Показать сообщение отдельно
  #3  
Старый 15.04.2008, 23:26
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию "ШАРАБАН" - история песни.

Павел Шехтман

КОКОТКА-БЕЖЕНКА-ВОРОВКА:
«ШАРАБАН» И ЕГО ХОЗЯЙКА НА ДОРОГАХ ИСТОРИИ

«Шарабан» - знаменитейшее (наряду с «Цыпленком жареным») произведение городского фольклора эпохи революции и гражданской войны. Текст песни, который может быть назван «каноническим», звучит так:

ШАРАБАН

Я гимназистка седьмого класса,
Пью самогонку заместо кваса.
Ах шарабан мой, американка,
А я девчонка, я шарлатанка!

Порвались струны моей гитары,
Когда бежала из-под Самары.
Ах, шарабан мой, американка!
А я девчонка, я шарлатанка!

Помог бежать мне один парнишка,
Из батальона офицеришка.
Эх, шарабан мой, американка!
А я девчонка, я шарлатанка!

И выпить хоцца, а денег нету!
Со мной гуляют одни кадеты!
Ах шарабан мой, американка!
А я девчонка, я шарлатанка!

Продам я книжки, продам тетради,
Пойду в артистки я смеха ради!
Ах шарабан мой, американка!
А я девчонка, я шарлатанка!

Продам я юбку, жакет короткий,
Куплю я квасу, а лучше б водки
Ах, шарабан мой, американка,
А я девчонка, я шарлатанка.

Прощайте, други, я уезжаю.
Кому должна я, я всем прощаю,
Ах, шарабан мой, американка,
А я девчонка, я шарлатанка.

Прощайте други, я уезжаю,
И шарабан свой вам завещаю.
Ах, шарабан мой, обитый кожей,
Куда ты лезешь, с такою рожей?


Общие сведения о песне таковы. Основной текст был сочинен, во всяком случае, после 1914 года (во время военного «сухого закона» - чему свидетельством упоминание самогона вместо водки) явно на основе какой-то более старой шансонетки. Известно, что в Самаре после Октябрьского переворота она (видимо еще в старой редакции) была опознавательным знаком антибольшевистских подпольщиков: если встречный напевал «Шарабан», значит, был «свой». 4 июня 1918 г. Самара была взята чехословацкими легионерами, в ней был сформирован Комуч (Комитета членов Учредительного собрания), в основном из эсэров, и песня стала боевым гимном поволжской Народной армии; с ней на устах войска Учредительного собрания ходили в атаки (см. мемуары белогвардейцев в кн.: 1918 год на Востоке России. Сост., научн. ред., предисл. и коммент. С. В. Волкова. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2003). Однако в начале сентября 1918 г. Народная армия потерпела поражение под Казанью, после чего был оставлен Симбирск (12 сентября) и сама Самара (середина октября). В результате появились куплеты, посвященные этим событиям; кроме того появился еще один «необязательный» куплет, который пели иногда вместе с куплетом «про Самару», иногда вместо него:

Бежала я из-под Симбирска
А в кулаке была записка.

В таком виде песня, вместе с самарской Народной Армией, влилась в ряды войск омской Директории и распространилась по всему Восточному фронту, а уже на рубеже 20-х годов обрела широкую всероссийскую популярность. В частности, она входила в излюбленный репертуар беспризорников.

Песня производит странное впечатление и, на первый взгляд, не обременена особым смыслом. Что же нашли в ней современники Гражданской войны, если ее распевала вся Россия?

Прежде всего, попытаемся восстановить ее происхождение и изначальный смысл. Бросается в глаза, что образ героини выступает сразу как бы в трёх ипостасях: дамы полусвета, гимназистки-«оторвы» и беженки. Если мы, отбросив «беженский» куплет, разделим остальные на куплеты «про кокотку» и «про гимназистку», то получим в сущности две цельные, логически связанные внутри песенки. Из них песню «про кокотку» естественно считать остатком изначальной шансонетки. Для ее реконструкции важной опорой служит «цыганский» вариант – т.е. текст с кассеты неизвестного цыганского певца, найденной в 2003 г. на свалке в Варшаве:

Прощайте други, я уезжаю,
Но шарабан мой вам завещаю.
Эх шарабан мой, американка,
Я не артистка, я шарлатанка!

Эх ты, извозчик, скорее трогай,
А поеду своей дорогой!
Эх шарабан мой, американка,
Я не артистка, я шарлатанка!

Порвались струны моей гитары
Да наливайте полнее чары!
Эх шарабан мой, американка,
Я не артистка, я шарлатанка!

Исследователи считают его «самым старым» и «едва ли не первоначальным довоенным» вариантом. Однако бросается в глаза, что текст чересчур короток, более того - если из трех куплетов два хотя бы связаны между собой, то третий не имеет даже и внутренней связи и представляет лишь сочетание двух романсовых штампов. Очевидно, перед нами окончание старой песни, к которому прибавлен взятый из середины (и скорее всего видоизмененный) куплет. Это может иметь только одно объяснение: сатирическая шансонетка были «переформатирована» цыганами в соответствии с романсовой эстетикой, с упором на темы расставания и хмельной пирушки.

Опираясь на этот вариант, называющий нам и профессию «изначальной» героини, мы получаем следующий текст:

Продам я книжки, продам тетради,
Пойду в артистки* я смеха ради
Эх, шарабан мой, американка!
Я не артистка, я шарлатанка!

Порвались струны моей гитары,
(Да наливайте полные чары)
Эх, шарабан мой, американка!
Я не артистка, я шарлатанка!

Прощайте, други, я уезжаю.
Кому должна я, я всем прощаю,
Эх, шарабан мой, американка,
Я не артистка, я шарлатанка!

Прощайте, други, я уезжаю,
А шарабан свой вам завещаю.
Эх, шарабан мой - американка!
Я не артистка, я - шарлатанка!

Эх ты, извозчик, скорее трогай,
А я поеду своей дорогой!
Ах, шарабан мой, обитый кожей!
Куда ты лезешь с такою рожей!

*В начале ХХ в. очевидно пели: «в актрисы»

Курсивом выделены фрагменты, чью принадлежность первоначальному «Шарабану» нельзя считать доказанной; во всяком случае общий вид песенки ясен. Очевидным образом отсутствуют: начало (самохарактеристика героини?) и куплеты, изображающие ее похождения. С героиней случается какая-то неприятность, которая заставляет ее спешно покинуть город (Самару?), бросив свой знаменитый шарабан. Мотивацией отъезда и служит куплет о «порванных струнах». «Порванный струны» - в русской поэтике традиционный символ разбитого сердца, разбитой судьбы, смерти – вообще жизненной катастрофы; комический эффект достигается тем, что неприятности легкомысленной авантюристки сравниваются с «надрывными» страданиями романсового героя. Такая песня вполне могла быть сочинена «на случай», в связи с каким-то реальным событием.

Песенка «про гимназистку», наоборот, выглядит вполне цельной и законченной, особенно если откинуть куплет «про книжки и тетради», предположительно пришедший из «старого» «Шарабана» (Другой вариант: этот куплет был написан, чтобы подчеркнуть тождество героини с артисткой из «Шарабана»):

Я гимназистка седьмого класса
Пью самогонку заместо кваса
Ах шарабан мой, американка,
А я девчонка, я шарлатанка!

И выпить хоцца, а денег нету!
Со мной гуляют одни кадеты!
Ах шарабан мой, американка!
А я девчонка, я шарлатанка!

Продам я книжки, продам тетради,
Пойду в артистки я смеха ради!
Ах шарабан мой, американка!
А я девчонка, я шарлатанка!

Продам я юбку, жакет короткий,
Куплю я квасу, а лучше б водки!
Ах, шарабан мой, американка,
А я девчонка, я шарлатанка.

Забубенная гимназистка явно появилась, как пародийный «двойник» «дамы с камелиями». Так, если намерение первой продать книжки и тетради объясняется желанием, хотя и легкомысленным, изменить свою судьбу – то намерение второй продать юбку и жакет имеет одну цель - напиться. Остальные два куплета примечательным образом заменяют те, отсутствие которых чувствуется в сконструированной нами песне «про актрису»: начало – самохарактеристика героини – и описание ее похождений. При этом гимназистка жалуется, что с ней гуляют «одни кадеты» (а не офицеры) – естественно предположить, что в объекте пародии фигурировали именно офицеры. Вспомним и «офицеришку из батальона» в «беженском» куплете, юмор которого неясен – уж не состояла ли соль в отсылке к «старому» «Шарабану»? Тем более что «батальон» - это явно конкретный, один-единственный батальон, видимо стоящий гарнизоном в дореволюционном городе – можно предположить, что он фигурировал в изначальном тексте.

Возможно, куплеты «про гимназистку» какое-то время бытовали как отдельная песенка-пародия, и лишь со временем были объединены с изначальным «Шарабаном» в причудливое попурри. Скорее однако, нынешний текст возник разом, а «беженские» куплеты неявно для нас связаны с «гимназическими» - темой пародии на старый, ставший уже культовым «Шарабан». Это косвенно подтверждается тем, что дописанный кем-то «симбирский» куплет остался чужеродным основному тексту, «необязательным» - что никак нельзя объяснить его поздним происхождением, так как Симбирск был оставлен даже ранее Самары. Однако получившийся текст далеко вышел за рамки пародии-однодневки. Видимо, это было связано с осмыслением героини как беженки – ипостась, правдоподобно объединяющая амплуа гимназистки и видавшей виды женщины. Действительно, вчерашняя гимназистка, живущая (как и все вокруг) одним днем, гуляющая с мужчинами, пьющая, да вдобавок и нюхающая кокаин – была в общем бытовым явлением, типичной судьбой в том Вавилоне, который являло собой перемешанное революцией общество:

У этой, что спиртом дышит,
На стенке прибит погон:
Ведь девочка знала Ижевск,
Ребенком шагнув в вагон.
Но в Омске поручик русский,
Бродяга, бандит лихой
Все кнопки на черной блузке
Хмельной оборвал рукой…

(Арсений Несмелов. «Пустой начинаю строчкой…»)

При таком понимании песни, финальная тема «отъезда», на первый взгляд чужеродная образам и «гимназистки», и даже «беженки», могла восприниматься как символ желания изменить свою жизнь, порвать с прошлым, найти спокойное место, где можно укрыться от всех бурь и наконец зажить счастливо – желание, также типичное для эпохи, когда сотни тысяч людей метались по России в поисках спокойного и сытого убежища. Правда, за этим неявно маячит и другая, трагическая тема – тема смерти, самоубийства; «отъезд» может толковаться и таким образом, и это толкование бросает на разудалую песенку некий глубинный экзистенциальный отсвет.

В общем, эта песня идеально соответствовала атмосфере «пира во время чумы», царившей в белом тылу. Восприятие ее, как песни про беженку, создало и новый вариант припева:

Эх шарабан мой, американка!
Не будет денег – возьму продам-ка!

Видимо, бойцы омской армии (армии Директории, затем Колчака) сами себя иронически отождествляли с лихой гимназисткой, бегущей в своем шарабане то из Симбирска, то из Самары. Затем с этой гимназисткой был отождествлен ни кто иной, как сам Верховный Правитель России:

Мундир английский, погон российский,
Табак японский, правитель омский
Эх, шарабан мой, американка!
Не будет денег – возьму продам-ка!

Таков был обыкновенный зачин, на который по обе стороны фронта пелись самые разнообразные куплеты на злобу дня:

Идут девчонки,
Подняв юбчонки,
За ними чехи,
Грызут орехи.
Эх, шарабан мой
Американка!
Не будет денег –
Продам наган!

(Цинизм такого варианта припева очевиден, если учесть, что поется от лица военного человека.)

Кстати, несколько слов о знаменитом первом куплете. Николай Кукарин, начальник штаба Тухачевского, приводит его «белую» редакцию: «Погон российский, фасон английский…» Но погон не имеет «фасона» - стало быть, изначально был «мундир». Таким образом, куплет имел в виду не поддержку Антанты (как его быстро стали толковать), а общеизвестную англоманию Колачака и главное - его случайность, «залетность» в белой Сибири (туда он явился только осенью 1918 г. из Англии через Японию!) Издеваться над Колчаком, как над залетным авантюристом, могли не большевики, а скорее ненавидевшие его эсэры, которые начинали антибольшевистскую борьбу на Востоке, но затем были разогнаны, а частично даже расстреляны новоявленным омским диктатором.

Этого рода куплеты хорошо известны в сильно огрубленном и относительно позднем (уже после расстрела Колчака) «красном» варианте:

Мундир сносился,
Погон свалился,
Табак скурился –
Правитель смылся.

В подражание этой песенке появились и сатиры на других врагов большевиков: «Семеновский шарабан», «Врангелевский шарабан», «Шляхетский шарабан» и т.п. Последние две показывают, что уже в 1920 г. песенка про «Омского правителя» получила широкую известность в Европейской России - видимо, придя с частями, отозванными с Восточного фронта после разгрома Колчака. Они же, надо полагать, принесли на Запад и ставший отныне «классическим» текст «Шарабана».

По окончании Гражданской войны героиня «Шарабан» подверглась новому снижению. Действительно, эта легкомысленная особа во всех своих ипостасях целиком принадлежала к «старому» миру. Ей, как и ее реальным прототипам, не оказалось места в официальном советском обществе и оставалось только одно – опуститься на самое дно этого общества, в блатную среду. Будучи по-прежнему дамой полусвета, гимназисткой-оторвой и беженкой, она приобретает черты хозяйки притона и просто «воровки»:

Эх шарабан мой, американка!
Какая ночь, какая пьянка!
Хотите пейте, посуду бейте,
Мне все равно, мне все равно.

Привет ворам, рецидивистам,
Шиш мусорам и активистам.
Эх, шарабан мой, американка,
А я девчонка, я шарлатанка!

Судя по всему такое осмысление пошло из Одессы, где был создан собственный «блатной» вариант. На время его создания, на первый взгляд, указывают куплеты, прямо относящиеся к Гражданской войне:

Все на войне, да на гражданке,
А воры все на Молдаванке.
Эх, шарабан мой….

Зачем нам пушки, зачем нам станки,*
Когда нас любят на Молдаванке.
Эх, шарабан мой….

*Станковые пулеметы

Здесь, однако, настораживает сокращенно-уменьшительное «гражданка»: во время самой Гражданской войны это словосочетание еще сохраняло оттенок книжности и употреблялось не особенно часто, тем более в низах общества. Скорее, куплеты были сочинены уже в 20-х годах для того, чтобы принципиально обозначить отношение жизнелюбивой «Молдаванки» к «гражданскому долгу» и всяким идеологическим проблемам.

Переходящая в цинизм ирония, которой изначально проникнута шансонетка, была конечно абсолютно противопоказана официальной культуре, так что песню, в отличие от дореволюционных лет или эмиграции, невозможно представить в СССР исполняемой с эстрады (во всяком случае после 20-х годов) или записываемой на грампластинку. И песня, возникшая в Серебряном веке как эстрадная сатира на «полусвет», ушла в область «дворовой» и «блатной» контркультуры, где и оставалась все время Советской власти. При этом «классический» текст «Шарабана», который, наверное, при более «нормальном» развитии русской истории был бы быстро забыт, оставался глубоко притягательным, ибо стал восприниматься как символ веселой и разгульной «дореволюционной» - а точнее просто несоветской - жизни.

август 2006

Прислано автором <sfrandzi @ rambler.ru> 11 августа 2006 г.


P.S. Статья была уже написана, когда я пришел к выводу, что куплет о "книжках и тетрадях" - определенно пародийный, а объектом пародии и одновременно частью темы "похождений кокотки" является куплет, сохранившийся в некоторых вариантах:

Продам я юбку и панталоны,
Куплю духи я, одеколоны.

Женские панталоны вышли из моды уже во время Первой мировой войны, а весь куплет убедительно рисует именно образ легкомысленной дамы полусвета, жертвующей необходимым ради роскошеств. Кстати, обратим внимание, что куплет оставляет большие возможности для артистического исполнения: "куплю духи я... (томно) одеколо-оны!" Это же относится и к снисходительно-великодушному: "я всем прощаю!", и особенно к испуганно-возмущенному: "Ах, шарабан мой, обитый кожей!". Очевидно, автор был высоким профессионалом.

Павел Шехтман, 24 сентября 2006 г.
Ответить с цитированием