Всеволод Верник.
Марик
(рассказ)
Лето 1948 года в Одессе выдалось жарким.
Как все мальчишки послевоенного времени, мы играли в войну. Под обрывом, почти напротив 41-го причала, там, где сегодня тренировочная площадка футбольной команды «Черноморец», стояли два немецких «тигра». С них было снято вооружение и броня — остались только мрачные скелеты, напоминающие странных и безмолвных животных, совершенно безопасных. Так нам казалось...
В тот день наша команда пряталась, нас искали. В нашей команде было два брата — Фимка и Марик Барнштейны. Фимке было двенадцать, Марику — семь лет. Марик ловко вскарабкался на танк и нырнул в люк. Хотел спрятаться. Вдруг он снова показался над башней, спрыгнул на землю и, замахав поднятой правой рукой, закричал:
— Фимка, смотри, что я нашел!
Мы бросились к Марику. Он держал в левой руке большой толстый карандаш, раскрашенный во все цвета радуги. Фимка бежал впереди всех.
Добежать мы не успели... Карандаш взорвался в руке Марика, протянутой к брату.
Обоим повредило глаза. Фимка потом все-таки немного видел и (спустя лет двадцать) работал мастером в обществе слепых. А Марик...
Он был очень красивым ребенком. Совершенно чистое, не поврежденное лицо с матовой кожей, огромные черные глаза, опушенные густыми длинными ресницами. Эти глаза ничего не видели... Даже когда смотрели на солнце.
Тетя Дора, мать Фимки и Марика, привезла сына к академику Филатову. Владимир Петрович Филатов, врач с мировым именем, осмотрел Марика и сказал:
— Сегодня я бессилен. Сшивать глазные нервы я еще не умею. Подождите, пока наука сможет вам помочь...
Я увидел Марика через несколько лет в детском санатории. Мы попали в одну группу, и Марик после отбоя, когда в палатах гасили свет, читал нам «Дорогие мои мальчишки» Льва Кассиля. По системе Брайля, скользя пальцами по выпуклым точкам на толстых листах книги... Марик отлично играл в шахматы, иногда одновременно на десяти досках. И если кто-то из ребят шутя снимал пешку с доски, он сразу просил поставить ее на место. Обмануть его было невозможно. Он очень хорошо играл на аккордеоне, но никогда не пел...
А жизнь продолжалась. Я встретил Марика через двадцать два года на трамвайной остановке. Он узнал меня по голосу, и мы долго разговаривали у него дома. Потом он ушел, а я остался с тетей Дорой — маленькой, совершенно седой старушкой. Она рассказала мне все о Марике.
Закончив школу слепых без единой текущей четверки, Марик отослал документы в Москву, в военную академию имени Баумана. Оттуда пришел вежливый отказ: мол, по состоянию здоровья вы не можете быть зачислены в военную академию. Но Марик не сдался и написал письмо Маленкову. Писала тетя Дора под его диктовку.
Уже закончился сентябрь, а ответа не было. Только в середине октября пришла правительственная телеграмма: «Срочно вылетайте сдачи вступительных экзаменов Маленков». Деньги на поездку в Москву тетя Дора собирала у всех родственников, знакомых и соседей.
В день прилета в Москву Марик сдал все (!) экзамены, сидя в центре аудитории, где собрались все преподаватели академии. Дольше всех его спрашивал математик. Ответив на все его вопросы, Марик попросил разрешения задать ему свой вопрос.
Он задал свой вопрос, и математик, встав, показал жестами, чтобы их оставили одних. Все преподаватели вышли. Они беседовали еще с полчаса, и Марик был принят в академию.
В порядке исключения к нему прикрепили в качестве секретарши студентку, которая конспектировала для него лекции. Их содержание Марик «с голоса» учил на память.
Марик ходил по Москве и по Одессе без палки, только откинув назад голову. Чтобы не удариться случайно лицом...
В следующую нашу встречу я увидел очень располневшего мужчину. Он снова узнал меня по голосу. На мой вопрос, чем он занимается, Марик, чуть помявшись, ответил, что... рассчитывает траектории искусственных спутников Земли.
Он отказывался от предложений прооперироваться, ссылаясь на то, что у него свое видение мира и он боится дисквалифицироваться, если станет видеть...
Он женат... на той самой секретарше, но это уже другая история.
Вот такой он — наш Марик, Марк Наумович Барнштейн! Друг моего далекого детства.
Эпилог
Через несколько дней после того, как калифорнийский журнал «Факт» напечатал этот рассказ, мне позвонила секретарь редакции и сказала, что в редакцию постоянно звонит женщина, добиваясь встречи со мной или хотя бы номера телефона. Редакция же не имеет права давать такие сведения без моего согласия.
Я попросил дать мой номер телефона, и через несколько минут мне позвонила молодая женщина и сказала:
— Я - Женя, дочь человека, о котором написан рассказ… Спасибо вам за память об отце! Мы с 1991 года живем в Америке. Папа умер два года назад. Он работал дома до последнего месяца, но признания в Америке не получил, хотя и прочитал несколько лекций в Силиконовой Долине. Два баула с его рукописями я отправила официально по адресу, который мне дали в Силиконовой Долине…
Она несколько секунд помолчала, а потом добавила:
— Он и умер потому, что оказался невостребованным…
Мы тепло попрощались с Женей, обменявшись адресами, но чувство горечи еще долго не покидало меня.
Нью-Йорк, октябрь 2002