Ни Розенбаум, ни Круг, как известно, не сидели и ни в каких криминальных делах замешаны не были (хотя их приятельские отношения с некоторыми лидерами преступного мира России ни для кого не составляют тайны). А вот Александр Звинцов и Андрей Заря (Зарянский) имеют за плечами тюремно-лагерное прошлое. Это противоречит категорическому утверждению Сергея Трофимова, что “сидевший человек об этом петь не будет”. В связи с этим можно также вспомнить Ивана Леонидовича Кучина (род. 1959), в прошлом четырежды судимого, проведшего в общей сложности 12 лет за решеткой, а ныне одного из признанных корифеев жанра. (Патриотам и монархистам советуем обратить внимание на его альбом 2001 года “Царь-Батюшка”, наименее “блатной” и по своему содержанию – он им точно должен понравиться).
Многие наши интеллигенты, воспитанные на Солженицыне и Шаламове и принявшие как аксиому тезис последнего о том, что “в блатном мире нет ничего человеческого”, искренне возмущаются песнями, подобными цитированным нами выше. Еще бы – уголовные авторитеты представлены в них эдакими рыцарями без страха и упрека, могущими служить образцом и примером не только для своих блатных братьев, но и для вполне порядочных законопослушных граждан. Надо признать, что это возмущение отчасти справедливо. В самом деле – может ли быть эталоном нравственности человек, открыто нарушающий одну из основных библейских заповедей – “не укради”, гордящийся званием “вора” как почетным титулом. Но с другой стороны, можем ли мы с уверенностью утверждать, что все эти образы “правильных”, “честных”, “интеллигентных” воров от начала до конца придуманы, так сказать, “высосаны из пальца”. Нельзя ведь не учитывать того обстоятельства, что цитированные нами барды и шансонье, достаточно близко знали среду, из которой брали темы и сюжеты для собственных песен, а некоторые из них сами в прошлом были частью этой среды. Если вы прочтете, ну хотя бы главы из документального исследования Андрея Константинова “Бандитский Петербург”, посвященные ворам старой формации и немногим ныне живущим продолжателям их традиций (“Горбатый”, “Дедушка Хасан”, “Саша Акула”), то возможно придете к выводу, что истина лежит где-то посередине, условно говоря, между Розенбаумом и Шаламовым. Впрочем, пишущий эти строки не берется решительно и категорично судить о том, чего по-настоящему не знает, ибо сам не может “похвастаться” сколько-нибудь близкими и продолжительными контактами с людьми находящимися “по ту сторону закона”. Одно можно сказать с определенностью: русская блатная песня (в лучших своих образцах) отнюдь не фальшива и не бесчеловечна по своему содержанию. Многие представители этого жанра искренне стремятся донести до слушателей некую жизненную правду (пусть даже правду частичную, ту, которая “у каждого своя”). И они действительно находят отклик в сердцах немалого числа наших соотечественников, в том числе тех, кто никогда не сидел за решеткой и не преступал уголовный кодекс. Поклонники блатной песни часто говорят, что любят ее за душевность и искренность. По мнению нашего известного писателя-диссидента Андрея Синявского (1925-1997), этот музыкально-поэтический жанр является самым народным из всех существовавших в России XX века:
“Блатная песня. Национальная, на вздыбленной российской равнине ставшая блатной. То есть потерявшая, кажется, все координаты: чести, совести, семьи, религии... Но глубже других современных песен помнит она о себе, что она — русская…
….Посмотрите: тут есть всё. И наша исконная волком воющая грусть-тоска — вперемежку с диким весельем, с традиционным же русским разгулом... И наш природный максимализм в запросах и попытках достичь недостижимого. Бродяжничество. Страсть к переменам. Риск и жажда риска... Вечная судьба-доля, которую не объедешь. Жертва, искупление... Славен и велик народ, у которого злодеи поют такие песни” (Из статьи “Отечество. Блатная песня”, цит. по: Синявский А.Д. Литературный процесс в России. – М., 2003. – С. 256-257, 266).
Синявский имел в виду прежде всего произведения блатного фольклора первой половины – середины прошлого столетия. Как уже говорилось, это один из жанров (но не единственный), оказавший существенное влияние на формирование музыкального направления, которое мы сейчас (не будем спорить, удачно или неудачно) называем русским шансоном. Ранее мы также отмечали тот факт, что отечественный шансон, помимо собственно русских, имеет еврейские и цыганские корни. Однако взаимодействие культур и субкультур, породившее этот музыкально-поэтический стиль, осуществлялось именно в рамках российского имперского пространства. Оно стало возможным благодаря наличию суперэтнической общности, ядром которой была и остается великорусская народность. Потому мы имеем полное основание называть данный жанр самобытным национальным явлением. Сегодня представители русского шансона более, чем какого либо другого течения в отечественной массовой культуре оказываются привержены традиционным русским ценностям и идеалам. Как можно видеть из приведенных выше текстов, далеко не все наши “блатные” певцы утратили “нравственные координаты, честь и совесть”. Некоторые (как Михаил Круг, Александр Новиков) приходят к православной вере. Многих удивляет, как может уживаться в одном человеке приверженность православию, патриотизму, высоким нравственным идеалам и симпатия к уголовному миру, который, казалось бы, все эти ценности откровенно игнорирует. Мы попытались отчасти ответить на этот вопрос, добавим еще, что настоящая жизнь (и жизнь отдельной человеческой души, и жизнь целого народа) всегда богаче и многообразнее в своих проявлениях, чем любые “подлинно научные и до конца последовательные” системы: философские, идеологические, морально-этические и иные. Путь человека к Богу, а также к обретению собственных национальных и исторических корней бывает часто сложен и противоречив, на нем встречается немало препятствий и ложных, уводящих от цели боковых ходов. Большинство наших соотечественников (представители музыкального и артистического мира в том числе) находятся лишь в начале того и другого пути, а потому излишняя категоричность и ригоризм в моральных оценках в данном случае неуместны.
смотри продолжение: