверь в класс медленно открылась и мы буквально оторопели. Что-то тёмное пролетело от двери и громко шлёпнулось на стол. Портфель… Потом из двери показалась…борода, да какая! Седая, до пояса, от самых висков! Мы сразу его узнали. Другого такого не было и быть не могло! Это же его огромный портрет висел в витрине самой лучшей фотографии в Одессе! Фотография эта была на Дерибасовской, угол Карла Маркса. Тишина в классе была такая, как будто он был пустым…А нас, между прочим, в классе было 36! Он подошел, прихрамывая, к столу и сказал:
— Я ваш преподаватель географии, Павел Васильевич Булатов. Давайте знакомиться!
Он сделал перекличку и после, для проверки, назвал по фамилии всех, ни разу не ошибившись. Дежурный повесил на доске карту СССР. Павел Васильевич сел за стол и, взяв длинную указку искалеченной левой рукой, сказал:
— Когда мы c Сидором Артемьевичем Ковпаком форсировали Припять …(Рука с указкой описала плавную дугу и попала в точку на карте!)
Не повернув голову к доске, глядя на класс усталыми, мудрыми глазами много повидавшего человека, он спросил:
— Кто хочет проверить?
С места сорвался Колька Карелин, по прозвищу «паралич», и, заикаясь сильнее обычного, сказал:
— Пац-цаны, всё т-точно!.. П-п-прип-пять!!!
Боже, какие это были уроки и как мы ждали их!...
…Его привёл в класс завуч Семён Григорьевич Абель. Завуча боялись не только ученики, но и учителя. Худой, как щепка, ростом под 2 метра, совершенно лысый, он вполне соответствовал своему прозвищу «скелет». ГорОНО старалось как можно реже проверять работу школы: ходили слухи, что родной брат «скелета» - тот самый легендарный разведчик Абель!
Вошедший с завучем мужчина опирался на палку и …был абсолютно слеп. Всё лицо его было в синих пороховых точках.
— Николай Иванович будет преподавать обществоведение, - сказал «скелет» и вышел из класса.
Николай Иванович рассказал, что он бывший танкист, горел в танке и потерял зрение… Он что-то рассказывал нам по предмету, но нам это было неинтересно и на его уроке мы делали домашние задания. На следующий день он вызвал к доске Витьку Рядченко, по прозвищу «цуцик». Маленький и вертлявый, он вполне оправдывал своё прозвище. Цуцик открыл книгу и всё прочитал по ней! В классе стояла мёртвая тишина… Николай Иванович сказал:
— Садись, «пять».
Потом медленно закрыл классный журнал и молча вышел из класса. Рука, закрывшая журнал, дрожала… До конца урока оставалось 20 минут… «Цуцика» били всем классом, засунув в дверную ручку ножку стула… Больше всех старался Осик Бройтман. Мы знали, почему: его отец сгорел в танке…
Николай Иванович вскоре из школы ушел. «Цуцик» перешел в другую школу…
…Её тоже привёл в класс завуч. Среднего роста, волосы цвета воронова крыла, скромный серый костюм и наброшенный на плечи большой пуховый платок. Она спокойно оглядела класс и сказала завучу:
— Спасибо, Семен Григорьевич, я познакомлюсь сама.
По партам прошел шепоток удивления: так со «скелетом» никто не разговаривал. Он молча кивнул головой и тихонько вышел из класса.
— Отож, хлопцi, давайте познайомимось, - произнесла она по-украински.
До неё украинский мы не учили: не было преподавателя.
— Мене звуть Сарра Самойловна Фрадкiна.
Мы зашумели. Многие из нас вообще не понимали языка. Кто-то крикнул: — Говорите по-русски!
— Хорошо, сказала Сарра Самойловна. Она взяла правой рукой уголок платка и он медленно заскользил вниз… Ни один пацан не остался сидеть за партой, все вскочили, но слышно было только чириканье воробьёв за окном…Забыв обо всём на свете, мы не могли оторвать взгляды от скромного серого пиджака. А на нём были: Орден Ленина, два ордена Красной Звезды и медали, медали, медали… Украинский мы полюбили сразу, всерьёз и надолго!..
…Каждую перемену мы старались проводить во дворе. Играли в «отмерного осла», прыгая друг через друга, как в чехарду, только по другим законам игры. Подбивали ногами «маялку» - маленький мешочек с крупным песком или горохом внутри. Была ещё одна разновидность «маялки» - «лянга». Её привезли из сибирской эвакуации ребята, которые были постарше нас. Делалась «лянга» просто: вырезался ножницами круглый кусочек овчины, к нему снизу крепился кусочек свинца с двумя дырками. Мех тщательно расчесывался и – всё! «Лянга» готова. Играли в неё, как в «маялку», но она опускалась, как маленький парашютик и было интересно смотреть, как лянга от удара ноги поднималась мехом вниз, а потом, летя вниз, переворачивалась мехом вверх. В нашем классе больших «мастеров маялки» не было, а ребята в других классах набивали до пятисот и более. Родители и учителя ругали нас за маялки. Говорили, что так можно «набить грыжу», но мы не верили, тем более, что таких примеров не было…
…Он стоял рядом с нами и смотрел, как Ванька Фуженко, - растрепанный и красный от напряжения, - считал удары, перевалив за третью сотню. Ваньке не пришлось доиграть до конца: прозвенел звонок.
— Будьте любезны, как мне пройти в пятый «В»? - спросил он.
Обращение было настолько необычно, что все невольно посмотрели на него. Он был очень стар. Чуть сутулился при ходьбе и, когда шёл, напоминал журавля. Мы привели его в наш класс и он, молча подойдя к столу, взял в руку мел. Разгоряченные переменой, мы шумели, но он нас не пытался успокоить. Он просто подошел к доске и каким-то быстрым движением начертил на ней окружность. Мы замерли. Он взял в руки циркуль, которым мы обычно чертили на доске и, раздвинув его, сказал, обращаясь к Ваньке:
— Пардон, молодой человек, не желаете ли проверить сию фигуру?
Ванька желал. Окружность на доске и окружность, проведенная циркулем, полностью совпали… Александру Ефимовичу Омельяновичу было под 80. Он был учитель от Бога. Он редко ставил «двойки», и в ответ на наше:
— Этот пример не получается!, неизменно говорил:
— Пардон, друзья мои! Если вы это не можете решить, то это – бедствие!...
Так и прилипло к нему прозвище – «Пардон». Он преподавал математику с пятого по десятый класс и его не просто уважали, - его любили. За справедливость. За терпение. За «пардон»!...
Наш классный…Его не просто не любили, нет, - его ненавидели с искренней непосредственностью детей первых послевоенных лет. Мы не были ангелами. Мы били стёкла, которые нечем было заменить, мы рвали в драках одежду с чужого плеча, кое-как подогнанную под рост, мы играли в «сало» на крыше нашего пятиэтажного дома, бегая по балкам недостроенного солярия… Ширина балки была 25 см! Мы прыгали на подножки 17-ого трамвая и однажды такой прыжок закончился трагически: Жорка Баранников промахнулся мимо подножки и ему отрезало ногу… Мы не были ангелами, но - он!
Он не только вызывал родителей в школу по поводу и без повода, он делал хуже - он ходил по домам! Представьте себе наших матерей, после полуголодного трудового дня, когда, настоявшись в очередях, они прибегали домой, не зная, за что раньше хвататься! И тут появлялся он – с огромным раздутым портфелем, и, сверля собеседницу маленькими, близко посаженными глазками, визгливо заявлял с порога:
— Немедленно примить мера к ваш ребёнок! Он снова не подстриг свой…мы-ды скубчик!!!!
Понимать это нужно было так — Ваш сын снова не подстриг чубчик. За вечер он обходил 5-6 адресов и на следующий день он получал очередных 5-6 мстителей!... Изобретательность наша не знала границ! Мы учились во вторую смену и на его уроке непременно гас свет. Вложенный между патроном и лампочкой кусочек мокрой промокашки пропускал ток только до момента высыхания, а это происходило ровно через 15 минут, после начала урока!... Классная доска срывалась с гвоздя и повисала одним боком. Да разве всё перечислишь?! Но верхом нашей мести была «операция», разработанная и осуществлённая. В ней принимали участие Толик Хатенко, Борька Матковский, Сашка Лежанский, Колька Карелин, Вовка Шикерин и ваш покорный слуга. Мы ждали подходящий момент и таки дождались его!
В этот день по радио сообщили о разоблачении Берии и наш « классный» проводил классный час.
— Этот гнусный клятвопроступник Бероя!...
От возмущения «клятвопроступником» он был красным и брызгал слюной. Ребята окружили его возле стола и отвлекли вопросами по теме. Вытащить из портфеля классный журнал и утопить его в дворовом туалете соседнего дома было делом десяти минут…
Его звали Ефим Лазаревич Гойфман и он преподавал английский язык! Старшеклассники говорили, что знал он его намного лучше, чем русский. После случая с классным журналом, «скелет» сказал, что сам будет преподавать нам английский, а классом будет руководить… Дмитрий Владимирович Долгонос! Радости нашей не было предела! Дмитрий Владимирович преподавал физкультуру. Но как преподавал! Невысокого роста, сухонький и жилистый, с совершенно лысой головой и действительно длинным носом, он умел заинтересовать своим предметом абсолютно всех, даже освобождённого от физкультуры Изю Шварцштерна. Родители освободили его от физкультуры потому, что Изя учился играть на скрипке. Если бы они знали, что их Изя приходил в школьный зал и готовился к соревнованиям по спортивной гимнастике на первенство города! Но они ничего не знали, а Дмитрий Владимирович его не выдавал. Ребята называли физкультурника «Форшмак» и прозвище это имело свою историю. На втором этаже школы был спортзал и на уроке физкультуры мы прыгали через «козла». Прыжки получались не у всех и, хлопнув очередного неудачника пониже спины, Дмитрий Владимирович говорил: – Эх,ты, - форшмак! На него не обижались, он был добродушным и весёлым человеком. За время нашей учёбы в школе он подготовил много спортсменов – разрядников. И среди них - Аркашу Гурмана и Евгения Вонсовича - мастеров спорта по лёгкой атлетике и чемпионов Союза!
Я познакомил Вас, мой читатель, со всеми, кого помню. Память бережно сохранила облик каждого из Учителей, и пока постаревшие «ребята» из бывшего 5-го «В» помнят их так же, как я – они живы и они с нами! Да будет память о них светлой и долгой!
Нью-Йорк, Бруклин, 2004