Внимание! Регистрация на наш форум приостановлена. Для связи с администратором, используйте эл. почту

ШАНСОН - ПОРТАЛ   |    ШАНСОН - ПОРТАЛ - ГАЛЕРЕЯ

ШАНСОН - ПОРТАЛ - ФОРУМ

Поиск по Шансон - Порталу >>>


Вернуться   Шансон - Портал - форум > Русский шансон > О жанре русский шансон

О жанре русский шансон Рассуждаем о любимом жанре (а возможно и нелюбимом)

Ответ
 
Опции темы
  #1  
Старый 20.09.2009, 20:13
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию Песни железного века, или Свет в подземелье

Песни железного века, или Свет в подземелье


Газетчики называют шансон "подземельем русской культуры". Маргинальность этого жанра едва ли не в поговорке. В маршрутках можно встретить юмористический плакат "Правила пользования маршрутными такси". Один из его пунктов гласит: "Вам необходимо полюбить запах перегара и русский шансон". Тем не менее шансон чрезвычайно популярен в современной России. Его слушают: одни — по доброй воле, другие — невольно, все в тех же "газельках".



Шансон упрекают в пошлости, вульгарности и даже — в похабстве. Упреки эти иногда справедливы. Однако по части пошлости шансону далеко до попсы, в похабстве — он едва ли превзойдет рэп, а вульгарность шансона далеко отстоит от глуповатой простонародности рока — квази-культурного порождения окраин больших городов.
Герой шансона является к слушателю в разных масках: вора, солдата, просто человека "перекати-поле". Этот тип богато представлен в русской истории, и череда смут, пронизывающих ее, свидетельствует об этом. А социальные эксперименты XX века дали ему самое широкое распространение. "Ни принадлежности к истории, к обществу, к семье, к собственности, к какому-нибудь селу или городу, к заводу или колхозу. Он мать и отца не помнит. Имя забыл. Жену и детей рассеял. Он совесть пропил. В Бога не верит и не чует под ногами земли, по которой ходит. Только повторяет угрюмо, заученно, как бы сомневаясь или надеясь на что-то: русский он все еще или не русский?.." — так писал Андрей Синявский в статье с характерным названием "Отечество. Блатная песня...".
Впрочем, шансон не сводится к околоуголовному фольклору, хотя, пожалуй, отчасти и включает его в себя. Его герой далеко не идентичен носимой им маске. Шансону интересен человек в пограничной ситуации: когда, как в сказке Андерсена, "позолота сотрется, свиная кожа останется". Он — нечто большее, чем свидетельство краха русской истории и культуры. Хотя бы потому, что шансон, если и не любят, то уж знают точно все. И это в условиях самого сильного расслоения общества.
***

Шансон, как известно, французское слово, обозначающее просто-напросто песню. У нас оно появилось сравнительно недавно, примерно полвека назад, с первыми записями Эдит Пиаф и Ива Монтана. Долгое время его применяли лишь в отношении французских песен.
А в 1970-е годы критик Станислав Куняев назвал "шансонье" — то есть исполнителями шансона — Высоцкого и Окуджаву. Он их ругал: Высоцкого — за "вульгарность", Окуджаву — за "пошлость" и обоих — за "чуждые веяния". "Не наши люди", словом.
Шансон в России появился значительно раньше, чем ему было дано название. Иностранец по рождению, он довольно быстро наполнился национальным содержанием.
Первой певицей в стиле шансон считают одесситку Изу Кремер. На рубеже XIX и XX веков Иза Кремер пропела песню, которая и теперь известна: про техасца Джона Грея, убившего свою возлюбленную. В XIX столетии это было бы сюжетом для "жестокого" романса. Но уже наступила другая эпоха. Антураж драмы делался макароническим, смешивающим времена и стили, и потому песенка получилась смешная:

В стране далекой юга,
Там, где не злится вьюга,
Жил был красавец —
Джон Грей-техасец,
Он был большой повеса
С силою Геркулеса,
Ростом — как Дон Кихот!


Конечно, это пародия на "жестокий" романс, ставший к тому времени принадлежностью мещанской культуры. Но это не единственная составляющая успеха песни. В 1910-е годы стремительно падала цена человеческой жизни. Теракты, революции, войны, и уже в большевистских изданиях появилась идея человека-"винтика".
А интеллигенция зачитывалась Ницше и его верным последователем Горьким, даже внешне подражавшим своему учителю. Словно из его рассказов про жизнь "босяков" — финал песенки Изы Кремер:

Сталь засверкала
В руках у Джона,
Мэри упала
На пол без стона,
У Джонни денег хватит,
Джонни за все заплатит,
Джонни всегда такой!


Ленин, как известно, называл Льва Толстого "зеркалом русской революции". Пожалуй, Иза Кремер ничуть не меньше графа-вегетарианца достойна этого имени. Она в карикатурной форме выразила настроения, витавшие в русском обществе той поры.
***

Тогда же, в 1910-е годы, дебютировал Александр Вертинский. Его "Кокаинеточка" имела чрезвычайный успех:

Что вы плачете здесь, одинокая бедная девочка,
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?..


Записей авторского исполнения, кажется, не сохранилось. Зато "Кокаинеточку" потом пели многие и многие. Ее поют и в наши дни:

Вас уже охватила осенняя слякоть бульварная,
И я знаю, что, крикнув, вы можете спрыгнуть с ума,
А когда вы умрете на этой скамейке — кошмарная,
Ваш сиреневый трупик окутает саваном мгла.


Вертинский предвосхитил мироощущение русского человека XX века, которому живется так же "уютно", как кокаинеточке на мокром бульваре, и так же легко и бессмысленно умирается: только лишь мгла накроет саваном — и ничего больше. Русский XX век — он ведь без Бога, и нет для него ни жизни вечной, ни воскресения.

Так не плачьте, не стоит, моя одинокая девочка,
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы,
Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой
И идите туда, где никто вас не спросит, кто вы...


Современники усмотрели в этих строках призыв к небытию, хотя, пожалуй, напрасно. Сам же Вертинский многие годы спустя с горечью и искренним недоумением вспоминал волну самоубийств, прокатившихся после "Кокаинеточки", и толпы сумасшедших на своих концертах.
А потом закончился "серебряный век", и настала эпоха, которая по справедливости должна была бы быть наречена "железным веком".
***

То, что представлялось в "серебряном веке" величественным, оказалось, в лучшем случае, пошло и мерзко. "Советский человек" получился мало похожим на ницшеанского сверхчеловека. Зато галерею превосходных его портретов оставил Михаил Зощенко. Он был совершенно лоялен к режиму, однако же запрещен: слишком уж мизерабелен оказался его герой, сплошь и рядом населивший советскую действительность. Он больше напоминал несчастного цыпленка из иронической песенки, появившейся в Петрограде в недобром 1918 году:

Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
Пошел по Невскому гулять,
Его поймали,
Арестовали
И приказали расстрелять.
Я не кадетский,
Я не советский,
Меня не трудно вам убить,
Ах, пожалейте,
Ах, не стреляйте,
Цыпленки тоже хочут жить!


В советских фильмах "Цыпленка" пели исключительно нэпманы и соратники батьки Махно. А в действительности — все.
Легальная, официальная культура должна была воспитать этого самого "цыпленка" — несчастное, забитое, полуголодное существо, с кругозором коммунальной кухни и коммунистических газет. Каноны "социалистического реализма" принципиально запрещали лирическое, личностное восприятие событий. Человек мыслился как соучастник нелепых и глобальных проектов "социалистического строительства" — богоборческого эпоса, который творился не в книгах и не на сцене, а наяву. Только тогда ему и позволяли существовать, когда он "единогласно осуждал", "выполнял и перевыполнял". При том человек обязан был уничтожить собственное сердце и вместо него обрести "пламенный мотор".
И надо заметить, коммунисты преуспели в уничтожении сердец. В наши дни легко осуждать Михаила Булгакова за отчаяние, диктовавшее ему в 30-е годы "Мастера и Маргариту". Но ведь партийный съезд в 1937 году и в самом деле был "съездом победителей". Гонения дали тысячи исповедников веры, но были еще и миллионы отрекшихся от Христа. Противостоять могли немногие: ведь противостояние означало мученичество.
А многим, кому венец мученичества был непосилен — что же и оставалось, кроме иронии?

А я голодный,
А я холодный,
А я куриный комиссар,
А я не грабил,
Не убивал я,
Я только зернышки клевал!


Психология иронии — это осмеяние собственного страдания. Она — последняя соломинка для человека, который готов безвозвратно кануть в пучине отчаяния.
***

В 1923 году в Москве состоялся безумный и кощунственный судебный процесс: судили Бога. Суд вынес обвинительный приговор.
Отвратительный этот спектакль, по замыслу его устроителей, должен был "утвердить высокое достоинство человека". "Человек — это звучит гордо" — один из ключевых лозунгов советской эпохи. Его писали всюду, где можно, и особенно — на памятниках Горькому, автору этой фразы. Почему-то никто не задумывался о том, что у Горького ее изрекает пьяница в притоне и что в тексте пьесы "На дне" ее звучание комично.
А вот в действительности... Тезисы о "достоинстве человека" чаще всего помещают над входом в концлагеря, созданные как раз для этого самого человека — возлюбленного создания Божия. Не имея возможности расправиться с Первообразом, "кремлевские мечтатели" принялись за Его образ.
Неудивительно, что русский шансон XX века в весьма большой своей части — тюремная песня. Она не похожа на красивый и жестокий тюремный романс XIX столетия, и еще меньше — на наглый и самовлюбленный воровской фольклор. Здесь — все проще и страшнее:

Здесь смерть подружилась с цингой,
Забиты битком лазареты,
Напрасно и этой зимой
Я жду от любимой привета.
Не пишет она и не ждет,
И писем моих не читает,
Встречать на вокзал не придет,
А если придет — не узнает.


Радищев, когда ехал из Петербурга в Москву, был потрясен печальным напевом русских песен, и решил, что они печальны из-за крепостного права. А вот что пели едва ли не вприпляску через много лет после его отмены:

Эй, приятель, подними повыше ворот,
Подними повыше ворот и держись,
Черный ворон, черный ворон, черный ворон
Переехал твою маленькую жизнь!.
.

Другого русского фольклора XX века, говоря серьезно, не существует.
***

ГУЛАГ был местом первой встречи культуры с субкультурой. Эта встреча предопределила то обстоятельство, что в наши дни они встречаются едва ли не на каждом шагу. В начале 90-х годов многие говорили и писали о криминализации общества, разумея под этим не только крепнущие связи между преступным миром и властью, прессой, бизнесом, но и усвоение воровских "понятий" всем обществом. На самом деле это случилось много раньше.
Безбожная диктатура требовала от людей, чтоб он жили по каким-то совершенно чуждым его естеству законам. Например, труд, который вошел в жизнь человека вследствие грехопадения, объявлялся высшей добродетелью. Официально считалось, что при социализме главной эмоцией человека является "радость созидательного труда", а места заключения назывались "трудовыми лагерями". То есть, если человека отправляют в ГУЛАГ — это значит ему предоставляют возможность величайшего счастья соучастия в "социалистическом строительстве". Английский антиутопист Джордж Оруэлл не придумал, а перенес в литературу из жизни главный лозунг описываемой им фантастической диктатуры: "Свобода — это рабство".
Советская власть создала беспрецедентно мощную и "долгоиграющую" машину уничтожения. Удивительно, что ей все же противостояли. В 20-е и 30-е годы это были, как ни странно, те, кого она объявила "социально близкими": воры, еще недавние "босяки" Максима Горького. Своего рода "воровским гимном" была песня:

А колокольчики-бубенчики ду-ду,
А я сегодня на работу не пойду,
Пускай работает железная пила,
Не для того же меня мама родила.
А колокольчики-бубенчики ду-ду,
А я и вовсе на работу не пойду,
Пусть рвутся шашки, динамит и аммонал,
А для чего нам Беломорский ваш канал?


Песня тоже сильно пережила свое время — время, когда "воровской закон" решительно воспрещал человеку преступного мира иметь свой дом и предписывал жить "под лодкою, у речки". Во всяком случае, когда я учился в университете в 80-х, мы ее пели на сельхозработах, в качестве студенческой:

Студентку ты не сделаешь батрачкой,
Студента не заставишь спину гнуть,
Об тачку руки пачкать —
Мы это дело перекурим как-нибудь.


И никто, кажется, не догадывался, что в оригинале вместо "студентки" стоит "воровка", а вместо "студента" — "урка".
***



В 60-е годы шансон принял имя "авторской песни". Существо жанра выразил его классик Булат Окуджава: "Поэты поют под гитару свои стихи".
Какой-то критик пренебрежительно назвал Окуджаву "Вертинским для студентов". Едва ли он был прав.

Когда не могу пересилить беду,
Когда подступает отчаянье —
Я в синий троллейбус сажусь на ходу,
Последний, случайный…

Ситуация примерно та же, что в "Кокаинеточке". Но вот развивается она совершенно иначе:

… Я знаю, как в зябкую полночь
Твои пассажиры — матросы твои —
Приходят на помощь.
Я с ними не раз уходил от беды,
Я к ним прикасался плечами,
О, сколько, представьте себе, доброты
В молчаньи, в молчаньи…


Скорее, "наш ответ Вертинскому": у него — индивидуализм и декаданс, а у нас — "человек человеку друг, товарищ и брат". 60-е годы были временем так называемой "хрущевской оттепели" и обольщения гуманизмом, совершенно чуждым, даже — враждебным религии. Шансонье того времени, без всякого желания угодить власти предержащим, пели:



Стоят они, ребята —
Точеные тела,
Поставлены когда-то,
А смена не пришла…
…И жить еще надежде —
До той поры, пока
Атланты небо держат
На каменных руках.



Советские интеллигенты, выросшие за железным занавесом, в самом деле верили в "величие человека". Эйфорическая атмосфера оттепели подогревала в них самые радужные мечтания о скором коммунистическом рае на земле и о всеобщем братстве людей.
Оттепель, однако, не была ни долгой, ни сильной. Даже и в расцвете ее власть смотрела на авторов-исполнителей несколько искоса, в силу их недостаточной "идеологической выверенности" и слабо развитого сервилизма. Характерно, что многие шансонье в это время пишут так называемые "туристические песни". Еще неосознанно, но люди бегут от общества, которое сами же они считают самым совершенным на земле:
Люди идут по свету — им вроде немного надо:

Была бы прочна палатка да был бы нескучен путь,
Но с дымом сливаются песни, ребята отводят взгляды,
И шепчет во сне бродяга кому-то: "Не позабудь"…


Эти песни до сих пор подкупают простой правдивостью интонаций и светлой печалью, которую не может омрачить даже некоторая внутренняя раздвоенность души героев:



В небе не виден звездный свет,
В небе просвета даже нет, А под ногами — не паркет,
А в основном вода,
Но согревает нынче нас,
Этот смешной и странный вальс,
И вопреки всему горит
Наша звезда.



Авторы-исполнители 60-х возродили традицию русского романса. Но значение их не только в этом: шансон той эпохи показывает возвращение в русскую жизнь рефлектирующего персонажа, без которого невозможна никакая культура и которого советские учебники называли "тип лишнего человека". Это было полным разоблачением коммунистической химеры, обещавшей каждому абсолютное счастье, а давшей — коммунальный барак и деградацию.
Когда оттепель кончилась, Окуджава пел совершенно другие песни:

Дураки обожают собираться в стаю,
Впереди их главный — во всей своей красе...


Рефлексия, если только она появилась,— уже невыводима. А следствием всякой подлинной рефлексии является религиозность. Окуджава вполне искренне состоял в КПСС вплоть до ее распада — и тем не менее в 70-е годы написал "Молитву Франсуа Вийона":



…Я знаю, Ты все умеешь,
Я верую в Мудрость Твою,
Как верит солдат убитый,
Что он проживает в раю,
Как верит каждое ухо
Тихим речам Твоим,
Как веруем мы сами,
Не ведая, что творим.



Незадолго до кончины Булат Окуджава крестился. Это произошло в Париже — откуда в Средние века, согласно легенде, был изгнан за антиобщественное поведение Франсуа Вийон, автор стихов, столь созвучных русскому шансону 1970-х годов.
***

70-е были расцветом шансона. В редкой частной аудиотеке не имелись подпольно изготовленные записи Аркадия Северного, Юза Алешковского, Гарри Карапетяна, Михаила Шуфутинского. "В случае чего" они подшивались к следственному делу в качестве вещественного доказательства антисоветской пропаганды — но, надо сказать, эти "случаи" становились все реже. Даже и в Кремле уже было понятно, что идеологические клише несовместны с жизнью.
В это время приобретает величайшую популярность Владимир Высоцкий. Его творчество — как бы фотографический "фокус" русского шансона той эпохи. С одной стороны, это очень нервное, даже трагическое восприятие действительности:



Сон мне снится —
Вот те на:
Гроб среди квартиры,
На мои похорона
Съехались вампиры,
Стали речи говорить —
Все про долголетие,
Кровь сосать
Решили погодить:
Вкусное на третье!
...Что, сказать, чего боюсь?
А сновиденья тянутся,
А того, что я — проснусь,
А они — останутся...



Этим трагизмом восприятия мира пронизаны и знаменитые строфы в песне, которую Высоцкий пел на мотив "Цыганской венгерки":



Я тогда по полю, вдоль реки,
Света — тьма, нет — Бога,
А в чистом поле васильки,
И дальняя дорога…
В церкви — смрад и полумрак,
Дьяки курят ладан,
Нет, и в церкви все не так,
Все не так, ребята!



Едва ли это богоборчество, скорее — дикая тоска человека, выросшего в стране, где Церкви отводилась в лучшем случае роль представительская, чтоб показать иностранцам "свободу совести в СССР", и то — уже в 70-е годы, во времена полураспада коммунистической идеи. Неудивительно, что этот самый человек:
...по канату идет,


Тонкий шнур под ногой — упадет, пропадет,
Вправо, влево наклон — и его не спасти,
Но зачем-то ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути.



Несомненно, он сродни атлантам 60-х, которые "держат небо на каменных руках". Но герой Высоцкого — уже без иллюзий. Он знает, что небо держит не он. Шансон 70-х чем-то похож на тот самый памятник "неведомому Богу", который поставили жители Афин и который видел Апостол Павел. Только афиняне, жители философской столицы античного мира, пришли к идее "неведомого Бога" через "любомудрие", т.е. философское размышление, а русские XX века — через отречение и, как следствие,— через величайшее страдание.
Собственная биография Высоцкого страданием весьма изобильна. Он ходил по самому краю безумия — в медицинском смысле этого слова — и в последние годы жил, принимая мощные снотворные. Окна его московской квартиры выходили на разрушенную лютеранскую кирху. Шансонье развернул письменный стол к стене, чтобы не видеть развалин, которые производили на него самое страшное впечатление.
"Говорят, несчастие лучшая школа — может быть; но счастие — лучший университет",— писал в XIX столетии Пушкин. В XX веке все было иначе: страдание, словно дурную примесь из золота, выплавляло из человека наносное, ненужное и оставляло лучшее, источник которого — в Боге.
Если б Высоцкий был одним только лишь из свидетелей страдания — то он бы и остался одним из многих. Ведь весь шансон 70-х — да и не только 70-х — посвящен страданию. Но Высоцкому принадлежат и такие строки:

Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал.


Высоцкий имел всенародное признание, и в том числе его слушали и священники, и даже архиереи. Архиепископ Пимен (Хмелевской), бывая в Москве, посещал Ваганьковское кладбище и возлагал цветы к могиле поэта, написавшего:

Душу стертую да сбитую утратами,
Душу смятую перекатами,
Если до крови лоскут истончал —
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще Господь замечал.
***

Шансон 80-х связан, прежде всего, с именами Александра Розенбаума, Вилли Токарева, Александра Новикова. В значительной степени в шансоне этого времени преобладают ретро-настроения, что вообще характерно для конца столетия. Ранние альбомы Розенбаума, записанные с замечательными музыкантами братьями Жемчужными, стилизованные под начало века, имели величайший успех. Никто не может сказать, каким тиражом они вышли: альбомы выпускались нелегально и распространялись путем перезаписи на магнитофоны. Популярность их была громадна. Накануне перестройки вся страна пела:



Фаэтон открытый,
Цокают копыта,
Закружил мне голову жасмин,
И бросает с крыши
Косточки от вишен
Очень неприличный гражданин.
Извозчик, через дом останови,
Покемарь на облучке — я быстро:
Только поднимусь, скажу ей я о любви,
Чтоб потом не подойти на выстрел!..



Пожалуй, вот эти-то тексты достойны имени "Вертинского для студентов". Многим ранний Розенбаум казался отсветом "серебряного века", дворянской культуры дореволюционной России. В действительности, если тут и есть какая-то связь — то разве что с Игорем Северянином, которого Бунин назвал "лакеем, притворявшимся поэтом". Шансон 80-х тонет в псевдокультурных "красивостях", в мещанских "рюшечках" и "цветочках", в самовлюбленном: "Смотрите, как я страдаю!". Долгое время имевший значение "песен сопротивления", он делается все более развлекательным, а следовательно — конформным.
Вилли Токарев, живущий в Америке, записывает песню "Рыбалка" — сюрреалистическую трансформацию русских сказок. В ней бессмысленно искать "намек — добрым молодцам урок". Это весьма искусное нагромождение образов, которые никак не сочетаются друг с другом, поскольку принадлежат к разным сферам бытия. Улов героя составляют: русалка, "живой партизан" ("не знал он, бедный, что закончилась война"), какие-то "кистеперые окуни". Да еще и рыбы над ним смеются — "как лошади". Песня, несомненно, жизнерадостная, а ее мнимофольклорный пафос заставляет вспомнить классиков сюрреализма, звавших выпустить на свободу бессознательное — животные инстинкты человека. "Рыбалка" имела громадный успех, весьма показательный для своей эпохи, сокрушавшей остатки ГУЛАГа, но вместе с тем уносившей в небытие и последние следы классической русской культуры и расчищавшей дорогу для "общества потребления".
Александр Новиков, дебютировавший несколькими годами позже Розенбаума, сделался знаменит благодаря песне "Извозчик":



Вези меня, извозчик,
По гулкой мостовой,
А если я усну — шмонать меня не надо:
Я сам тебе отдам,
Ты парень в доску свой,
Ты тоже пьешь когда-то до упада...


Приближенный к воровской песне шансон теряет остроту. Он сохраняет фрагменты жаргона и указания на какие-то реалии тюремной или воровской жизни, но из него уходит вызов, уходит оппозиционность обществу, "миру" — и, следовательно, жизнь. А "мир" вполне признает маргиналов "в доску" своими.
***

В 90-е годы и в наши дни шансон полностью легализован. Ставший частью индустрии развлечений, он смешон, когда пытается говорить серьезно не то мещанским говорком, не то макароническим наречием:

Мои бедра танцуют румбу,
Когда вижу его глаза,
Я взлетаю на Джомолунгму,
Если ласково он сказал...
Декабристочка, видно, я —
Знать, такая судьба,
Я ему буду верная —
Только я не раба!


И наоборот, если современный шансонье смеется, скорее всего, ему совсем не смешно:



…Так жить не годится,
Кабы заново родиться
У бандита-папочки,
А иначе — тапочки!



Долгое время русская богословская наука считала, что подвиг юродства Христа ради принадлежит давно прошедшим векам. "Лишенное церковного признания и благословения с XVIII века, русское юродство не могло не выродиться",— писал Георгий Федотов в середине XX века. Впрочем, и подвиг мученичества казался принадлежавшим исключительно раннему периоду церковной истории, однако же минувшее столетие дало неисчислимые сонмы страдальцев за Имя Христово. И весьма часто исповедничество сопровождалось мнимым безумием, обличавшим подлинное безумие мира.
Очевидно, мы недостойны гонений. Поэтому и живем во времена, когда со всех сторон мягко, но неуклонно человеку предлагают широкий и удобный путь, ведущий в погибель. Сегодня не грозят страданиями — сегодня человека соблазняют удобствами и привилегиями, предлагая отступить от Христа. Сегодняшний мир безумен, и мы вправе ожидать обличающих его.
Безусловно, не всякое юродство — Христа ради, и, конечно, творчество современных шансонье мало похоже на "буйства и похабы" Василия Блаженного или Николы Кочанова. Тем не менее мы можем расслышать в их смехе — слезы, а в слезах — смех. Мир подложных ценностей, красивой лжи и комфортабельного обмана они являют в неприглядности его наготы.


Священник Александр Мурылев


[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 
Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход

Эл. почта администратора: - Главный сайт Шансон - Портала - Архив - Вверх

Внимание! Администрация Шансон – Портал – форума не несет ответственности за сообщения, размещенные участниками форума и за высказанные мнения в этих сообщениях. Так же администрация форума не несет ответственности за размещенные участниками форума ссылки, на какие либо материалы, расположенные на других Интернет ресурсах. Тем не менее, если Вы являетесь правообладателем материала, на который есть ссылка в каком либо сообщении Шансон – Портал – форума и считаете, что этим нарушены Ваши авторские или смежные права, сообщите пожалуйста администрации форума. Мы в кратчайшие сроки готовы удалить сообщение со ссылкой на Ваш материал, при предъявлении прав на указанный материал. Пожалуйста используйте форму обратной связи.

Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
© Шансон - Портал - Все права защищены

Подпишитесь на нашу ленту новостей