[CADET]

Сейчас-то ещё ничё! Утряслось как-то. А раньше, как вспомню, так вздрогну! Подобрали меня вообще под лестницей. Как я там оказался – неведомо. А сам я не помню, слишком маленький был. Толи мать бросила, толи с ней случилось что. Они говорят, что моя мать, как и прочие кошки, просто не умела считать. Перетаскивала нас куда-то и обсчиталась. Думала всех перетащила, а я то остался! А там и крысы, наверно были. Но они не успели.
Хозяйка рассказывала, что подобрала меня маленького и пищащего, и что я был весь не то в краске, не то вообще... в этом самом... Я склонен ей верить, зачем ей обманывать?

Принесла и сразу в ванну, оттирать. Это я уже, кажется, помню. Вода в носу и в ушах, такое не забывается. Потом завернула в полотенце и понесла мокрого и дрожащего кормить. Это правильно. Кормёжка первое дело! Но тут у меня снова провалы в памяти, приходится опять с чужих слов рассказывать. Конечно, из блюдца я лакать тогда не умел. Да я и не видел ещё не черта и не ходил, ползал только на тощем брюшке. Ну, и орал, конечно.

Им бы мне приёмную мать найти, но разве дождёшься! Они ж рационалисты! Хозяин пошёл в аптеку и купил какую-то молочную смесь для младенцев младшего возраста. Дурного не скажу, хорошая смесь! Вкусная. Да я бы любую съел тогда.
И ещё он купил пипетку и одноразовый шприц. Ну, с табельным применением шприцов я ознакомился попозже, а тогда его применили нетабельно: хозяин наполнил шприц смесью, приделал пипеткину резинку вместо иголки и вперёд! Конечно, в резинке дырочку сделал. Получилась титька с очень хорошей производительностью, чтобы я не напрягался, значит.

Как сейчас помню, пахнет около носа одуряюще вкусно! Ну, я плачу, хватаю ртом, а она большая, не то, что материна. Еле приспособился, присосался, чмокаю. А хозяин ругается, мне ведь нужно рефлекторно передними лапками упираться и нажимать попеременно, чтобы молоко получше шло. А упираться некуда! Там шприц и рука хозяйская. А у меня когти как иголки, то ему руку расцарапаю, то кормушку сам от себя оттолкну. Но, приспособились мы с ним как-то. Высосал я где-то три грамма, и на сон меня потянуло. Они в картонку положили тёплую шерстяную тряпку и пожелали мне спокойной ночи.

Ага! Сейчас! Спать-то мне хочется, а заснуть не могу никак. То ли от переживаний и стрессов, то ли от одиночества, ползаю вдоль стенок и пищу, громко и жалобно. И хозяева не спят тоже, хотя уж ночь на дворе была. Жалеют меня, сосунка. Хотели в кровать взять, да побоялись раздавить. Что делать, не знают!
Хозяин придумал. Он у меня, хоть и технический человек, но и кошачью психологию хорошо знает. Взял бутылку, налил туда горячей воды, засунул в шерстяной носок и мне в коробку. Суррогатную маму, вроде. Я, тогда глупый был, весь на рефлексах: с одной стороны тепло, значит мать рядом, всё в порядке. Пригрелся и заснул.

Проснулся от голода и от прохлады. Бутылка остыла, молоко переварилось. Лежу, сигнализирую. Идут, несут. Ругаются, но несут. «Зачем», говорят, «себе на шею ещё одного повесили?» И ещё, что-то про бабку и порося. А что вы хотите, завели меня, натуральной матерью не обеспечили, кормите теперь!

Время позднее, а может уже и раннее, хозяин, хоть и любит всяких котов, даже таких, как я тогда был, несмышлёнышей, но скучно ему меня кормить среди ночи. А я не тороплюсь, вижу, жизнь налаживается. Хозяин, он не был бы таким рационализатором, если бы и тут облегчение не придумал. Себе, впрочем, не мне, мне и так неплохо. Клевал он носом, клевал и придумал.

«Чего это крысачок сосёшь так не активно? Обленился, что ли? А не добавить ли нам темпа?» И добавил. Стал на поршень шприца жать потихоньку. Смесь и пошла ко мне в желудок без остановок и без всяких моих промежуточных усилий. Как я не захлебнулся?
Вообще, мне хозяин потом объяснил, что захлебнуться я бы и не смог, есть у котов какой-то клапан между пищеводом и дыхательным горлом, и он открывается, только когда мы мяукаем. А когда едим, он закрыт. Так что, даже научное обоснование этого процесса «ускоренного питания» он мне предоставил, если не обманул, конечно.
Конечно, я помню, тогда здорово опешил: только настроился на трудную работу по добыче пропитания, вдруг бах! и у меня полный желудок, я сыт и снова в сон тянет. Тем более, и бутылку опять водичкой тёплой наполнили. Привалился и заснул.
Так у нас и повелось: есть захочу, запищу. А после этого самое долгое это воды вскипятить да смесь развести. А само питание – несколько секунд, минута, максимум. И все свободны.

Когда с едой совместными усилиями как-то утряслось, стал я замечать, что я тут не один такой представитель рода Katus felis, а ходят вокруг меня ещё, парочка, как минимум. Это я сейчас так выражаюсь, нахватался в семье всяких вершков, а тогда просто почуял, нюхают меня время от времени две кошки. Понюхают, пошипят и уходят. Обидно, конечно, я же привык, что меня мать вылизывает и просто периодически и, так сказать, по факту. А я, понимаешь, чужим чем-то для них пахну, то ли матерью моей, покинувшей меня безвременно, то ли подвалом, где я на свет народился, то ли, даже и крысами с этого подвала.
Не кошерно я пахну, в общем. А ведь меня даже и выкупали!

Но, в общем, любопытство автохтонок вкупе с материнскими инстинктами взяло верх и началось наше осторожное сближение: то одна, то другая залезали они ко мне в коробку и принимались за гигиенические процедуры. Гигиенили они меня, естественно. Правда, сначала, несколько раз, процесс прерывался, стоило волонтёршам дойти до вылизывания внутренности ушей. Следовало негодующее шипение, и я снова оставался в одиночестве, всеми покинутый и недовылизанный. Запах там, в ушах стойкий, что ли? Но и он выветрился или привыкли аборигенки к чужаку и я, наконец, получил почти весь комплекс обслуживания, необходимый полуслепому котёнку моего возраста. Кроме, материнского молока, естественно. Вместо этого был шприц с насадкой.

Зато, о бутылках с тёплой водой хозяева заботится перестали: стоило мне пикнуть или даже завозиться, как в коробку запрыгивала одна из нянек и поставляла мне тёплое брюхо для устройства моего полноценного сна. Понятно, я пытался и их насасывать, но ничего не вышло. А вот у одного моего предшественника получилось одну из кошек «рассосать», как говорил хозяин.
У меня ведь были предшественники.
Как выяснилось позже, эти кошки, что меня обихаживали, составляли, так сказать, постоянное население этой сердобольной квартиры, а было ещё и временное, состоящее, как и я из всяких других подобранных котят.
Их выкармливали, доводили до кондиции и рассовали по знакомым и друзьям.

Это происходило обычно так: наши хозяева, имеющие «на выходе» процесса очередного котёнка, умело выбирали жертву, а то и несколько и начинали вести среди потенциальных клиентов свою пропагандистскую кампанию. Информация подавалась в том ключе, что «если в семье нет котёнка, то дети могут вырасти жестокими, не научатся заботиться о младших, а потом, значит, и о престарелых родителях». А зато, когда он есть, это такая радость и блаженство: он вас будит по утрам, тыкаясь мокрым носом в щёку. Сытый, он громко мурчит у вас на коленях. Голодный, требовательно мяукает и не даёт вам впасть в депрессию. И далее звучали речи наших хозяев, где правда смешивалась с вымыслом, и вымысел уже становился похожим на правду, и клиентам уже и самим начинало казаться, что жизнь их не полна радости только потому, что на шее не висит ещё и пушистая обуза.

Отбрехаться удавалось не многим, в первую очередь тем, кто сразу и твёрдо заявлял о своей «астме» или «аллергии на кошачью шерсть». Прочих, как правило, удавалось уломать. Если же потенциальный клиент колебался, то хозяева пускали в ход последний, поистине иезуитский довод:
«Ну, возьмите на пробу, не приживётся – вернёте». И дело было сделано! Симпатичный пушистик, принесённый в семью, обязательно производил на кого-нибудь неизгладимое впечатление, в первую очередь, конечно, на детей. Так что, отдать его обратно, через какой-то промежуток времени оказывалось совершенно немыслимым.

Меня тоже хотели «пристроить». Помню, у меня уже начали открываться глаза, когда я был приглашён на консилиум, в ходе которого было с высокой степенью достоверности установлено, что я кот, а не кошка, высказано мнение, впоследствии подтвердившееся, что я буду скорее пушист, чем гладкошерстен. А также прозвучало мнение, что при наличии в доме двух кошек, со мной, к сожалению, придётся расстаться, поскольку при всей любви к котятам, устраивать дома племенное хозяйства мои спасители не собираются. Я, вроде, тогда не очень огорчился, не соображал почти ничего. Это я сейчас понимаю, что за эту семью нужно было держаться всеми когтями и зубами.

Рос я себе и рос, начал вылезать из коробки. И тут наступил момент, который, как сказал хозяин, желательно не пропускать. В воспитании котов он, можно сказать, ключевой. Со мной это произошло так: я вылез из коробки, занялся исследованием окружающего пространства и вдруг мне очень захотелось… Ну, вы понимаете!
Я, как и любой котёнок стал метаться и крутиться, стараясь отыскать по запаху то место, которое удовлетворяло бы заложенным в мой мозг критериям. И хозяин не сплоховал! Тут же ухватил меня и отнёс «в песочек», точнее в кювету с наполнителем. Порывшись в этих гранулах лапками, я понял, что лучше места не найти. Поскольку пространственная память у меня очень хорошая, то в следующий раз я нашёл туалет уже самостоятельно, хотя хозяин опять стоял на страже, готовый подправить мой выбор в случае ошибки.
Как мне объяснили, умение находить свой туалет, и не просто туалет, а место удовлетворяющее пожеланием хозяев, является основным критерием, по которому определяется воспитанный кот.

Ну, что ещё рассказать о своей юности? Рос не по дням, а по часам, в возрасте девяти месяцев уже обогнал по весу своих нянек, отрастил длинную и пушистую шерсть. И нисколько не преувеличивая, стал любимцем семьи.
А вот впарить меня так никому и не удалось! То ли все вакансии оказались заполнены, то ли семейные самопальные менеджеры дали маху, а может не очень они и старались. Ну а я постепенно пришёл в возраст, когда назвать меня котёнком уже бы никто не решился. И даже начал испытывать к старшим кошкам определённое, вовсе не детское влечение.

Этот вопрос, впрочем, решился быстро. В городе живём, а не в деревне. Хозяева позвонили в звериную клинику, договорились, и в один не прекрасный день посадили меня и Барсю в корзинки и отвезли «на операцию». Там я снова увидел шприц и даже подумал, что меня будут кормить из соски. Однако, белый халат уколол меня в загривок, лапы мои подкосились… и больше ничего не помню.
Очнулся уже дома, на руках у хозяина, завёрнутый в одеяло. Хозяин нянчил меня как маленького, приговаривал какую-то жалостливую чушь.
«Да всё в порядке!» - хотел ответить я, но понял, что не всё. Отчаянно хотелось пить, голова кружилась, лапы не держали. А отсутствие в организме некой существенной части, не жизненно важной, но дающей повод к нелепой гордости я почувствовал уже позже. Впрочем, как и все коты, я отнёсся к этому вполне философски.

На следующий день я вполне оклемался, и хозяин рассказал, что когда меня принесли из клиники, я был почти недвижен, лапы холодные как лёд, глаза полураскрыты. Он обернул меня в тёплое, уложил на кровать, даже одеялом накрыл. Но пролежал я недолго, стал ворочаться, упал с кровати на пол. Хозяин снова уложил меня, но я снова вылез и пополз по комнате, периодически заваливаясь на бок. Дополз до туалета, сунул морду в кювету, нюхнул и лёжа на боку, позорно описался под себя.
То есть, это я так считаю, что позорно, а хозяин наоборот, всячески превозносит мою обязательность и стремление к порядку, даже в состоянии отходняка. Меня, сполоснули тёплой водичкой, и я снова задремал. Эти свои подвиги я знаю, впрочем, только по рассказам.

В общем, перенёс я операцию, в целом очень легко. Чего не скажешь о Барсе: и привезли её позже меня и заставили надеть комбинезон, чтобы швы на брюшке не вылизывала. Ходила она в этом наряде целую неделю, затем только швы сняли. И тоже, честно говоря, никаких особых претензий к хозяевам моя подружка не имеет. С нами, котами, гораздо проще, чем с людьми, мы не заморачиваемся упущенными возможностями, да и вообще особо не задумываемся о будущем: живём сегодняшним днём. Это наше преимущество, но и, конечно, огромный недостаток, которого мы совершенно не ощущаем, как и потерянных по воле хозяев частей тела.

Сейчас мне уже полтора года, я очень пушист и несмотря на банальный чёрно-белый окрас весьма симпатичен. Породу мою хозяин определяет, как «русская помойная-сторожевая». Шутит, конечно. Он во мне души не чает, как только приходит с работы, сразу спрашивает «а где мой котинька?» И я сразу бегу его встречать. Или не бегу, если сыт.
Такие, вот, мы, коты домашние!