haim1961
18.04.2008, 17:05
"Новости недели", август 2004 года
Шломо Громан
184
ЖЕНЯ ФАЙЕРМАН – ОГОНЕК ЕВРЕЙСКОЙ ПЕСНИ
Авторы некоторых художественных произведений дают своим героям «изобразительные» имена, отражающие их сущность. А бывает и так, что реальный человек носит фамилию, как нельзя лучше соответствующую своему характеру и роду занятий. В еврейской культуре я знаю два таких случая. Один – это кишиневский (родом из Рашкова) прозаик Ихил Шрайбман (дословно «пишущий муж», «пишущий человек»), недавно отпраздновавший свое 90-летие (до 120!) и по-прежнему регулярно публикующий свои новые миниатюры на страницах нью-йоркской газеты "Форвертс". Второй - это живущая в Рамат-Гане эстрадная певица Женя Файерман («человек-огонь»).
Женя из тех людей, с которыми «не соскучишься». Всё у нее как бы и в шутку, и всерьез. Символично, что лишь пару лет назад она узнала точное место своего рождения – а, значит, словно вновь появилась на свет.
Всю свою сознательную жизнь Женя Файерман думала (и сообщала чиновникам и журналистам), что родилась в подмосковном городке Павловский Посад, куда в послереволюционные годы перебиралось немало евреев из бывшей "черты оседлости". А недавно через дальних родственников выяснилось, что под Москву Женю привезли грудным младенцем из Каменец-Подольского, что на Украине.
И в этом, наверное, был особый знак. Почти всю жизнь Женя Файерман проводит в разъездах. За это, а также за веселый эксцентричный нрав ее прозвали «Женька-цыганка».
Со своими программами, в которые кроме еврейских входят характерные произведения почти всех народов мира, Женя объездила вдоль и поперек Северную и Южную Америку, Австралию, всю Европу. Четырежды совершила турне по странам бывшего СССР.
В Израиле Женя Файерман живет и работает более двух десятков лет. Недавно вышла видеокассета с записью избранных номеров из репертуара Жени под названием [майн Идише лид] ("Моя еврейская песня").
Куда ни приедет Женя Файерман - у нее находятся старые друзья и появляются новые. Везде у нее берут интервью, снимают телесюжеты. Причем Женя, знающая не менее десятка языков, всегда только на этом языке - принципиально! - общается с прессой. А там, если нужно, ее переведут...
В августе-сентябре 2003 года Женя демонстрировала свою новую программу [Идиш из майн вэлт] ("Идиш - это мой мир") еврейским общинам Северной Америки (Кливленд, Питтсбург, Торонто, Вашингтон, Нью-Йорк), в октябре-ноябре она выступила в нескольких еврейских центрах Парижа (библиотека имени В. Медема, центр им. Ефройкина), а в декабре дала концерт в Нюрнберге (Германия). В 2004 году в творческом расписании певицы преобладают выступления и записи в различных городах Израиля.
Вот что пишет в очерке "Блуждающая звезда Женя Файерман" журналистка нью-йоркской газеты "Еврейский мир" Лидия Ширко: "При первой нашей встрече меня в Жене привлекла ее легкость, открытость, дружелюбие. Она будто излучала некий свет. Наша дружба с Женей длится уже около десяти лет. Каждое ее появление в Нью-Йорке заканчивается долгими посиделками за полночь. Она с удовольствием вспоминает встречи со зрителями и знаменитыми актерами, у нее огромный запас трогательных и веселых историй, но о превратностях судьбы она говорит лишь под настроение. Поэтому каждый раз я узнаю какие-то новые подробности ее жизни".
А вот отзыв сотрудницы другой нью-йоркской газеты "Форвертс" Леи Мозес: "Концертные программы Жени Файерман - не просто театрализованные шоу: это настоящие спектакли, спектакли одного актера. Вернее, это целый букет маленьких спектаклей со множеством персонажей. С той же легкостью, с какой она носится по миру, Женя перевоплощается из юной девушки в озабоченного отца семейства, из маленького попрошайки - в торговку бубликами, из колоритной цыганки - в старую обнищавшую актрису".
Хотя Женя говорит и поет на многих языках - иврите, русском, польском, французском, немецком, английском, испанском, итальянском - центральное место в ее творчестве всегда занимает идиш. В ее репертуаре и народные песни, и песни на стихи выдающихся еврейских поэтов Ицика Мангера, Йосефа Паперникова, Мордехая Гебиртига, Гальперна Лейвика, Давида Гофштейна.
- В семье я была девятым по счету ребенком, - рассказывает Женя. - После меня появились на свет еще двое братьев. У нас была очень веселая, жизнерадостная семья. Отец, будучи религиозным человеком, любил, когда мы пели и танцевали. И я пропадала в Доме пионеров в танцевальном кружке. Схватив кусок хлеба, обмакнув его в подсолнечное масло и посыпав солью, я спешила на репетиции.
Там я исполняла песни и танцы едва ли не всех народов СССР, но позднее меня потянуло к еврейскому фольклору, еврейским мелодиям, которые я впитала вместе с субботними синагогальными напевами отца и с обворожительным, сочным, звонким, емким и многогранным языком идиш, с которым я не расстаюсь всю жизнь.
Родители, как сейчас принято говорить, вели семейный бизнес. Мама с папой варили дома леденцы, и отец продавал их на базаре. Старшие дети помогали... С этого жила вся семья.
Не самое сытое детство... Поэтому особо яркие детские воспоминания - наступление субботы или еврейских праздников, которые справлялись в родительском доме шумно и весело.
По субботам мама зажигала свечи, отец произносил молитву на не понятном для меня тогда языке, а многочисленная детвора радовалась ароматной хале и праздничной обстановке. Я любила Пурим - он совпадал с моим днем рождения. А день рождения каждого из нас дружно отмечала вся семья.
А затем грянула война, разметавшая нашу большую семью. Во время эвакуации я и еще две сестры потерялись. Мы оказались в Казахстане, а родители с остальными детьми - в Узбекистане. Многое пришлось пережитъ, пока родители не нашли нас.
Всех старших братьев забрали в армию - остались только девочки, маленькие мальчики, родишиеся после меня, и пожилой отец. Выжить нам помогло умение отца варить карамельки. Советская власть посчитала это "большим бизнесом" и потребовала уплаты налогов. Семья и так еле сводила концы с концами - платить было нечем. Отца арестовали, судили. Последний раз я видела его в зале суда. Печальные беспомощные глаза старого человека. Он передал нам записку. Главное, что его заботило: что будет с нами? Больше мы его не видели. Не знаю даже, где его могила.
После войны Женя с мужем Абелем - выходцем из Польши, с которым она познакомилась в эвакуации в Самарканде, - покинула «доисторическую».
Убежденный польский коммунист, Абель бежал в СССР в начале Второй мировой войны и попросил политического убежища. Убежище ему тут же предоставили, да еще с охраной - в одном из лагерей ГУЛАГа в Архангельской области, но вскоре выпустили отправили на поселение в Среднюю Азию. Там они с Женей и познакомились.
В 1946 году Женя с Абелем поженились и поехали на родину Абеля, в Ново-Родомск. Увы, розыски уцелевших членов его семьи оказались тщетными. Абель не захотел оставаться в городе, где погибла вся его семья. Уехали в Краков и... попали в эпицентр еврейских погромов.
- Думаю, все слышали о Кельцких погромах, - говорит Женя. - Мы оказались свидетелями одного из них. Поезд, в котором мы ехали, остановили бандиты и стали выводить евреев из вагонов. Нас спасло только то, что мой муж не был похож на еврея - он был блондином, а меня принимали за цыганку. Всех, кого вывели из поезда, расстреляли на наших глазах.
Женя предложила вернуться в Москву, но не тут-то было, советский паспорт у нее уже отобрали... А под сердцем она уже носила ребенка.
Решили двигаться на запад. В чешском местечке их радушно встретили и помогли отправиться дальше, в Германию. Там Женя по понятным причинам тоже рожать не хотела. Наконец добрались до Парижа (Абель вспомнил, что один из братьев отца жил в Париже), где Женю прямо с поезда отвезли в роддом.
см. продолжение:
Шломо Громан
184
ЖЕНЯ ФАЙЕРМАН – ОГОНЕК ЕВРЕЙСКОЙ ПЕСНИ
Авторы некоторых художественных произведений дают своим героям «изобразительные» имена, отражающие их сущность. А бывает и так, что реальный человек носит фамилию, как нельзя лучше соответствующую своему характеру и роду занятий. В еврейской культуре я знаю два таких случая. Один – это кишиневский (родом из Рашкова) прозаик Ихил Шрайбман (дословно «пишущий муж», «пишущий человек»), недавно отпраздновавший свое 90-летие (до 120!) и по-прежнему регулярно публикующий свои новые миниатюры на страницах нью-йоркской газеты "Форвертс". Второй - это живущая в Рамат-Гане эстрадная певица Женя Файерман («человек-огонь»).
Женя из тех людей, с которыми «не соскучишься». Всё у нее как бы и в шутку, и всерьез. Символично, что лишь пару лет назад она узнала точное место своего рождения – а, значит, словно вновь появилась на свет.
Всю свою сознательную жизнь Женя Файерман думала (и сообщала чиновникам и журналистам), что родилась в подмосковном городке Павловский Посад, куда в послереволюционные годы перебиралось немало евреев из бывшей "черты оседлости". А недавно через дальних родственников выяснилось, что под Москву Женю привезли грудным младенцем из Каменец-Подольского, что на Украине.
И в этом, наверное, был особый знак. Почти всю жизнь Женя Файерман проводит в разъездах. За это, а также за веселый эксцентричный нрав ее прозвали «Женька-цыганка».
Со своими программами, в которые кроме еврейских входят характерные произведения почти всех народов мира, Женя объездила вдоль и поперек Северную и Южную Америку, Австралию, всю Европу. Четырежды совершила турне по странам бывшего СССР.
В Израиле Женя Файерман живет и работает более двух десятков лет. Недавно вышла видеокассета с записью избранных номеров из репертуара Жени под названием [майн Идише лид] ("Моя еврейская песня").
Куда ни приедет Женя Файерман - у нее находятся старые друзья и появляются новые. Везде у нее берут интервью, снимают телесюжеты. Причем Женя, знающая не менее десятка языков, всегда только на этом языке - принципиально! - общается с прессой. А там, если нужно, ее переведут...
В августе-сентябре 2003 года Женя демонстрировала свою новую программу [Идиш из майн вэлт] ("Идиш - это мой мир") еврейским общинам Северной Америки (Кливленд, Питтсбург, Торонто, Вашингтон, Нью-Йорк), в октябре-ноябре она выступила в нескольких еврейских центрах Парижа (библиотека имени В. Медема, центр им. Ефройкина), а в декабре дала концерт в Нюрнберге (Германия). В 2004 году в творческом расписании певицы преобладают выступления и записи в различных городах Израиля.
Вот что пишет в очерке "Блуждающая звезда Женя Файерман" журналистка нью-йоркской газеты "Еврейский мир" Лидия Ширко: "При первой нашей встрече меня в Жене привлекла ее легкость, открытость, дружелюбие. Она будто излучала некий свет. Наша дружба с Женей длится уже около десяти лет. Каждое ее появление в Нью-Йорке заканчивается долгими посиделками за полночь. Она с удовольствием вспоминает встречи со зрителями и знаменитыми актерами, у нее огромный запас трогательных и веселых историй, но о превратностях судьбы она говорит лишь под настроение. Поэтому каждый раз я узнаю какие-то новые подробности ее жизни".
А вот отзыв сотрудницы другой нью-йоркской газеты "Форвертс" Леи Мозес: "Концертные программы Жени Файерман - не просто театрализованные шоу: это настоящие спектакли, спектакли одного актера. Вернее, это целый букет маленьких спектаклей со множеством персонажей. С той же легкостью, с какой она носится по миру, Женя перевоплощается из юной девушки в озабоченного отца семейства, из маленького попрошайки - в торговку бубликами, из колоритной цыганки - в старую обнищавшую актрису".
Хотя Женя говорит и поет на многих языках - иврите, русском, польском, французском, немецком, английском, испанском, итальянском - центральное место в ее творчестве всегда занимает идиш. В ее репертуаре и народные песни, и песни на стихи выдающихся еврейских поэтов Ицика Мангера, Йосефа Паперникова, Мордехая Гебиртига, Гальперна Лейвика, Давида Гофштейна.
- В семье я была девятым по счету ребенком, - рассказывает Женя. - После меня появились на свет еще двое братьев. У нас была очень веселая, жизнерадостная семья. Отец, будучи религиозным человеком, любил, когда мы пели и танцевали. И я пропадала в Доме пионеров в танцевальном кружке. Схватив кусок хлеба, обмакнув его в подсолнечное масло и посыпав солью, я спешила на репетиции.
Там я исполняла песни и танцы едва ли не всех народов СССР, но позднее меня потянуло к еврейскому фольклору, еврейским мелодиям, которые я впитала вместе с субботними синагогальными напевами отца и с обворожительным, сочным, звонким, емким и многогранным языком идиш, с которым я не расстаюсь всю жизнь.
Родители, как сейчас принято говорить, вели семейный бизнес. Мама с папой варили дома леденцы, и отец продавал их на базаре. Старшие дети помогали... С этого жила вся семья.
Не самое сытое детство... Поэтому особо яркие детские воспоминания - наступление субботы или еврейских праздников, которые справлялись в родительском доме шумно и весело.
По субботам мама зажигала свечи, отец произносил молитву на не понятном для меня тогда языке, а многочисленная детвора радовалась ароматной хале и праздничной обстановке. Я любила Пурим - он совпадал с моим днем рождения. А день рождения каждого из нас дружно отмечала вся семья.
А затем грянула война, разметавшая нашу большую семью. Во время эвакуации я и еще две сестры потерялись. Мы оказались в Казахстане, а родители с остальными детьми - в Узбекистане. Многое пришлось пережитъ, пока родители не нашли нас.
Всех старших братьев забрали в армию - остались только девочки, маленькие мальчики, родишиеся после меня, и пожилой отец. Выжить нам помогло умение отца варить карамельки. Советская власть посчитала это "большим бизнесом" и потребовала уплаты налогов. Семья и так еле сводила концы с концами - платить было нечем. Отца арестовали, судили. Последний раз я видела его в зале суда. Печальные беспомощные глаза старого человека. Он передал нам записку. Главное, что его заботило: что будет с нами? Больше мы его не видели. Не знаю даже, где его могила.
После войны Женя с мужем Абелем - выходцем из Польши, с которым она познакомилась в эвакуации в Самарканде, - покинула «доисторическую».
Убежденный польский коммунист, Абель бежал в СССР в начале Второй мировой войны и попросил политического убежища. Убежище ему тут же предоставили, да еще с охраной - в одном из лагерей ГУЛАГа в Архангельской области, но вскоре выпустили отправили на поселение в Среднюю Азию. Там они с Женей и познакомились.
В 1946 году Женя с Абелем поженились и поехали на родину Абеля, в Ново-Родомск. Увы, розыски уцелевших членов его семьи оказались тщетными. Абель не захотел оставаться в городе, где погибла вся его семья. Уехали в Краков и... попали в эпицентр еврейских погромов.
- Думаю, все слышали о Кельцких погромах, - говорит Женя. - Мы оказались свидетелями одного из них. Поезд, в котором мы ехали, остановили бандиты и стали выводить евреев из вагонов. Нас спасло только то, что мой муж не был похож на еврея - он был блондином, а меня принимали за цыганку. Всех, кого вывели из поезда, расстреляли на наших глазах.
Женя предложила вернуться в Москву, но не тут-то было, советский паспорт у нее уже отобрали... А под сердцем она уже носила ребенка.
Решили двигаться на запад. В чешском местечке их радушно встретили и помогли отправиться дальше, в Германию. Там Женя по понятным причинам тоже рожать не хотела. Наконец добрались до Парижа (Абель вспомнил, что один из братьев отца жил в Париже), где Женю прямо с поезда отвезли в роддом.
см. продолжение: