Показать сообщение отдельно
  #7  
Старый 13.09.2009, 10:59
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

"СУЧЬЯ" ВОЙНА

Дежурного врача вызвали в приемный покой. На свежевымытых, чуть синеватых, выскобленных ножом досках пола корчилось загорелое татуированное тело - раздетый санитарами догола раненый человек. Кровь пачкала пол, и дежурный врач злорадно усмехнулся - отчистить будет трудно; врач радовался всему плохому, что приходилось встретить и видеть. Над раненым склонились два человека в белых халатах: фельдшер приемного покоя, держащий лоток с перевязочным материалом, и лейтенант из спецчасти с бумагой в руке.

Врач сразу понял, что у раненого нет документов и лейтенант спецчасти хочет получить хоть какие-либо сведения о раненом.

Раны были еще свежи, некоторые кровоточили. Ран было много - больше десятка крошечных ран. Человека недавно били маленьким ножом, или гвоздем, или чем-нибудь еще.

Врач вспомнил, как в прошлое его дежурство две недели назад была убита продавщица магазина, убита в своей комнате, задавлена подушкой. Убийца не успел уйти незаметно, поднялся шум, и убийца, обнажив кинжал, выскочил в морозный туман улицы. Пробегая мимо магазина, мимо очереди, - убийца воткнул кинжал последнему в очереди - в ягодицу - из хулиганства, из черт знает чего...

Но сейчас было что-то другое. Движения раненого становились менее порывистыми, щеки бледнели. Врач понимал, что тут дело в каком-то внутреннем кровотечении - ведь на животе тоже были маленькие, тревожные, не кровоточащие раны. Раны могли быть внутри, в кишечнике, в печени...

Но врач не решался вмешаться в священнодействие службы учета. Нужно было добыть во что бы то ни стало "установочные данные" - фамилию, имя, отчество, статью, срок - получить ответ на вопросы, которые задаются каждому заключенному десять раз на день - на поверках, разводах...

Раненый что-то отвечал, и лейтенант торопливо записывал сообщенное на клочке бумаги. Уже известны были и фамилия, и статья - пятьдесят восемь, пункт четырнадцать... Оставался самый главный вопрос, ответа на который и ждали все - и лейтенант, и фельдшер приемного покоя, и дежурный врач...

- Ты кто? Кто? - встав на колени около раненого, взволнованно взывал лейтенант.

- Кто?

И раненый понял вопрос. Веки его дрогнули, раздвинулись искусанные, запекшиеся губы, и раненый выдохнул протяжно:

- Су-у-ка...

И потерял сознание.

- Сука! - восхищенно крикнул лейтенант, вставая и отряхивая рукой колени.

- Сука! Сука! - радостно повторял фельдшер.

- В седьмую его, в седьмую хирургическую! - засуетился врач. Можно было приступать к перевязке. Седьмая палата была "сучья".


Много лет после того, как кончилась война, в уголовном мире - на дне человеческого моря еще не отшумели подводные кровавые волны. Волны эти были следствием войны - удивительным, непредвиденным следствием. Никто - ни седовласые уголовные юристы, ни ветераны тюремной администрации, ни многоопытные лагерные начальники не могли предвидеть, что война разделит уголовный мир на две враждебных друг другу группы.

Во время войны сидевшие в тюрьмах преступники - в том числе и многочисленные воры - рецидивисты, "урки" - были взяты в армию, направлены на фронт, в маршевые роты. Армия Рокоссовского приобрела известность и популярность именно наличием в ней уголовного элемента. Из уркаганов выходили лихие разведчики, смелые партизаны. Природная склонность к риску, решительность и наглость делали из них ценных солдат. На мародерство, на стремление пограбить смотрели сквозь пальцы. Правда, окончательный штурм Берлина не был доверен этим частям. Армия Рокоссовского была нацелена в другое место, а в Тиргартен двинулись кадровые части маршала Конева - полки наиболее чистой пролетарской крови.

Писатель Вершигора в "Людях с чистой совестью" уверяет нас, что знает Воронько - уркача, из коего вышел добрый партизан (как в книжках Макаренко).

Словом, уголовники из тюрем уходили на фронт, воевали там - кто хорошо, кто худо... Настал день победы, герои-уркачи демобилизовались и вернулись к мирным занятиям.

Вскоре советские суды послевоенного времени встретились на своих заседаниях со старыми знакомыми. Оказалось - и это-то предвидеть было нетрудно, что рецидивисты, "уркаганы", "воры", "люди", "преступный мир", и не думают прекращать дела, которое до войны давало им средства к существованию, творческое волнение, минуты подлинного вдохновения, а также положение в "обществе".

Бандиты вернулись к убийствам, "медвежатники" - к взломам несгораемых шкафов, карманники - к исследованиям чердаков на "лепёхах", "скокари" - к квартирным кражам.

Война скорее укрепила в них наглость, бесчеловечность, чем научила чему-либо доброму. На убийство они стали смотреть еще легче, еще проще, чем до войны.

Государство пыталось организовать борьбу с возрастающей преступностью. Явились Указы 1947 года "Об охране социалистической собственности" и "Об охране личного имущества граждан". По этим Указам незначительная кража, за которую вор расплачивался несколькими месяцами заключения, теперь каралась 20 годами.

Воров, бывших участников Отечественной войны, стали десятками тысяч грузить на пароходы и поезда и под строжайшим конвоем отправлять в многочисленные трудовые лагеря, деятельность которых ни на минуту не замирала во время войны. Лагерей к тому времени было очень много. Севлаг, Севвостлаг, Севзаплаг, в каждой области, на каждой большой или маленькой стройке были лагерные отделения. Наряду с карликовыми управлениями, едва превышавшими тысячу человек, были и лагеря-гиганты с населением в годы их расцвета по нескольку сот тысяч человек: Бамлаг, Тайшетлаг, Дмитлаг, Темники, Караганда...

Лагеря стали быстро наполняться уголовщиной. С особым вниманием комплектовались два больших отдаленных лагеря - Колыма и Воркута. Суровая природа Крайнего Севера, вечная мерзлота, восьми-, девятимесячная зима в сочетании с целеустремленным режимом создавали удобные условия для ликвидации уголовщины. Опыт, произведенный Сталиным над "троцкистами" в 1938 году, увенчался полным успехом и был всем хорошо памятен.

На Колыму и Воркуту стали приходить эшелон за эшелоном осужденных по Указам 1947 года. Хотя в трудовом отношении "блатные" были малоценным материалом и вряд ли были особенно пригодны для колонизаций края, зато бежать с Крайнего Севера было почти невозможно. Стало быть, задача изоляции разрешалась надежно. Кстати, эти географические особенности Крайнего Севера были на Колыме причиной появления особой категории беглецов (красочный блатной термин - "ушедшие во льды"), которые никуда, по сути дела, не "бежали", а прятались около трассы автомобильной дороги в две тысячи километров длиной, грабя проезжающие машины. В главную вину этим беглецам ставились не побег сам по себе и не разбой на большой дороге. Юристы видели в побеге уклонение от работы и трактовали эти побеги как контрреволюционный саботаж, как отказ от работы - главное лагерное преступление. Соединенными усилиями юристов и мыслителей из лагерной администрации уголовный рецидив наконец был кое-как втиснут в рамки самой страшной пятьдесят восьмой статьи.

Каков катехизис вора? Вор, член "преступного мира" - это определение - "преступный мир" принадлежит самим ворам, - должен воровать, обманывать "фрайеров", пить, гулять, играть в карты, не работать, участвовать в "правилках", то есть в "судах чести". Тюрьма для вора хоть и не родной дом, не какие-нибудь "хаза", или "малина", или "шалман", но место, где вор вынужден проводить большую часть своей жизни. Из этого следует важный вывод, что в тюрьме блатные должны обеспечить себе - силой, хитростью, наглостью, обманом - неофициальные, но важные права, вроде права на дележ чужих передач или чужих вещей, вроде права на лучшее место, на лучшую пищу и т. д. Практически это достигается всегда, если в камере есть несколько воров. Именно они-то и приобретают все, что можно приобрести в тюрьме. Эти "традиции" позволяют вору жить лучше других в тюрьме и лагере.

Небольшой срок заключения, частые амнистии давали ворам возможность без особенных забот провести время заключения, не работая. Работали, и то время от времени, только специалисты - слесари, механики. Ни один вор не работал на "черной" работе. Лучше он просидит в карцере, в лагерном изоляторе...

Указ 1947 года с его двадцатилетним сроком за незначительные преступления по-новому поставил перед ворами проблему "занятости". Если вор мог надеяться, не работая, пробиться правдами и неправдами несколько месяцев или год-два, как раньше, то теперь надо было фактически всю жизнь проводить в заключении или пол-жизни, по крайней мере. А жизнь вора - короткая. "Паханов" - стариков среди "урок" мало. Воры долго не живут. Смертность среди воров значительно выше средней смертности в стране.

Указ 1947 года поставил перед "преступным миром" серьезные проблемы, и лучшие блатные умы напряженно искали надежного решения вопроса.

По воровскому закону, вор не должен в заключении занимать какие-либо административные лагерные должности, выполнение которых вверяется заключенным. Ни нарядчиком, ни старостой, ни десятником вор не имеет права быть. Этим он как бы вступает в ряды тех, с кем вор всю жизнь находится во вражде. Вор, занявший такую административную должность, перестает быть вором и объявляется "сукой", "ссучившимся", объявляется вне закона, и любой блатной сочтет честью для себя зарезать при удобном случае такого ренегата.

Щепетильность преступного мира в этом вопросе очень велика, правоверные толкования некоторых сложных дел напоминают тонкую и извитую логику Талмуда.

Пример: вор идет мимо вахты. Дежурный надзиратель кричит ему: эй, ударь, пожалуйста, в рельс, позвони, мимо идешь... Если вор ударит в рельс - сигнал побудок и поверок - он уже нарушил закон, "подсучился".

"Правилки" или "суды чести", где "качают права" и заняты, главным образом, рассмотрением дел и провинностей, связанных именно с изменой своему знамени и "юридическим" толкованием того или иного подозрительного поступка. Виновен или невиновен? Утвердительный ответ "судов чести" влечет обычно и почти немедленно - кровавую расправу. Убивают, конечно, не судьи, убивает воровская молодежь. Главари всегда считали, что такие "акты" полезны для молодого вора: он приобретает опыт, закаляется...


На пароходах и поездах в Магадан и в Усть-Цильму стали прибывать осужденные после войны воры. "Военщина" - такое они получили название впоследствии. Все они участвовали в войне и не были бы осуждены, если б не совершили новых преступлений. Увы, таких, как Воронько, было очень и очень мало. Огромное же, подавляющее большинство воров вернулось к своей профессии. Строго говоря, они и не отдалялись от нее - мародерство на фронте стоит довольно близко к основному занятию нашей социальной группы. Среди блатарей-"вояк" были и награжденные орденами. Блатные - инвалиды войны нашли себе новый и очень большой доход - нищенство в пригородных поездах.

Среди "военщины" было много крупных "урок", выдающихся деятелей этого подземного мира. Сейчас они возвращались после нескольких лет войны-свободы в привычные места, в дома с решетчатыми окнами, в лагерные зоны, опутанные десятью рядами колючей проволоки, возвращались в привычные места с непривычными мыслями и явной тревогой. Кое-что было уже обсуждено долгими пересыльными ночами, и все были согласны на том, что дальше жить по-старому нельзя, что в воровском мире назрели вопросы, требующие немедленного обсуждения в самых "высших сферах". Главари "военщины" хотели встретиться со старыми товарищами, которых только случай, как они считали, уберег от участия в войне, с товарищами, которые все это военное время просидели в тюрьмах и лагерях. Главари "военщины" рисовали себе картины радостных встреч со старыми товарищами, сцен безудержного бахвальства "гостей" и "хозяев" и, наконец, помощи в решении тех серьезнейших вопросов, которые жизнь поставила перед уголовщиной.

Их надеждам не суждено было сбыться. Старый "преступный мир" не принял их в свои ряды, и на "правилки" "военщина" не была допущена. Оказалось, что вопросы, тревожившие приезжих, давно уже обдуманы и обсуждены в старом "преступном мире". Решение же было вынесено совсем не такое, как думали "вояки".

- Ты был на войне? Ты взял в руки винтовку? Значит, ты - сука, самая настоящая сука и подлежишь наказанию по "закону". К тому же ты - трус! У тебя не хватило силы воли отказаться от маршевой роты - "взять срок" или даже умереть, но не брать винтовку!

Вот как отвечали приезжим "философы" и "идеологи" блатного мира. Чистота блатных убеждений, говорили они, дороже всего. И ничего менять не надо. Вор, если он "человек", а не "сявка", должен уметь прожить при любом Указе - на то он и вор.

Напрасно "вояки" ссылались на прошлые заслуги и требовали допустить их к "судам чести", как равноправных и авторитетных судей. Старые уркаганы, перенесшие и восьмушку хлеба во время войны в тюремной камере, и кое-что другое, были непреклонны.

Но ведь среди вернувшихся было много важных персон уголовного мира. Там было достаточно и "философов", и "идеологов", и "вождей". Вытесненные из родной среды столь бесцеремонно и решительно, они не могли примириться с тем положением париев, на которое обрекали их правоверные "урки". Напрасно указывали предводители "военщины", что случайность, особенность их положения в тот момент, когда им было сделано предложение пойти на фронт, исключала отрицательный ответ. Конечно, никаких патриотических настроений у уголовщины никогда не существовало. Армия, фронт - были предлогом выйти на волю, а там что бог даст. На какой-то момент интересы государства и личные интересы слились - и именно за это они и держали сейчас ответ перед своими бывшими товарищами. К тому же война отвечала как-то таким чувствам блатаря, как любовь к опасности, к риску. О "перековке", об отколе от "преступного мира" они и не думали - ни раньше, ни теперь. Ущемленные самолюбия авторитетов, переставших быть авторитетами, сознание напрасности своего шага, который объявлен изменой товарищам, память о трудных дорогах войны - все это обостряло отношения, накаляло "подземную" атмосферу до крайности. Были среди воров и такие, которые пошли на войну из слабости духовной - им угрожали расстрелом, да и расстреляли бы в то время. Более слабые последовали за главарями, за авторитетами - жизнь всегда жизнь, люди.

Крупные блатари, "вожди" "военщины", были озадачены, но не смущены. Что ж, если старый "закон" их не принимает, они объявят новый. И новый воровской закон был объявлен - в 1948 году на пересылке в бухте Ванино. Поселок и порт Ванино были отстроены во время войны, когда взорвался порт бухты Находка.

Первые шаги этого нового закона связаны с полулегендарным именем блатаря по кличке "Король", человека, о котором много лет спустя знавшие его и ненавидевшие воры "в законе" говорили с уважением: "Ну, как-никак душок у него был..."

Дух, душок - это своеобразное воровское понятие. Это и смелость, и напористость, и крикливость, и своеобразная удаль, и стойкость наряду с некоторой истеричностью, театральностью...

Новый Моисей обладал этими качествами в полной мере.

По новому закону, блатным разрешалось работать в лагере и тюрьме старостами, нарядчиками, десятниками, бригадирами, занимать еще целый ряд многочисленных лагерных должностей.

Король договорился с начальником пересылки о страшном: он обещал навести полный порядок на пересылке, обещав "своими силами" справиться с "законными" ворами. Если в крайнем случае прольется кровь - он просит не обращать большого внимания.

Король напомнил о своих военных заслугах (он был награжден орденом на войне) и дал понять, что начальство стоит перед минутой, когда правильное решение может привести к исчезновению уголовного мира, преступности в нашем обществе. Он, Король, берет на себя выполнение этой трудной задачи и просит ему не мешать.

Думается, что начальник ванинской пересылки немедленно поставил в известность самое высокое начальство и получил одобрение операции Короля. В лагерях ничего не случается по произволу местного начальства. К тому же, по правилам, все шпионят друг за другом.

Король обещает исправиться! Новый воровской закон! Чего же лучше? Это - то, о чем мечтал Макаренко, исполнение самых заветных желаний теоретиков. Наконец-то блатные "перековались"! Наконец-то пришло долгожданное практическое подтверждение многолетним теоретическим упражнениям на сей счет, начиная с крыленковской "резинки" и кончая теорией возмездия Вышинского.

Приученная видеть в "уркачах", "тридцатипятниках" - "друзей народа", администрация лагерей мало следила за подспудными процессами, проходившими в "преступном мире". Никакой тревожной информации оттуда не поступало - лагерное начальство имело сеть доносчиков и осведомителей совсем в других местах. До настроений, до вопросов, волновавших "преступный мир" - никому не было дела.

Мир этот давно уже должен был исправляться - и наконец этот час наступил. Доказательство сему - говорило начальство - новый воровской закон Короля. Это - результат благотворного действия войны, пробудившей даже в уголовниках чувство патриотизма. Мы же читали Вершигору, мы слыхали о победах армии Рокоссовского.

Начальники-ветераны, поседевшие на лагерной службе, хоть и не верили, что "может быть доброе из Назарета", но считали про себя, что от раскола, от вражды двух воровских групп между собой может быть только добро и выгода для остальных, обыкновенных людей. Минус, помноженный на минус, дает плюс - напоминали они. Попробуем.

Король получил согласие на свой "опыт". В один из коротких северных дней все население пересылки Ванино было выстроено на линейке строем по два.

Начальник пересылки рекомендовал заключенным нового старосту. Этим старостой был Король. Командирами рот были назначены его ближайшие подручные.

Новая лагерная обслуга не стала терять даром времени. Король ходил вдоль рядов заключенных, пристально вглядываясь в каждого, и бросал:

- Выходи! Ты! Ты! И ты! - Палец Короля двигался, часто останавливаясь, и всегда безошибочно. Воровская жизнь приучила его к наблюдательности. Если Король сомневался - проверить было очень легко, и все - и блатари, и сам Король - отлично это знали.

- Раздевайся! Снимай рубаху! Татуировка - наколка - опознавательный знак "ордена" - сыграла свою губительную роль. Татуировка - ошибка молодости уркаганов. Вечные рисунки облегчают работу уголовному розыску. Но их смертное значение открылось только сейчас.

Началась расправа. Ногами, дубинками, кастетами; камнями банда Короля "на законном основании" крошила адептов старого воровского закона.

- Примете нашу веру? - кричал торжествующё Король. Вот он проверит теперь крепость духа самых упорных "ортодоксов", обвинявших его самого в слабости. Примете нашу веру?

Для перехода в новый воровской закон был изобретен обряд, театральное действо. Блатной мир любит театральность в жизни, и знай Н. Н. Евреинов или Пиранделло это обстоятельство - они не преминули бы обогатить аргументами свои сценические теории.

Новый обряд ничуть не уступал известному посвящению в рыцари. Не исключено, что романы Вальтера Скотта подсказали эту торжественную и мрачную процедуру.

- Целуй нож! К губам избиваемого блатаря подносилось лезвие ножа.

- Целуй нож!

Если "законный" вор соглашался и прикладывал губы к железу - он считался принятым в новую веру и навсегда терял всякие права в воровском мире, становясь "сукой" навеки.

Эта мысль Короля была поистине королевской мыслью. Не только потому, что посвящение в блатные рыцари обещало многочисленные резервы армии "сук" - вряд ли, вводя этот ножевой обряд, Король думал о завтрашнем и послезавтрашнем дне. Но о другом он подумал наверняка! Он поставит всех своих старых довоенных друзей в те же самые условия - жизнь или смерть! - в которых он, Король, струсил, по мнению воровских "ортодоксов". Пусть теперь они сами покажут себя! Условия - те же.

Всех, кто отказывался целовать нож - убивали. Каждую ночь к запертым снаружи дверям пересыльных бараков подтаскивали новые трупы. Эти люди не были просто убиты. Этого было слишком мало Королю. На всех трупах "расписывались" ножами все их бывшие товарищи, поцеловавшие нож. Блатарей не убивали просто. Перед смертью их "трюмили", то есть топтали ногами, били, всячески уродовали... И только потом - убивали. Когда через год или два пришел этап с Воркуты и несколько видных воркутинских "сук" (там разыгралась та же история) сошли с парохода - выяснилось, что воркутинцы не одобряют излишней жестокости колымчан. "У нас просто убивают, а "трюмить"? Зачем это?" Стало быть, воркутинские дела несколько отличались от дел королевской банды.

Вести о королевской расправе в бухте Ванино полетели через море, и на колымской земле воры старого закона приступили к самозащите. Была объявлена тотальная мобилизация, весь блатной мир вооружался. Над изготовлением ножей и коротких пик-штыков тайком трудились все кузницы и слесарные мастерские Колымы. Ковали, конечно, не блатные, а настоящие штатные мастера под угрозой "за-ради страха" - как говорили блатные. Они знали гораздо раньше Гитлера, что напугать человека гораздо надежней, чем подкупить. И, само собой, дешевле. Любой слесарь, любой кузнец согласился бы, чтоб у него упал процент выполнения плана, но была сохранена жизнь.

Тем временем энергичный Король убедил начальство в необходимости "гастрольной" поездки по пересылкам Дальнего Востока. Вместе с семью своими подручными он объехал пересылки до Иркутска - оставляя в тюрьмах десятки трупов и сотни новообращенных "сук".

"Суки" вечно не могли жить в бухте Ванино. Ванино - транзитка, пересылка. "Суки" двинулись за море - на золотые прииски. Война была перенесена в большое пространство. Воры убивали "сук", "суки" - воров. Цифра "архива № 3" (умершие} подскочила вверх, чуть не достигая рекордных высот пресловутого 1938 года, когда "троцкистов" расстреливали целыми бригадами.

Начальство бросилось к телефонам, вызывая Москву.

Выяснилось, что в заманчивой формуле "новый воровской закон" главное значение имеет слово "воровской", и ни о каких "перековках" не идет и речи. Начальство было еще раз одурачено - жестоким и умным Королем.

С начала тридцатых годов, ловко пользуясь распространением идей "трудового перевоспитания", блатные спасают свои кадры, легко давая миллионы честных слов, пользуясь спектаклем "Аристократы" и твердым указанием начальства о необходимости оказывать "доверие" уголовному рецидиву. Идеи Макаренко и пресловутая "перековка" и дали возможность блатарям под прикрытием этих идей спасти свои кадры и их укрепить. Утверждалось, что в отношении бедняжек уголовников должны применяться только исправительные, а не карательные санкции. На деле это выглядело странной заботливостью о сохранении уголовщины. Любой практик - лагерный работник знал - и знал всегда, - что ни о какой "перековке" и перевоспитании уголовного рецидива не может быть и речи, что это - вредный миф. Что обмануть фрайера, начальство - это доблесть вора; что можно давать тысячу клятв фрайеру, миллион честных слов, лишь бы он поддался на удочку. Недальновидные драматурги типа Шейнина или Погодина продолжали, к вящей пользе блатного мира, проповедовать необходимость "доверия" к блатарям. Если один Костя-капитан перевоспитался, то десять тысяч блатных вышли из тюрем раньше времени и совершили двадцать тысяч убийств и сорок тысяч ограблений. Вот цена, которую заплатили за "Аристократов" и "Дневник следователя". Шейнин и Погодин были слишком несведущими людьми в столь важном вопросе. Вместо того чтобы развенчать уголовщину, они романтизировали ее.

В 1938 году блатные были открыто призваны в лагерях для физической расправы с "троцкистами"; блатные убивали и избивали беспомощных стариков, голодных "доходяг"... Смертной казнью каралась даже "контрреволюционная агитация", но преступления блатных были под защитой начальства.

Никаких признаков "перековки" ни в блатном, ни в "сучьем" мире не обнаруживалось. Только сотни трупов ежедневно собирались в лагерные морги. Выходило так, что начальство, помещая вместе блатных и "сук", сознательно подвергает тех или других смертельной опасности.

Распоряжения о "невмешательстве" были вскоре отменены и повсюду созданы отдельные, особые зоны - для "сук" и для воров "в законе". Поспешно и все же поздно Король и его единомышленники были сняты со всех лагерных административных должностей и превратились в простых смертных. Выражение "простой смертный" неожиданно приобрело особый, зловещий смысл. "Суки" не были бессмертными. Оказалось, что создание особых зон на территории одного лагеря не приносит никакой пользы. Кровь лилась по-прежнему. Пришлось закрепить за ворами и "суками" отдельные прииски (где, конечно, наряду с уголовщиной работали и представители других статей кодекса). Создавались экспедиции - налеты вооруженных "сук" или воров на "вражеские" зоны. Пришлось сделать еще один организационный шаг - целые приисковые управления, объединяющие несколько приисков, закрепить за ворами и "суками". Так, все Западное управление с его больницами, тюрьмами, лагерями осталось "сукам", а в Северном управлении сосредоточивали воров.

На пересылках каждый блатной должен был сообщить начальству, кто он - вор или "сука", и в зависимости от ответа он подключался в этап, направляемый туда, где блатарю не грозила смерть.

см. продолжение.
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием