Показать сообщение отдельно
  #1  
Старый 22.05.2010, 11:20
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию Черный Пьеро - Александр Вертинский

Черный Пьеро - Александр Вертинский




В конце XIX века родиться вне брака означало получить много проблем в будущем и не получить практически никаких прав.
Тем более если дело происходило в Киеве, который до революции считался столпом православия и оплотом благочестия Российской империи.
Еще хуже, если внебрачный ребенок появлялся в результате мезальянса — у представителей разных сословий, как это и случилось с Александром Вертинским.


Его отец, Николай Петрович Вертинский, происходил из бедной семьи мелкого железнодорожного служащего и прачки. Тем не менее Николай сделал блистательную карьеру — окончив юридический факультет, он занялся частной практикой и через несколько лет снискал славу самого удачливого в городе адвоката. Кроме того, Вертинский занимался и журналистикой — в газете «Киевское слово» он публиковал судебные фельетоны под псевдонимом Граф Нивер.
На одном из светских раутов он познакомился с юной Женечкой — Евгенией Степановной Скалацкой, дочерью главы городского дворянского собрания. Между ними вспыхнул роман, который они тщательно скрывали, ведь к тому времени Вертинский уже был женат. А вскоре великосветский Киев потряс скандал — Евгения родила от своего любовника дочь Надю. Надо сказать, что семья так никогда и не простила ей этого «падения». В данной ситуации Николай Петрович повел себя благородно: он предложил Женечке стать его супругой, для чего, правда, ему необходимо было официально расторгнуть предыдущий брак. Но жена наотрез отказалась дать ему развод, и Вертинский в итоге стал жить на два дома, сняв для любовницы с дочкой небольшой дом №43 на Владимирской улице.
Именно в этом доме 21 марта 1889 года появился на свет Саша Вертинский. Так же как и Надя, он был внебрачным ребенком, и это «клеймо внебрачности» стало для Александра Вертинского, по его мнению, неким метафизическим вектором будущей судьбы и карьеры. Он словно навсегда остался «вне брака» по отношению ко всей эстраде первой половины XX века.
Родителей своих Александр практически не запомнил.



Когда мальчику было три года, его мать Евгения Степановна внезапно умерла — после неудачной «женской операции», результатом которой стало заражение крови. Сашу взяла на воспитание старшая сестра матери, Мария Степановна, Надя осталась жить с отцом.
Николай Петрович так и не смог пережить смерть Женечки. Сам не свой от горя, он практически отошел от дел и долгие часы проводил на кладбище у ее могилы. В 1894 году у него началась скоротечная чахотка, и буквально в течение нескольких дней Вертинский-старший скончался.
Осиротевшие дети стали жить в разных городах: Надю взяла в семью другая тетка, Лидия Степановна. При этом Саше через некоторое время сказали, что его сестра умерла, как и родители, и отныне он на свете один.
Его воспитанием занималась тетка Мария, которая считала Сашиного отца «соблазнителем» сестры и виновником ее падения". На любые вопросы об отце мальчик слышал в ответ: "Твой отец — негодяй! " Но Саша не верил ей — он помнил, как на отпевание в Георгиевский храм пришли тысячи людей — вдов, рабочих, нищих студентов, чьи дела адвокат Вертинский вел безвозмездно. Он помнил, как эти люди на руках отнесли гроб его отца на кладбище.
У Марии Степановны были своеобразные представления о воспитании мальчиков. Она била племянника за малейшую провинность, запрещала ему гулять, играть с друзьями, кататься на санках. В ответ Саша забросил занятия в аристократической 1-й гимназии (где в то время учились Михаил Булгаков и Константин Паустовский), и занялся совсем не богоугодным делом: начал подворовывать деньги из Киево-Печерской лавры. Там, в лаврских пещерах, паломники клали на святые мощи медяки, а Саша с приятелями, делая вид, что целуют святыню, собирали губами эти монетки. "Из пещер мы выходили с карманами, набитыми деньгами, и сразу накупали пирожных, конфет, папирос... " — позже вспоминал Вертинский в своей книге "Дорогой длинною... ".
Однажды их поймали с поличным... Скандал был на весь город. Из гимназии Александра выгнали с позором, а дома тетка почти до полусмерти избила его тяжелой казацкой нагайкой. Много лет спустя Вертинский вспоминал, что тогда, лежа ночами на сундуке в передней, он мечтал только об одном — как обольет керосином теткину кровать и подожжет. Но и после столь сурового наказания Саша не перестал воровать. «Как из меня не вышел преступник, до сих пор понять не могу. По всем законам логики, я должен был стать преступником», — позже писал Вертинский.
Возможно, интерес к музыке и театральному искусству, проявившийся у Саши уже в детстве, спас его от этой участи. «По субботам и церковным праздникам в нашей гимназической церкви пел хор, составленный из учеников», — вспоминал Вертинский. Поначалу он только слушал, потом стал подпевать, даже ходил на репетиции, но в хор Сашу так и не взяли — о нем шла дурная слава воришки и хулигана. Тогда Вертинский решил попробовать свои силы в театре. В то время в «Контрактовом зале» на Подоле устраивались любительские спектакли, где могли принять участие все, кто желал почувствовать себя актером.
Правда, первая «настоящая» роль Вертинского завершилась провалом. Он играл слугу, который должен был крикнуть одно единственное слово: "Император! ". Но когда картавый от природы Александр выкрикнул: "Импеятой! ", публика в зале покатилась со смеху, и дебютанта выставили со сцены. Кстати, Вертинский до самой смерти так и не научился выговаривать букву «р», из-за чего, много лет спустя, Станиславский отказался принимать его в Художественный театр.
Увлечение театром дорого обошлось Александру. Когда тетка узнала, что ее племянник продолжает воровать деньги, чтобы покупать билеты на спектакли, она запретила слуге пускать его в дом. И Вертинский стал ночевать в чужих подъездах, на лавках в парке, в садовых беседках. На жизнь он зарабатывал чем придется: продавал открытки, грузил арбузы на Днепре, работал корректором в типографии и даже какое-то время прослужил помощником бухгалтера в гостинице «Европейская», откуда его, правда, вскоре выгнали.



И тут судьба Вертинского сделала неожиданный счастливый поворот — однажды его в своем подъезде подобрала Софья Николаевна Зелинская, бывшая подруга его матери и преподавательница женской гимназии Киева. Она пригласила его к себе в дом, позна­комила с цветом киевской интеллигенции — Николаем Бердяевым, Марком Шагалом, Натаном Альтманом. Под влиянием новых знакомых Вертинский попробовал заниматься журналистикой. Он написал несколько рецензий на выступления артистов для газеты «Киевская неделя», издал несколько рассказов. На гонорары от публикаций Александр купил подержанный фрак и влился в ряды киевской богемы, изображая из себя циничного скептика, далекого от мира.
Именно там, в подвальных кабачках Крещатика, где собирались молодые люди артистических наклонностей, он придумал свою первый «фирменный знак»: живой цветок, продетый в петлицу фрака. Каждый день — новый. ъ
В возрасте 18 лет Вертинский неожиданно заявил всем друзьям и знакомым, что ему «смертельно надоел» Киев и он отправляется покорять Москву. Едва ли не каждый знакомый задал ему вопрос: "Почему именно Москву, а не столицу — Санкт-Петербург?" Но Вертинский никому не стал объяснять, что именно там случайно нашлась его якобы умершая сестра Надя, которая тоже стала актрисой.
Именно сестра и помогла Александру «встать на ноги» и освоиться в незнакомом городе, обеспечив его работой на первое время: Вертинский должен был давать купеческим дочкам уроки сценического мастерства. Однажды, ожидая Надежду в скверике перед Театром миниатюр, он случайно обратил на себя внимание Марии Александровны Арцыбушевой — владелицы этого театра.
"Увидев меня среди актеров, — вспоминал Вертинский в книге "Дорогой длинною...", — она как-то вскользь заметила:
— Что вы шляетесь без дела, молодой человек? Шли бы лучше в актеры, ко мне в театр!
— Но я же не актер! — возразил я. — Я ничего, собственно, не умею.
— Не умеете, так научитесь!
— А сколько я буду получать за это? — деловито спросил я.
Она расхохоталась:
— Получать?! Вы что? В своем уме? Спросите лучше, сколько я с вас буду брать за то, чтобы сделать из вас человека.
Я моментально скис.
Заметив это, Мария Александровна чуть подобрела:
— Ни о каком жаловании не может быть и речи, но в три часа мы садимся обедать. Борщ и котлеты у нас всегда найдутся. Вы можете обедать с нами.
Что же мне оставалось делать? Я согласился. Таким образом, моим первым „жалованием“ в театре были борщ и котлеты».



В Театре миниатюр ему поручили номер, называвшийся «Танго»: Вертинский, стоя у кулис, пел песенку — пародию на исполняемый на сцене довольно эротичный танец. За что он удостоился одной строчки в рецензии от критика газеты «Русское слово»: «Остроумный и жеманный Александр Вертинский».
"Этого было достаточно, чтобы я «задрал нос» и чтоб все наши актеры возненавидели меня моментально, — писал Вертинский. — Но уже было поздно. Успех мой шагал сам по себе, меня приглашали на вечера. А иногда даже писали обо мне. Марье Александровне пришлось дать мне наконец «жалование» двадцать пять рублей в месяц, что при «борще и котлетах» уже являлось базисом, на котором можно было разворачиваться... "
В 1912 году Вертинский дебютировал и в кино. Он сыграл ангела в фильме, который снимал Илья Толстой по рассказу своего отца "Чем люди живы? ".
Сам Александр Николаевич позже описал свой дебют так: "Эту роль никто не хотел играть, потому что ангел должен был по ходу картины упасть в настоящий снег, к тому же совершенно голым. А зима была суровая. Стоял декабрь. За обедом у Ханжонкова Илья Толстой предложил эту роль Мозжухину, но тот со смехом отказался: «Во-первых, во мне нет ничего „ангельского“, а во-вторых, меня не устраивает получить воспаление легких», — ответил он. Толстой предложил роль мне. Из молодечества и чтобы задеть Ивана, я согласился. Актеры смотрели на меня как на сумасшедшего. Их шуткам не было конца, но я презрительно отмалчивался, изображая из себя героя".
Эта эпизодическая роль дала Вертинскому пропуск в мир московской богемы — и Александр сделал все, чтобы стать одним из самых ярких и запоминающихся ее представителей. Он мог запросто заявиться в ресторан в желтой кофте с деревянной ложкой в петлице или отправиться на прогулку по Тверскому бульвару в нелепой куртке с помпонами вместо пуговиц, с набеленным по-клоунски лицом и моноклем в глазу.
С кинематографом связана и первая любовь Вертинского — Вера Холодная, «звезда» русского немого кино. К моменту их знакомства актриса уже была замужем, но Александр на протяжении нескольких лет не оставлял попыток добиться ее благосклонности, посвящая ей свои первые песни — «Маленький креольчик», «За кулисами». Когда же стало ясно, что взаимности не будет, Вертинский словно заочно отпел свою возлюбленную, посвятив ей одну из самых мистических своих песен — «Ваши пальцы пахнут ладаном». Через три года молодая актриса действительно скончалась при весьма загадочных обстоятельствах.
В 1913 году в кругу своих театрально-кинематографических знакомых Александр впервые попробовал кокаин — в то время это было крайне модно.



"Все увлекались им, — позже писал Вертинский. — Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед каждым выходом на сцену. Актрисы носили его в пудреницах и нюхали также; поэты, художники перебивались случайными понюшками, одолженными у других, ибо на свой кокаин у них не было денег... Не помню уже, кто дал мне первый раз понюхать ко­каин, но пристрастился я к нему довольно быстро. Сперва нюхал понемножечку, потом все больше и чаще. После первой понюшки на короткое время ваши мозги как бы прояснялись, вы чувствовали необычайный подъем, ясность, бодрость, смелость, дерзание... Вы улыбались самому себе, своим мыслям, новым и неожиданным, глубочайшим по содержанию. Продолжалось это десять минут. Через четверть часа кокаин ослабевал... Вы бросались к бумаге, пробовали записать эти мысли... Утром же, прочитав написанное, вы убеждались, что все это бред! Передать свои ощущения вам не удалось! Вы брали вторую понюшку. Она опять подбадривала вас на несколько минут, но уже меньше. Дальше, все учащающие понюшки, вы доходили до степени полного отупения. Тогда вы умолкали. И так и сидели, белый как смерть, с кроваво красными губами, кусая их до боли... Конечно, ни к чему хорошему это привести не могло. Во-первых, кокаин разъедал слизистую оболочку носа, и у многих из нас носы уже обмякли, и выглядели ужасно, а, во-вторых, кокаин почти не действовал и не давал ничего, кроме удручающего, безнадежного отчаяния. Полного омертвления всех чувств. Равнодушия ко всему окружающему... А тут еще и галлюцинации... Я жил в мире призраков! Помню, однажды я вышел на Тверскую и увидел совершенно ясно, как Пушкин сошел с своего пьедестала и, тяжело шагая, направился к остановке трамвая... Тогда я понял, что просто сошел с ума. И первый раз в жизни я испугался. Мне стало страшно! Что же будет дальше? Сумасшедший дом? Смерть? Паралич сердца?.. "
Еще одним потрясением для Вертинского стала смерть его сестры Надежды, которая тоже была заядлой кокаинисткой. Обстоятельства ее гибели неизвестны, хотя до наших дней сохранился старый номер журнала «Театр и искусство» за 1914 год, в котором помещена крохотная заметка: «Известная москвичам артистка Н.Н. Вертинская отравилась в Петрограде кокаином. Причина — неудачно сложившаяся личная жизнь».
Спасаясь от наркотического дурмана, Вертинский оборвал все свои связи в артистическом мире и решил пойти добровольцем на фронт. О том, как это получилось, много лет спустя написала его дочь, Анастасия Вертинская:
"Отец увидел толпу людей возле особняка купеческой дочери Марии Морозовой на Арбате. Это с вокзала привезли раненых. Их выносили на носилках из карет, а в доме уже работали доктора. Отец просто подошел и стал помогать. Врач присмотрелся к высокому пареньку и позвал к себе в перевязочную — разматывать грязные бинты и промывать раны.
— Почему именно меня? — спросит Вертинский позднее.
И услышит:
— Руки мне твои понравились. Тонкие, длинные, артистичные пальцы. Чувствительные. Такие не сделают больно.

Смотри продолжение.
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием