Внимание! Регистрация на наш форум приостановлена. Для связи с администратором, используйте эл. почту

ШАНСОН - ПОРТАЛ   |    ШАНСОН - ПОРТАЛ - ГАЛЕРЕЯ

ШАНСОН - ПОРТАЛ - ФОРУМ

Поиск по Шансон - Порталу >>>


Вернуться   Шансон - Портал - форум > Разное > О поэзии и прозе

О поэзии и прозе Обсуждаем литературу всех времен

Ответ
 
Опции темы
  #1  
Старый 16.07.2009, 11:52
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию Поэзия узников ГУЛАГа



Поэзии сто первая верста,
Кто может запретить тебя, скажи мне.
Когда и при каком режиме
Ты закрывала наглухо уста? Я в камере.
Меня хранят конвоем,
По норме отпускают кипяток,
Приносят суп, в котором нет калорий,
А я звеню глухим металлом строк.
За них могла б Россия поручиться
Любою головой, любым добром.

Но тише!

В мой застенок ямб стучится
И просит прогулять его двором...




Перед читателем антология, составленная из стихов жертв советского режима, сочиненных в тюрьмах, лагерях, ссылке или спустя годы, а то и десятилетия после освобождения и реабилитации. В ней также стихи расстрелянных поэтов, написанные до ареста. Среди ее авторов, наряду с профессиональными литераторами, люди всех социальных групп и самых разных профессий.
Эти стихи — неисчерпаемый источник знаний о советском периоде российской истории. Иной формы самовыражения для заключенных и ссыльных просто не существовало. Говорить правду в подцензурных письмах и высказывать свое отношение к происходящему было равносильно самоубийству. Поэтому письма подневольных людей, за редким исключением, не столько говорят, сколько умалчивают о реальных обстоятельствах. То же можно сказать и о миллионах хранящихся в архивах следственных дел, абсолютное большинство которых — измышления самих следователей, подписанные жертвами режима под пытками и психологическим давлением.
ГУЛАГ был мобильной, постоянно обновлявшейся трудовой армией, где жизнь большинства заключенных заканчивалась в течение нескольких лет (а то и месяцев). Миллионы жертв, миллионы порушенных семей, искалеченных судеб!
Без потаенной поэзии узников ГУЛАГа история советского периода выхолащивается и в значительной мере лишается главного содержания — если главным в истории считать человека, его жизнь и судьбу.
Горный мастер, вольнонаемный Василий Соловьев, уезжая в 1953 году с Колымы в отпуск, вызвался разыскать в Москве Илью Эренбурга и передать мои стихи. Вскоре Илья Григорьевич написал отцу, что будет просить о пересмотре моего дела: «О стихах, — добавил он, — поговорим потом. Место, где находится Ваш сын, — не литературная школа».
В этом он ошибался. В то время лагерь был лучшей литературной школой. Ни конъюнктуры, ни самоцензуры... Никто из тех, кому ты доверяешь, не стал бы заучивать твои стихи, почувствуй он хоть одну неверную ноту. А знатоков и ценителей стихов в Особлаге немало. И стихов ждут: «Значит, время стихам — и ныне и присно вовек, /И в тюрьме, и на нарах, и в бормоте смертной минуты, — / Ведь пока есть стихи, человек до конца человек, / Для себя разорвавший наручные путы» (Александр Гладков).
И еще одно его стихотворение, сочиненное в 1952 году.
ЧИТАЯ ЖУРНАЛЫ

Стихи ослепительно гладки,
Обкатанные кругом,
Ни шва и ни лишней складки,
Как будто прошлись утюгом.
Они не топорщатся дерзко.
Все линии наведены.
До сального, мутного блеска
Наглажены крепко они.
О родине, о присяге,
О Сталине, о мечтах...
Не то что стихи-работяги,
В бушлатах и ватных штанах.
Стихи, что живут вне закона:
В прописке отказано им
За то, что беду миллионов
Распевом сказали своим.
Ну что ж, проживем без прописок.
Дышу и пишу, как могу,
И мятый, убористый список
Под стелькой сапог берегу.

Замечу кстати, что в «мятом убористом списке» — наверняка не стихи, а их первые строки, что было главным для сохранения в памяти текстов. Эти первые строчки надо было повторять про себя чуть не каждый день. Или, если позволяли обстоятельства, хранить в записи на бумаге, носовом платке, внутри наволочки, набитой соломой. Тогда, в 1952 году, Гладков работал в театре Управления лагерей и потому имел возможность читать журналы. Обычно же в лагере получить журнал было невозможно, если раздобывали старую газету, то ее тут же рвали на полоски для самокруток, в которые заворачивалась махорка.
Стихи бесправных жертв, понуждаемых обстоятельствами к звериной борьбе за существование, противостояли гулаговскому расчеловечиванию, в них была любовь к людям. Донести правду о пережитом, высветить словом гибельный для страны путь, оберечь ее, пусть даже ценой своей жизни.
...Театр абсурда, в котором нет зрителей. Все задействованы. Профессор, катящий тачку с мерзлым грунтом. Мнимые «враги народа», осужденные за мнимые преступления... Слова, лишенные смысла.
Но вслушайтесь в реплики подневольных актеров: «Чужих людей прикосновенья / Скучны, досадны, ненужны. /И в серой жизни нет мгновенья / Без ощущения вины. / И слов невысказанных тяжесть — / Быть может, худшая вина, / И никогда того не скажешь, / Чем вся навеки сожжена» (Анна Баркова).
Поразительно: ни в чем не повинные люди ощущают свою вину за этот театр абсурда.
Рядом со стихами Александра Исаевича Солженицына впервые публикуются стихотворения Александра Бершадского. О нем удалось узнать немного: имя, два стихотворения, сохраненные памятью вольнонаемного химика Мины Степановны Вольф. Как-то году в 50-м в Воркуте друзья попросили ее взять к себе в лабораторию заключенного — химика, кандидата наук, погибающего на морозе на общих работах. Был он в лаборатории всего несколько месяцев, потом неведомо куда исчез. Этот человек работал стоя, чтобы не вскакивать, когда входит начальство.
Примирившиеся со своим рабством люди не смогли бы создать поэзию, которой, в совершенных своих образцах, суждено стать частью русской и мировой литературы.
Хоть в метелях душа разметалась,
Все отпето в мертвом снегу,
Хоть и мало святынь осталось, —
Я последнюю берегу.
Пусть под бременем неудачи
И свалюсь я под чей-то смех,
Русский ветер меня оплачет,
Как оплакивает нас всех.
Может быть, через пять поколений,
Через грозный разлив времен
Мир отметит эпоху смятений
И моим средь других имен.

Анна Баркова
В лагере сочиняли стихи и на других языках, но общими для всех был русский и русская поэзия. И первым поэтом был Пушкин. «Есть упоение в бою, / И бездны мрачной на краю». Именно он дарил узникам так недостающую им гармонию. Чаще всего вспоминали стихотворение «Не дай мне, Бог, сойти с ума». Оно воспринималось, как свое, написанное лагерником. В нем — реалии XX века, вся гамма чувств в неволе.
Когда вспоминаются стихи, услышанные в лагере, в памяти всплывают имена: Полонский, Тютчев, Некрасов, Блок, Есенин, Гумилев, Пастернак... Их поэзия, наряду с лагерной, питала духовную жизнь. Это запечатлено в целом ряде стихов — и, как благодарение, в шаламовском «Поэте», посвященном Борису Пастернаку.
...Я мял в ладонях, полных страха,
Седые потные виски,
Моя соленая рубаха
Легко ломалась на куски.
Я ел, как зверь, рыча над пищей.
Казался чудом из чудес
Листок простой бумаги писчей,
С небес слетевший в темный лес.
Я пил, как зверь, лакая воду,
Мочил отросшие усы.
Я жил не месяцем, не годом,
Я жить решался на часы.
И каждый вечер, в удивленье,
Что до сих пор еще живой,
Я повторял стихотворенья
И снова слышал голос твой.
И я шептал их как молитвы,
Их почитал живой водой,
И образком, хранящим в битве,
И путеводною звездой.
Они единственною связью
С иною жизнью были там,
Где мир душил житейской грязью
И смерть ходила по пятам.

В карцерах, одиночках человек страдает не только от холода и голода, но и от незаполненности времени. В замкнутом пространстве, в условиях враждебных, губительных инстинкт самосохранения побуждает его отвлечься от окружающего. Но как это сделать? Есть только слова и память. И они приходят на выручку, дарят ему гармонию, ритм. И свершается чудо: человек обретает внутреннюю свободу, не зависящую от внешних обстоятельств.
Эта непереносимость пустоты времени точно подмечена в книге Анатолия Ванеева «Два года в Абези». Он отбывал срок в инвалидном лагере вместе с русским религиозным философом Львом Карсавиным.
Вот что он пишет о карсавинском «Венке сонетов», обращенных к Богу:
«...Я держал в руках небольшую стопку листов желтоватой шероховатой бумаги и с некоторым разочарованием рассматривал ровные написанные карандашом строки. Рисунок букв, прямых и узких, был необычен в самом своем начертании, он как бы не подвергся демократизации, которую претерпела графика современного письма. Еще необычнее было то, что в написании слов сохранялись фита, ять, ер и другие буквы, упраздненные реформой в правилах орфографии. Даже в этих мелочах открывалась принадлежность к миру других привычек. Смысловая же невнятность стихов объяснялась, возможно, тем, что это была речь мира других понятий.
Но в одном отношении я уже теперь мог оценить значение этих стихов. «Венок сонетов» — 210 строк сложной стихотворной формы — был сочинен Карсавиным, когда он находился в камере следственной тюрьмы. Я помнил и незаполнимую пустоту времени, которая недавно мучила меня в карцере, и мое намерение выучить несколько текстов, чтобы их механическим чтением можно было заполнить сутки. Стихи Карсавина являли собой пример такой сосредоточенности, какой хватило бы, чтобы заполнить целую жизнь*.
В памяти хранились не только стихи, но и крупные произведения, сочиненные в неволе. В поэме «Колыма» четыре тысячи строк. О том, как поэма была записана на листках папиросной бумаги и вынесена из лагеря, рассказывает ее автор Елена Владимирова. За участие в лагерной антисталинской организации она была приговорена к расстрелу, замененному 15 годами каторги.
Вот отрывок из поэмы:
колымский лагерь, развод — выход бригад на работу.
...Почти немыслимая здесь,
Фальшиво, дико, сухо, резко,
Как жесть, гремящая о жесть,
Звучала музыка оркестра...
В снега уставив свой костыль,
Окоченев в бушлате рваном,
Безногий парень колотил
В тугую кожу барабана;
Худой и желтый, как скелет,
Вот-вот готовый развалиться,
Дул кларнетист, подняв кларнет,
Как черный клюв огромной птицы;
У посиневших мертвых губ
Двух трубачей, стоявших тут же,
Блестела медь огромных труб,
Жестоко раскаленных стужей.
Казалось, призраки сошлись
В холодном сумраке рассвета,
Чтоб до конца наполнить жизнь
Своим неповторимым бредом...
Над жалким скопищем людей,
Желавших отдыха и хлеба,
В циничной наглости своей
Бравурный марш вздымался к небу...
Ни в ком ответа не родив,
Он симулировал свободу,
Отвергнут мертвою природой
И полумертвыми людьми.

Наряду с потаенными стихами, передававшимися из уст в уста, были стихи заключенных, напечатанные в ведомственных сборниках, журналах, газетах. К примеру, стихотворение Федора Карбушева «Гремит тайга, работают машины» из сборника «Поэты Горношорской стройки», изданного культурно-воспитательной частью 9-го Ахпунского отделения Управления лагерей, трудовых поселений и мест заключения, 1936 г., рудник «Темиртау». На обложке и титуле гриф: «Не подлежит распространению вне лагеря»:
Гремит тайга, работают машины,
Ударный труд и здесь свое творит.
Штурмуя глушь, взрывая гор вершины,
И день и ночь грохочет динамит.
Где рыскал зверь да выли ураганы,
Воздвиглись ввысь железо и бетон.
Несутся дни и пятилеток планы...
В тайге растет рудник за рудником.
Вперед, вперед! Грудь выше, тверже ногу!
Тесней смыкай ударные ряды!
К богатствам гор быстрее строй дорогу,
Растет страна и требует руды.
Эй, зорче глаз. Эй, слух острей, чекисты!
Разоблачай вредителя-рвача!
Стрелки — ударники и коммунисты,
За славный труд! За дело Ильича!
Трудна задача, но должны досрочно
Связать с тайгой мы рельсами Кузбасс.
Так дружно в бой! — И выполним мы точно
Правительства и партии наказ!

Стихи, подобные этим, по другую сторону колючей проволоки в редакциях литературных журналов называли «паровозами»: они подтверждали, что их автор — правильный советский человек, и тянули за собой его стихи на вечные темы (жизнь и смерть, любовь, природа...). В отличие от официальной советской поэзии, советско-гулаговская — сплошь состояла из «паровозов». Лагерной художественной самодеятельности разрешалась и лирика типа «Я живу близ Охотского моря, / Где кончается Дальний Восток. / Я живу без нужды и без горя. / Строю новый стране городок».
Был, правда, в 20-е годы журнал «Соловецкие острова», выпускавшийся Управлением Соловецких лагерей. В нем встречались стихи хотя и написанные с явной оглядкой на цензуру, но весьма далекие от прославления партии, правительства и чекистов. Видимо, самим чекистам такой журнал был нужен, как витрина: раз заключенные пишут на вольные темы, философствуют, значит, не так уж им в советском лагере плохо. Чекисты экспериментировали, ГУЛАГ в 20-е годы еще не полностью оформился.
Диапазон поэзии узников ГУЛАГа широк — от высочайшей духовной сосредоточенности до простодушных жалобных исповедей, от боли и отчаяния до иронии и насмешки.
Наш начальник, умный вроде,
Говорил нам на разводе: —
Убегать вам нет резона —
Ведь вокруг сплошная зона.
Ни за что не убегёте,
Ни к какой едреной тете.
Все равно мы вас поймаем...
Поздравляю с Первым маем.

Николай Домовитов
Эта поэзия равноудалена и от казенной лагерной печати, и от блатных песен и жаргона воровских зон.
Авторы антологии представлены в хронологической последовательности: вначале — осужденные в первые годы советской власти... Завершают антологию стихи осужденных в 1953 году. Но строго следовать такому порядку не представлялось возможным из-за отсутствия или неполноты сведений о некоторых авторах. Многие арестовывались несколько раз в разные годы. Но именно со вторым или третьим арестом связаны дошедшие до нас стихи. Ради полноты картины нужно было собрать воедино хотя бы часть авторов, отбывавших срок в одном месте, но арестованных в разные годы: соловчан, колымчан... К тому же надо было так расположить произведения трехсот с лишним авторов, чтобы антология воспринималась как единое целое.
Смерть Сталина и последовавшие за ней перемены привели к освобождению из лагерей основной массы осужденных по 58-й статье. Конечно, и после Сталина природа советской власти осталась прежней, но изменились масштабы репрессий. Вместо сотен тысяч осужденных за так называемые «контрреволюционные преступления» в лагеря, переименованные в колонии, и в спецпсихбольницы стали поступать критики режима, имена большинства из которых были известны в стране и за рубежом. В их защиту организовывались кампании. Благодаря западным радиостанциям о них узнавали миллионы советских граждан. Заключенные хрущевских и брежневско-андроповских колоний страдали в неволе. На них натравливали уголовников, устраивали провокации, случалось, добавляли лагерный срок. Но жизнь за воротами ГУЛАГа перестала быть тайной: эти люди имели личные свидания с родными и близкими. Друзья и знакомые помогали не только им, но и их семьям. Действовал учрежденный Солженицыным Фонд помощи политзаключенным.
В колонии Пермь-36, ныне превращенной в музей, умерло несколько политзаключенных. Их похоронили на сельском кладбище (кстати, на том же кладбище похоронен впоследствии начальник этой колонии). Вспомним, что узников сталинских лагерей расстреливали и сбрасывали во рвы и ямы, а умерших хоронили в безымянных могилах.
Случалось и такое, о чем и мечтать не могли авторы антологии: Юлий Даниэль еще отбывал срок, когда в Голландии вышла книга его стихов, сочиненных в лагере.
Иосиф Бродский, Юрий Галансков, Виктор Некипелов, Вадим Делоне, Игорь Губерман, Наталья Горбаневская... Это поэзия иного поколения лагерников и ссыльных, поэзия времен застоя и распада советской системы. В сталинское время отбывшие срок по 58-й статье либо попадали в ссылку, либо должны были селиться за 101-м километром от столиц и крупных городов. Но политика изменилась: известных инакомыслящих старались вытолкнуть на Запад.
Так что вряд ли стоит смешивать разные страницы истории отечественной литературы.
Имена многих представленных в антологии авторов ранее были неизвестны. Стихи их печатаются впервые — они сохранились в семьях, у бывших солагерников, в общественных и частных архивах.
Справочный аппарат включает в себя перечень произведений и именной указатель авторов. Сведения об авторах предваряют публикацию их стихов. Эти сведения разнородны — от автобиографий и воспоминаний родных и близких до архивных справок. Все подстрочные примечания без пометы о том, чьи они, принадлежат составителю.
От большинства авторов или их наследников было получено разрешение на публикацию стихов. К сожалению, разыскать всех не удалось. Но рука не поднялась исключить стихи товарищей по судьбе из антологии — этого мартиролога — книги Памяти, воплотившей надежды узников ГУЛАГа быть услышанными.
Полного представления о поэзии узников ГУЛАГа мы уже никогда не сможем получить, как и не узнаем имен и судеб многих авторов. Даже после освобождения из лагеря, в «хрущевскую оттепель», редко кто из бывших заключенных решался посылать в литературные журналы стихи о пережитом. Власть оставалась все та же и карательные органы те же. Правда, со второй половины 50-х годов некоторые журналы стали публиковать стихи реабилитированных поэтов, состоявших до ареста в Союзе писателей. Появились в печати и новые имена людей, вернувшихся из лагерей. Но это были стихи, пропущенные через цензуру, тщательно следившую, чтобы информация о ГУЛАГе не выходила за рамки дозволенного. Вплоть до конца 80-х годов имена крупнейших поэтов ГУЛАГа были неизвестны читателю. Как, например, Анны Барковой, Даниила Андреева, Валентина Соколова (Валентина 3/К)... В сборниках же издаваемых поэтов — Виктора Бокова, Сергея Поделкова и других — вообще отсутствовали их лагерные стихи. Порою, правда, цензура недоглядывала: так, мягкий лиризм Анатолия Жигулина скрыл от нее изображенный им звериный оскал ГУЛАГа; не заметили осуждения большевистского режима в стихотворении Николая Заболоцкого «Где-то в поле возле Магадана». Но все это были исключения. Никакие государственные архивы не собирали произведения безвестных авторов ГУЛАГа, и вообще такого понятия, как «поэзия узников ГУЛАГа», в советском литературоведении не существовало. Прошло около сорока лет, прежде чем начали появляться небольшие по объему и числу авторов сборники поэтов — узников ГУЛАГа. К сожалению, за это время умерли и многие поэты, и их друзья — хранители рукописей. Многое исчезло бесследно. Но и то, что осталось, отнюдь не ограничивается авторами, представленными в этой антологии. Надо надеяться, что выход ее в свет пробудит интерес к поэтическому наследию узников ГУЛАГа, что впереди — удивительные открытия. И, вырванные из небытия, зазвучат обращенные к нам голоса.

Составитель антологии выражает глубокую благодарность за помощь в работе Заяре Артемовне Веселой, открывшей для нашей литературы многих безвестных поэтов — узников ГУЛАГа, Наталии Степановне Орловой и Михаилу Исааковичу Синельникову, предоставившим для этой антологии стихи репрессированных поэтов народов СССР, Владимиру Брониславовичу Муравьеву, Захару Львовичу Дичарову, Кларе Файзуллаевне Домбровской, Александру Георгиевичу Мордвинцеву, Елене Цезаревне Чуковской, Виталию Александровичу Шенталинскому, Эльге Юделевне Силиной, Людмиле Сергеевне Новиковой, Инне Андреевне Щекотовой, Мине Степановне Вольф, Евгению Александровичу Ламихову, Ивану Александровичу Паникарову, Александре Яковлевне Истошной, Евгению Михайловичу Биневичу, Лазарю Вениаминовичу Шерешевскому, Юрию Яковлевичу Цедербауму, Мунире Мухамеджанов-не Уразовой, Эльде Абрамовне Веселовой, Евгении Кузьминичне Дейч, Янине Давыдовне Монко, Евгению Александровичу Фейгину, Платону Иосифовичу Набокову, Дмитрию Ивановичу Рублеву, Юрию Львовичу Фидельгольцу, Нине Ивановне Субботиной-Домовито вой, Ирине Викторовне Жигулиной, Алле Александровне Андреевой, Андрею Богдановичу Рыльскому, Елене Александровне Сергеевой, Елене Глебовне Благовидовой-Лучинской, Евдоксии Васильевне Мельниковой, Елене Владимировне Марковой, Любови Николаевне Петровой, Ларисе Николаевне Петровой, Надежде Григорьевне Левитской, Леониду Лукичу Чижевскому, Екатерине Борисовне Кузнецовой, Тамаре Михайловне Афанасьевой, Светлане Александровне Михальченко. Владимиру Ивановичу Зубренкову.
Безмерно благодарен за содействие в издании этой книги родным, близким и друзьям ее авторов, переводчикам стихов репрессированных поэтов народов СССР и, конечно же, Международному фонду «Демократия» и издательству «Материк».

Семен Виленский

[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]

Семён Виленский
1928, Москва

Виленский Семён Самуилович в 1945 поступил на филологический факультет МГУ. В 1948 был арестован по обвинению в антисоветской агитации. Почти год находился под следствием, в том числе 100 дней – в особо секретной Сухановской тюрьме. В 1949 был осуждён Особым совещанием на 10 лет лагерей. Срок отбывал на Колыме (Берлаг). После освобождения в 1955 и реабилитации в 1956 занимался литературным трудом. В 1957 впервые опубликовал стихи – в еженедельнике «Неделя». В 1963 вместе с бывшими узниками колымских лагерей Зорой Гандлевской, Бертой Бабиной и Иваном Алексахиным создал колымское товарищество. В 1990 оно было зарегистрированно как Московское историко-литературное общества «Возвращение». Составитель сборника воспоминаний двадцати трёх узниц ГУЛАГа Доднесь тяготеет (1989, тираж 100 000), хрестоматии для старшеклассников Есть всюду свет /Человек в тоталитарном обществе (2000–2001, тираж 27 000), антологии Поэзия узников ГУЛАГа (2005, в серии «Россия. ХХ век. Документы»). Провёл вместе с другими участниками общества «Возвращение» четыре международные конференции «Сопротивление в ГУЛАГе» (1992–2002). В настоящее время – главный редактор издательства «Возвращение» и журнала узников тоталитарных систем «Воля». Автор сборников стихов Каретный ряд (1992, в серии «Поэты – узники ГУЛАГа») и Широкий день (2006), а также книги воспоминаний Вопросы есть? (2006). Несколько стихотворений положены на музыку Георгием Свиридовым.
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #2  
Старый 16.07.2009, 11:54
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Сергей Граховский
ИЗ ПОЭМЫ «БЕГЛЕЦ»
Я был еще вначале крепкий,
Худой, высокий, молодой.
Пилил, колол, и только щепки
Летели над моей бедой.
В продутой старенькой фуфайке
Кромсал березы каждый день,
От маленькой и постной пайки
Качаясь на ветру, как тень.
Пилил, не помня, кто и где я,
И тяжкий крест свой нес, как мог,
Чтоб до весны в штрафном кандее
Меня в свой рай не принял Бог.
У жизни только на пороге,
Я еле путь наметил свой.
Но вдруг казенные дороги
Топтать погнал меня конвой.
Донос входил повсюду в моду,
И доброхоты всех мастей
Громили в прах «врагов народа».
Их жен, родителей, детей.
На всех, конечно, не хватало
Охраны, тюрем и замков,
Ни пересылок, ни каналов,
Ни лагерей, ни рудников.
Переходя на визг от рвенья,
«Пора, — гремели голоса, —
Взять повсеместно в оцепленье
Заводы, шахты и леса».
Их поддержали сверху шишки,
И «зоны» строила страна.
А по углам вставали вышки,
И... раздавались ордена.
И вот в такое оцепленье,
«Врагом народа» заклеймя,
Валить, пилить и драть коренья
Зимой прислали и меня.
Вставай, пили, пока есть силы,
Тяжка работа и тупа,
За пайку, лапти и бахилы,
За телогрейку до пупа...
В беде еще бывает горе:
То съешь паек, то — без пайка,
И с голоду загнешься вскоре,
Когда лишишься котелка.
Хоть бы какой: жестянка с дужкой,
С которой ешь и воду пьешь,
Когда добудешь ложку с кружкой,
То до весны и доживешь.
Вконец за зиму отощаешь,
Но лес расщедрится весной:
Подсунет гриб, черничку, щавель,
Собрал — и вот уже живой!
И вера в правду не угасла,
И пишет письма здешний люд,
Что осудили их напрасно
И тройка, и закрытый суд. <...>
Когда пожары полыхали
И бомбы над страной рвались.
Мы заявления писали
И как один на фронт рвались.
Просился я в штрафную роту,
Мечтая право получить
На эту страшную работу,
Где гибнут, чтобы победить.
Просил: услышьте и поверьте,
Пошлите добровольцем в ад,
Чтоб жизнью доказать и смертью,
Что я ни в чем не виноват.
«Отец» на просьбы не ответил,
И огонек надежды гас.
Мы были проклятые дети,
И становилось меньше нас.
Он в жизни никому не верил,
Никто другой помочь не мог,
Наоборот — на наши двери
Второй навесили замок.
Мы для Победы отдавали
Все, что имели и могли:
Пластались на лесоповале,
Дороги дальние вели.
Пила стонала, голосила
Надрывнее из года в год,
Но шла сверх плана древесина
На шпалы, в шахту, на завод.
Вы спросите: «Зачем клепаешь?
Что было, то прошло давно».
Но если зло не доконаешь,
Тебя опять согнет оно.

Сергей Граховский

Сергей Иванович Граховский (1913-?) родился в крестьянской семье. Печататься начал в 1931 году, а в двадцать лет был репрессирован и лишь через двадцать пять пет, пройдя сибирские лагеря и ссылки, вернулся к писательской работе
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #3  
Старый 16.07.2009, 11:56
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Юз Алешковский
ПЕСНЯ О СТАЛИНЕ
Товарищ Сталин, вы большой ученый
В языкознанье знаете вы толк,
А я простой советский заключенный,
И мне товарищ - серый брянский волк.
За что сижу, воистину не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы.
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.
В чужих грехах мы с ходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе,
Но верили вам так, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры, словно псы, грубы,
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра,
Вы здесь из искры разводили пламя –
Спасибо вам, я греюсь у костра.
Мы наш нелегкий крест несем задаром
Морозом дымным и в тоске дождей
И, как деревья, валимся на нары,
Не ведая бессонницы вождей .
Вы снитесь нам, когда в партийной кепке
И в кителе идете на парад,
Мы рубим лес по-сталински, а щепки,
А щепки во все стороны летят.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Тела накрыли ярким кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
Он перед тем, как навсегда скончаться,
Вам завещал последние слова:
Велел в евонном деле разобраться
И тихо вскрикнул: «Сталин - голова!»
Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге придется сдохнуть мне,
Я верю: будет чугуна и стали
На душу населения вполне.



Юз Алешковский

Иосиф Ефимович Алешковский родился в Сибири в 1929 году в семье военнослужащего. Во время прохождения действительной службы на флоте совершил ничтожное (характеристика самого Алешковского) уголовное преступление, был осужден на четыре года и попал в лагерь. Общение и дружба с заключенными, осужденными по 58-й статье, укрепила его уверенность в античеловеческом характере существовавшего в стране режима. Это отразилось в лагерном цикле его песен, приобретших огромную популярность. Освобожден по амнистии в 1953 году. Возвратившись в Москву, работал шофером и начал писать стихи и рассказы для детей. Писатель. Сценарист. По его кино- и телесценариям ставились фильмы (самый известный - «Кыш и два портфеля», 1974).
В 1979 году Юз Алешковский уехал в Америку. Эмиграция его была вынужденной (после публикации в запрещенном альманахе «Метрополь» некоторых его песен лишился практически всяких средств к существованию).
В настоящее время живет в США, в городке Кромвелл (штат Коннектикут).

__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #4  
Старый 16.07.2009, 11:58
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Виктор Боков
В нашей обители
Окно замело.
За что нас обидели
Так тяжело?!
По лету, по осени,
В ночи под тишок,
Схватили и бросили
В тесный мешок.
Не с этого ль замерли
При слове «зима»,
Что кто-то по камере
Ходит в пимах?!
Нас всех не с того ли
Вид снега знобит,
Что выход на волю
Железом обит!
Тюрьма.
Старокузнецк. 1942

ПИСЬМО СТАЛИНУ ИЗ ЛАГЕРЯ

Товарищ Сталин!
Слышишь ли ты нас?
Заламывают руки,
Бьют на следствии.
О том, что невиновных
Топчут в грязь,
Докладывают вам
На съездах и на сессиях?
Товарищ Сталин!
Камни говорят
И плачут, видя
Наше замерзание.
Вы сами были в ссылках,
Но навряд
Вас угнетало
Так самодержавие.
Товарищ Сталин.
Заходи в барак,
Окинь суровым взглядом
Нары длинные.
Тебе доложат,
Что я подлый враг,
Но ты взгляни
В глаза мои невинные.
Я — весь Россия!
Весь, как сноп, дымлюсь,
Зияю телом,
Грубым и задубленным.
Но я еще когда-нибудь явлюсь.
Чтобы сказать
От имени загубленных.
Ты прячешься,
Ты трусишь,
Ты нейдешь,
И без тебя бегут в Сибирь
Составы скорые.
Так, значит, ты, Верховный,
Тоже ложь,
А ложь подсудна,
Ей судья — история!

Лагерь Орлова-Розово
Кемеровской области. 1944

* * * * *
Поэзии сто первая верста,
Кто может запретить тебя, скажи мне.
Когда и при каком режиме
Ты закрывала наглухо уста?
Я в камере. Меня хранят конвоем,
По норме отпускают кипяток,
Приносят суп, в котором нет калорий,
А я звеню глухим металлом строк.
За них могла б Россия поручиться
Любою головой, любым добром.
Но тише! В мой застенок ямб стучится
И просит прогулять его двором.

* * * * *
Я себя называю скитальцем!
Скит мой был далеко за Москвой.
Я у Берии был постояльцем,
Ничего не платил за постой.
Вот жилось! Не придумаешь лучше,
Не найдешь благодатней страны.
Падал на пол серебряный лучик
Не посаженной в клетку луны.
Утром хлеб выдавали бесплатно,
Я играл на горбушке и пел,
Шли по мне пеллагрозные пятна,
Весь я, словно змея, шелестел.
Виновато гуляла улыбка
По моим арестантским губам,
Говорил я, что это ошибка,
Но не очень-то верили нам.
И зияли в земле, словно в сердце,
Сотни тысяч невинных могил.
По тюремным решетчатым сенцам
Как хозяин Лаврентий ходил.

ПАМЯТЬ

Память — соты пустые без меда,
Хроникер, безнадежно хромой,
Помню выстрелы пятого года,
Забываю тридцать седьмой.
Помню маленький, серенький, скучный
Дождь осенний, грибы и туман,
Забываю про тесный наручник.
Про тебя, смуглокожий тиран.
Помню зимние песни синицы
И вечерний пожар в леденце,
Забываю про наши темницы,
Где людей — как семян в огурце.
Помню взлет пирамиды Хеопса
И музейный палаш на бедре,
Забываю, как бабы с колодца
Носят слезы в железном ведре.

БИОГРАФИЯ

Жизнь угощала меня шоколадом
и шомполами,
Медом и горечью,
Порядочными людьми
и сволочью.
Истиной и заблуждением
И проволочным заграждением!
Это меня тюремный Кощей
Держал на порции хлеба и шей.
Выстоял,
Выдержал,
Переварил,
Через такие горы перевалил,
Каких не знала еще география.
Вот моя биография!


Виктор Боков

Виктор Федорович Боков родился в 1914 году в крестьянской семье в деревне Язвицы Александровского уезда Владимирской губернии. После шкопы-семилетки поступил в педагогический техникум. К этому времени относится его знакомство с Пришвиным — одним из руководителей литературного кружка, участником которого был Витя Боков. В 1938 году Виктор Боков окончил литинститут, получил работу во Всесоюзном Доме народного творчества. В 1942 году, находясь в действующей армии, Виктор Федорович был арестован по доносу и осужден на 5 лет лагерей.
После освобождения подготовил и издал антологию «Русские частушки». Первая книга стихов Виктора Бокова «Яр-хмель» вышла в 1958 году. С тех пор опубликованы десятки его поэтических сборников, в том числе собрание сочинений в трех томах.
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #5  
Старый 16.07.2009, 11:59
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Светлана Шилова
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спит малыш в раю домашнем,
к стеночке бочком.
Зашуршали поздней ночью
шины под окном.
Громко входит в дом
НКВД ...
Это значит - в доме быть беде.

ВОРОН

Ты зачем прилетаешь к нам, ворон,
и садишься на черный барак?
Здесь живет народ подзаборный
старики государства ГУЛАГ.
Им никто ничего не пишет
и никто ничего не шлет ...
Они тем лишь живут и дышат,
что начальник баланду дает.
И как только звонок на поверку
по лагерю зэков сзывал,
черный ворон тот, глядя сверху,
за ними всегда наблюдал.
Но вот снова железка гремит,
и толпа по баракам бежит.
Воцарилася здесь тишина,
но не спят вертухай и луна.
Вертухай при луне не мечтает,
он страну от врагов охраняет ...
А враги погрузилися в сны,
провалились, как в тартарары!

МАЙ В ГУЛАГе

И были золотые дни в ГУЛАГе,
когда на май гулял конвой
и надзиратель-бедолага
сидел на вахте весь смурной.
На заколюченном причале
резвились все мы, как могли,
и через проволку кричали
о вечной дружбе и любви!
Когда свиданье назначали
с занумерованным дружком,
мы нашу робу украшали
природным желтеньким цветком.
А солнце слало всю неделю
свои нам жаркие лучи,
и долго, долго не темнели
те майские златые дни ...
На черном лагерном накале
те дни - как сладкий белый хлеб,
нам ненадолго выпадали
от незадавшихся судеб ...


Потьма. 1952

НА СМЕРТЬ ВОЖДЯ

Настал конец кромешной славе.
Тиран невиданный угас.
Вы плачете, еще его боясь,
как будто он воскреснуть может
И око грозное поднять на вас.
Так плачь, народ, так много потерявший
Своих сынов и дочерей,
Святыни Родины поправший
И слезы бедных матерей!
Очистись, поднимись,
Ведь ты еще живой,
Народ России дорогой!
Из мудрости народной возникая,
Века пословицы куют.
И есть пословица такая:
«За битого небитых двух дают».

БЕЗЫМЯННАЯ МОГИЛА
(Песня)
Укатала особая тройка,
Закатила в свои лагеря
И заочно меня окрестила:
Вместо имени номер дала.
И ходила я там, стеная,
Ах, за что мне такая судьба?
Я совсем ведь еще молодая,
А на воле бушует весна ...
Но любовь тоже ходит по тюрьмам,
Зажигая собою сердца,
И я - двести тридцать четыре,
Полюбила шестьсот тридцать два.
А любовь в тюрьме - нежней,
А любовь в тюрьме - светлей,
Потому что там ей больней,
Потому что там ей трудней.
А кругом лишь одни сторожа,
Целоваться с любимым нельзя.
Мы дарили улыбки свои ...
И писали стихи о любви.
Но над нами звезда холодна ...
Раскрутились тюрьмы жернова,
Он истаял, сгинул, мой милый,
Не дождался свободного дня.
А любовь я свою затаила,
Золотым я ключом заперла ...
И лежит в безымянной могиле
Мой любимый - шестьсот тридцать два.
А любовь в тюрьме - нежней,
А любовь в тюрьме - светлей,
Потому что там ей больней,
Потому что там ей трудней.


Светлана Шилова

Светлана Ивановна Шилова (1929-1992) родилась в Москве. Художник-дизайнер.
Арестована в 1950 году, срок отбывала в Потьме. Освобождена в 1953 году, позднее реабилитирована.
В лагере была на общих работах.
В заключении сочиняла песни - стихи и музыку, во второй половине 80-х - начале 90-х годов с большим успехом исполняла их публично, аккомпанируя себе на гитаре.

__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #6  
Старый 16.07.2009, 12:01
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Т. Руслов
ГОРДОСТЬ
Я не сумел решиться
открыто вступить в борьбу
против лжи и насилья,
я только роптал на судьбу.
Но даже за эту малость
меня упекли в тюрьму,
чтобы внушить почтенъе
к всеобщему ярму.
Меня наказали сурово,
без меры и без конца
как самого настоящего
последовательного борца.
Я чести такой не достоин
и до конца моих дней
буду считать ее гордостью
неприметной жизни моей.
1956

МОЕ!
Куда уж мне масштаб вселенский,
я весь до жилочки вот здесь,
в своей стране - пускай довеском,
пускай обсевком - здесь я весь .
... Болит душа моя в Китае,
и во Вьетнаме я горю,
и клановцы меня пытают
и «грязный ниггер» мне орут ...
Но болей всех больней и горше
мне боль вот этой вот страны,
где от сумы да от тюрьмы
и добродетели и корчи;
где отродясь не знают права,
где произвол зовут судьбой,
где за расправою расправа
неотвратима, как запой ...
Где от опричнины Ивана
до сталинских концлагерей
и палачей и бунтарей
связь неразрывна и кровава.
Где что ни путь - то бездорожье,
и что ни год - неурожай,
и что ни стон тоски острожной,
то песня ... слышишь?
Слу-у-шай! ...
1968

РЕЧИ ПАЛАЧЕЙ
Обожаю речи палачей –
Нынешних,
Особенно же – прошлых.
Самый утонченный книгочей
Ввек не скажет
Столько слов хороших
о гуманности,
о красоте и прочем,
сколько эти – отошедшие от дел,
отравлявшие, бывало,
на расстрел
походя и между прочим ...
1970

* * * * *
........... В моей руке такое чудо –
............твоя рука!
......................................А.Фет
.. .А если завтра уведут
меня опять в тюрьму за слово
и тайный и трусливый суд
наденет на меня оковы.
Конвой, «столыпин», рабский труд,
смерть от цинги и силикоза
«во глубине сибирских руд»
и матери ослепшей слезы ...
Опять газетная строка
дымиться будет клеветою ...
как мне нужна твоя рука –
чтобы не снилось мне такое.
* * * * *
В.П.Т.
Нас изуродовали годы –
не только тот,
тридцать седьмой.
Нас отвращали от свободы
кого сумой, кого тюрьмой,
но больше страхом. Что оковы?
Привычный, как протезы, страх
стал нашей плотью,
нашей кровью.
Здесь каждый -
раб, палач и страж.
И все, что требует свободы,
Открытье душ, открытье дум, -
нам, добросовестным уродам,
уродством кажется в бреду. ..
Но ты, любовь моя, ты - чудо:
как милосердная сестра,
ты взглядом отторгаешь худо;
к тебе не липнет общий страх.
Нет, ты не чудо, ты отсюда,
ты знаешь горе и беду ...
Но так любить, быть может, будут,
как ты -
В трехтысячном году.
И значит - не всесильны сети
обманов, страхов и клевет,
раз ты живешь на белом свете
пусть и одна на целый свет!
1968Т.Руслов

Т. Руслов родился В 1928 году в городе Орше (Белоруссия) в учительской семье, до войны жил в Минске, который покинул вместе с родителями в ночь на 27 июня 1941 года, накануне захвата его немцами, едва не попал к ним в окружение ... Бомбы, эшелоны, Воронежская область, снова бомбы и эшелоны, Казахстан, башкирская глубинка, Уфа, Свердловск ... Бездомный эвакуированный» воспитанник воинской части, ученик школы ФЗО, токарь на танковом заводе; родители в армии. После войны - монтажник на телефонном заводе, вечерняя школа, энергофак Уральского политехнического института, ранняя - в 18 лет - женитьба, двое детей. Редактор курсовой сатирической газеты, руководитель студенческого научного общества. В мае 1951 года арест отца (С.М.Трус, партстаж с 1916 года, участник революции, Гражданской и Великой Отечественной войны). В декабре 1952 года арест, 16 марта 1953 года суд Военного трибунала по обвинению в подготовке террористического акта по отношению к «одному из руководителей Партии и правительства» приговорил Т. Руслова к расстрелу с заменой 25 годами лагерей и 5 годами поражения в правах.
«Столыпинский» вагонзак, конвой с автоматами на боевом взводе, подаяние неведомых женщин «несчастным арестантам». Красноярский пересыльный лагерь, первый инструктаж старого лагерника: « ... не шакаль - этим не спасешься, себя потеряешь, не бегай к «куму» - свои убьют». Первый опыт лагерного сопротивления: саботаж строительства тюрьмы. Этап: трюм парохода «Мария Ульянова». Первые стихи («Мы долго плыли вниз по Енисею ... »). Дудинка, Кайеркан, Горлаг (Горный особорежимный), разгрузка вагонов, исписанных сообщениями о забастовке в других лагерях Горлога, потом - о ее кровавом подавлении. Шахта 18/16. Крепильщик, бурильщик, газомерщик, электрик.
Производственная травма, отказ в неотложной медпомощи, потеря ног. ХХ съезд, амнистия, возвращение в институт, завершение учебы, работа на металлургическом заводе в Челябинске. Изобретения, организация лаборатории, отказ в допуске к собственным изобретениям, обращение в прокуратуру, полная реабилитация («за отсутствием состава преступления» - 1961 год).
Участие в редактировании и распространении Обращения к Президиуму Верховного Совета СССР о создании Мемориального комплекса в память о жертвах политических репрессий сталинизма, один из инициаторов организации общества «Мемориал» в Новосибирске, ныне его председатель, член правления Международного общества «Мемориал».

__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #7  
Старый 16.07.2009, 12:02
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Юрий Домбровский
СОЛДАТ - ЗАКЛЮЧЕННОЙ
Много ль девочке нужно? - Не много!
Постоять, погрустить у порога,
Посмотреть, как на западе ало
Раскрываются ветки коралла.
Как под небом холодным и чистым
Снег горит золотым аметистом
И довольно моей парижанке,
Нумерованной каторжанке.
Были яркие стильные туфли,
Износились, и краски потухли,
На колымских сугробах потухли ...
Изувечены нежные руки,
Но вот брови - как царские луки,
А под ними, как будто синицы,
Голубые порхают ресницы.
Обернется, посмотрит с улыбкой,
И покажется лагерь ошибкой,
Невозможной фантазией, бредом,
Что одним шизофреникам ведом ...
Миру ль новому, древней Голгофе ль
Полюбился ты, девичий профиль?
Эти руки в мозолях кровавых,
Эти люди на мерзлых заставах,
Эти бьющиеся в беспорядке
Потемневшего золота прядки?
Но, на башне высокой тоскуя,
Отрекаясь, любя и губя,
Каждый вечер я песню такую
Как молитву твержу про себя:
«Вечера здесь полны и богаты,
Облака, как фазаны, горят.
На готических башнях солдаты
Превращаются тоже в закат.
Подожди, он остынет от блеска,
Станет ближе, доступней, ясней,
Этот мир молодых перелесков
Возле тихого царства теней!
Все, чем мир молодой и богатый
Окружил человека, любя,
По старинному долгу солдата
Я обязан хранить от тебя.
Ох ты время, Проклятое время,
Деревянный бревенчатый ад!
Скоро ль ногу поставлю я в стремя
И повешу на грудь автомат?
Покоряясь иному закону,
Засвищу, закачаюсь в строю ...
Не забыть мне проклятую зону,
Эту мертвую память твою;
Эти смертью пропахшие годы,
Эту башню у белых ворот,
Где с улыбкой глядит на разводы
Поджидающий вас пулемет.
Кровь и снег. И на сбившемся снеге
Труп, согнувшийся в колесо.
Это кто-то убит «при побеге»,
Это просто убили - и все!
Это дали работу лопатам
И лопатой простились с одним.
Это я своим долгом проклятым
Дотянулся к страданьям твоим».
Не с того ли моря беспокойны,
Обгорелая бредит земля,
Начинаются глупые войны
И ругаются три короля.
И столетья уносит в воронку,
И величья проходят, как сны,
Что обидели люди девчонку
И не будут они прощены!
Только я, став слепым и горбатым,
Отпущу всем уродством своим
Тех, кто молча стоит с автоматом
Над поруганным детством твоим.

ЧЕКИСТ
Я был знаком с берлинским палачом,
Владевшим топором и гильотиной.
Он был высокий, добродушный, длинный,
Любил детей, но выглядел сычом.
Я знал врача, он был архиерей;
Я боксом занимался с езуитом,
Жил с моряком, не видевшим морей,
А с физиком едва не стал спиритом.
Была в меня когда-то влюблена
Красавица - лишь на обертке мыла
Живут такие девушки, - она
Любовника в кровати задушила.
Но как-то в дни молчанья моего
Над озером угрюмым и скалистым
Я повстречал чекиста. Про него
Мне нечего сказать - он был чекистом.

МАРИЯ РИЛЬКЕ

Выхожу один я из барака,
Светит месяц, желтый, как собака,
И стоит меж фонарей и звезд
Башня белая - дежурный пост.
В небе - адмиральская минута,
И ко мне из тверди огневой
Выплывает, улыбаясь смутно,
Мой товарищ, давний спутник мой!
Он - профессор города Берлина,
Водовоз, бездарный дровосек,
Странноватый, слеповатый, длинный,
Очень мне понятный человек.
В нем таится, будто бы в копилке,
Все, что мир увидел на веку.
И читает он Марии Рильке
Инеем поросшую строку.
Поднимая палец свой зеленый,
Заскорузлый, в горе и нужде,
«Und Еоnе redet mit Еоnе»,
Говорит Полярной он звезде.
Что могу товарищу ответить
Я, делящий с ним огонь и тьму?
Мне ведь тоже светят звезды эти
Из стихов, неведомых ему.
Там, где нет ни время, ни предела,
Ни существований, ни смертей,
Мертвых звезд рассеянное тело
Вот итог судьбы твоей, моей:
Светлая, широкая дорога
Путь, который каждому открыт.
Что ж мы ждем? Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит ...

МЫШИ
Нет, не боюсь я смертного греха,
Глухих раскатов львиного рычанья:
Жизнь для меня отыщет оправданье
И в прозе дней, и в музыке стиха.
Готов вступить я с ним в единоборство,
Хлыстом смирить его рычащий гнев
Да переменит укрощенный лев
Звериный нрав на песье непокорство!
В иных грехах такая красота,
Что человек от них светлей и выше,
Но как пройти мне в райские врата,
Когда меня одолевают мыши?
Проступочков ничтожные штришки:
Там я смолчал, там каркнул, как ворона.
И лезут в окна серые грешки,
Лихие мыши жадного Гаттона.
Не продавал я, не искал рабов,
Но мелок был, но надевал личины ...
И нет уж мне спасенья от зубов,
От лапочек, от мордочек мышиных ...
О нет, не львы меня в пустыне рвут:
Я смерть приму с безумием веселым.
Мне нестерпим мышиный этот зуд
И ласковых гаденышей уколы!
Раз я не стою милости Твоей,
Рази и бей! Не подниму я взора.
Но, Боже мой, казня распятьем вора,
Зачем к кресту Ты допустил мышей?!

ВСТУПЛЕНИЕ К РОМАНУ
«ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ»


Везли, везли и завезли
На самый, самый край земли.
Тут ночь тиха, тут степь глуха,
Здесь ни людей, ни петуха,
Здесь дни проходят без вестей:
Один пустой, другой пустей,
А третий - словно черный пруд,
В котором жабы не живут.
Однажды друга принесло,
И стали вспоминать тогда мы
Все приключенья в этой яме
И что когда произошло.
Когда бежал с работы Войтов,
Когда пристрелен был такой-то.
Когда, с ноги стянув сапог,
Солдат - дурак и недородок
Себе сбрил пулей подбородок
И мы скребли его с досок.
Когда мы в карцере сидели,
И ногти ели, песни пели,
И еле-еле не сгорели.
Был карцер выстроен из ели
И так горел, что доски пели!
А раскаленные метели
Метлою закрутили воздух
И еле-еле, еле-еле
Не улетели с нами в звезды!
Когда ж все это с нами было?
В каком году, какой весной?
Когда с тобой происходило
Все, происшедшее со мной?
Когда бежал с работы Войтов?
Когда расстрелян был такой-то?
Когда солдат, стянув сапог,
Мозгами ляпнул в потолок?
Когда мы в карцере сидели?
Когда поджечь его сумели?
Когда? Когда? Когда? Когда?
О, бесконечные года! -
О, дни без слухов и вестей:
Один пустой, другой пустей.
О время, скрученное в жгут!
Рассказ мой возникает тут ...
Мы все лежали у стены
Бойцы неведомой войны,
И были ружья всей страны
На нас тогда наведены.
Обратно реки не текут,
Два раза люди не живут,
Но суд бывает сотни раз!
Про этот справедливый суд
И начинаю я сейчас.
Печален будет мой рассказ.
Два раза люди не живут ...

АМНИСТИЯ
(Апокриф)

Даже в пекле надежда заводится,
Если в адские вхожа края
Матерь Божия, Богородица,
Непорочная Дева моя,
Она ходит по кругу проклятому,
Вся надламываясь от тягот,
И без выборов каждому пятому
Ручку маленькую подает.
А под сводами черными, низкими,
Где земная кончается тварь,
Потрясает пудовыми списками
Ошарашенный секретарь.
И кричит он, трясясь от бессилия,
Поднимая ладони свои:
- Прочитайте вы, Дева, фамилии,
посмотрите хотя бы статьи!
Вы увидите, сколько уводится
Неугодного Небу зверья, -
Вы не правы, моя Богородица,
Непорочная Дева моя!
Но идут, но идут сутки целые
В распахнувшиеся ворота
Закопченные, обгорелые,
Не прощающие ни черта!
Через небо глухое и старое,
Через пальмовые сады
Пробегают, как волки поджарые,
Их расстроенные ряды.
И глядят серафимы печальные,
Золотые прищурив глаза,
Как открыты им двери хрустальные
В трансцендентные небеса;
Как, крича, напирая и гикая,
До волос в планетарной пыли,
Исчезает в них скорбью великая
Умудренная сволочь земли.
И, глядя, как кричит, как колотится
Оголтевшее это зверье,
Я кричу:
- Ты права, Богородица!
Да святится имя твое!
Колыма. Зима 1940 Ю.Домбровский

Юрий Домбровский (1909-1978 ).
Впервые арестован в 1932 году и выслан из Москвы в Алма-Ату. В 1939- 1943 годах находился в заключении на Колыме, в 1949-1955 годах - в Тайшете.
История в свете нравственных проблем ХХ века - в романах «Державин» (1939), «Обезьяна приходит за своим черепом» (1959), сборнике новелл «Смуглая леди. Три новеллы о Шекспире» (1969). Поведение людей в период массовых репрессий 30-х годов, противоборство с тоталитарной системой и духовное восхождение героя - в имеющих автобиографический характер романе «Хранитель древностей» (1964) и его продолжении, романе «Факультет ненужных вещей» (опубликован на родине в 1988 году).
В Москву Домбровский вернулся в середине 50-х после семнадцати лет лагерей и ссылки ничуть не сломленным. Независимый в своих суждениях, как магнит, притягивал он к себе самых разных людей. Но и реабилитированного Домбровского КГБ не оставлял в покое. 3а ним следили, угрожали по телефону. Незадолго до смерти он был жестоко избит неизвестными.

* * *
В концентрационном мире, где душа обнажена, лак воспитания, образованности слетает так же быстро, как эмаль с упавшей посудины. Тот, кто прошел через блюминги КГБ, через страдания духовные и телесные, способен оценить и измерить человека с первого, и единственного, взгляда, ибо только катализатор, называемый «жизнью ГУЛАГа», позволяет безошибочно уловить разницу между добрыми и злыми, сделать выбор. Голод, холод, страх, ужас, убивающий труд способны обнаружить настоящую ценность человеческой личности. В эпоху ГУЛАГа было весьма сложно остаться Дон Кихотом. Тем не менее я с ним повстречался.
Юрий Домбровский умер. Его творчество будет жить. Его книги войдут в мировую литературу сквозь парадные двери.
Арман Малумян
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #8  
Старый 16.07.2009, 12:04
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Анатолий Клещенко
ВЫЗОВ
Пей кровь, как цинандали на пирах.
Ставь к стенке нас, овчарок злобных уськай,
Топи в крови свой беспредельный страх
Перед дурной медлительностью русской!
Чтоб были любы мы твоим очам.
Ты честь и гордость в наших душах выжег,
Но все равно не спится по ночам
И под охраной пулеметных вышек.
Что ж, дыма не бывает без огня:
Не всех в тайге засыпали метели!
Жаль только, обойдутся без меня.
Когда придут поднять тебя с постели!
И я иду сознательно на риск.
Что вдруг найдут при шмоне эти строчки:
Пусть не услышу твой последний визг,
Но этот стих свой допишу до точки.

Ленинград. 1939.
За два года до ареста


НАЧАЛЬНИК КОНВОЯ

Начальник конвоя играет курком.
Апрельским гонимые ветром.
Плывут облака над рекой Топорком.
Над Сорок Шестым километром.
Начальник конвоя обходит посты.
Ну, дует же нынче ветрище —
Сгоняет cнега и сметает кусты,
И кажется, будто кресты
Pacтут на глазах на кладбище.
Растут из снегов в косогоре пустом
Над теми, кто за зиму помер.
Кресты?.. Позаботился кто бы о том!
На кольях дощечки прибиты крестом.
Фамилий не пишется — номер.
Они умирали, не бросив кирки,
В карьере, на тpacce, в траншее.
Пеллагры шершавые воротники
Расчесывая на шее.
Убиты в побегах, скосила цинга —
Навеки... дождались свободы.
Начальник глядит на носок сапога:
Не кровь это — вешние воды...
Начальник идет от поста до поста.
Идет, проклиная погоду.
Не спят часовые. Их совесть чиста:
«Служу трудовому народу!»

КАНАЛ ИМЕНИ СТАЛИНА
Ржавой проволокой колючей
ты опутал мою страну.
Эй, упырь! Хоть уж тех не мучай,
кто, умильно точа слюну.
свет готов перепутать с тьмою,
веря свято в твое вранье...
Над Сибирью, над Колымою
вьется тучами воронье.
Конвоиры сдвигают брови,
щурят глаз, чтоб стрелять ловчей...
Ты еще не разбух от крови?
Ты еще в тишине ночей
не балуешься люминалом
и не просишь, чтоб свет зажгли?
Спи спокойно, мы — по каналам
и по трассам легли навалом,
рук не выпростать из земли.
О тебе вспомнят наши дети.
Мы за славой твоей стоим,
раз каналы и трассы эти
будут именем звать твоим.

А. Клещенко

Анатолий Клещенко (1921-1974).
Арестован в 1941 году за антисталинские стихи. Приговорен к 15 годам лагерей. В 1957 году вернулся в Ленинград. Интенсивно занимался литературной работой. В конце 60-х годов работал на Камчатке егерем. Погиб в тайге.

__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #9  
Старый 16.07.2009, 12:05
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Виктор Хородчинский
ТИФ
Недаром я судьбы оскал
Встречаю, трепетом объятый.
В ее улыбке холод скал
И соловецкие закаты.
Иду с горячей головой,
Бреду, шатаясь, словно пьяный,
А позади идет конвой,
Уставя в спину мне наганы.
Вокруг сосновые боры,
Деревья пляшут в лунном свете,
И душный запах камфары
Меня встречает в лазарете.

В ОДИНОЧКЕ
На штукатуренной стене
Мой друг оставил память мне —
Четыре вырезанных слова:
«Товарищ, будь всегда суровым».
Стена — кладбище.
Я хожу, словно служитель молчаливый,
И зорким взглядом нахожу
Давно забытые могилы.
Могил тут много... Вот одна уже совсем
С стеной сравнялась.
На штукатурке у окна
Лишь серое пятно осталось.
Другая у дверей видна,
Та уцелела от ненастья:
«Товарищ, верь, взойдет она,
звезда пленительного счастья».
Та жизнь, что за дверьми слышна,
Отгородилася барьером,
Здесь жизнь, как надпись у окна,
Пятном расплывшаяся серым.
Но в сердце кровь кипит, поет...
Шаг часового, звучен, четок
Нет, нет — спокойствие мое
Не сломит крепкий ряд решеток.
Стучат шаги —
Опять ко мне... —
«Встань на допрос».
И вижу снова на штукатуренной стене
Четыре вырезанных слова:
«Товарищ, будь всегда суровым».

РАССТРЕЛ
И меня расстреляют.
Печален, спокоен,
Я пройду сквозь тюремную сизую муть.
Пред взводом поставят.
И точен и строен
Ряд винтовок поднимется, целя мне в грудь.
Мимолетно припомню судьбу Гумилева,
Лица милых расстрелянных где-то друзей.
На солдат посмотрю —
Будут странно суровы
И угрюмо-бездушны глаза палачей.
И спешащим вдогонку годам отгремевшим
Будет страшен секунд утомительный бег.
Залпа я не услышу.
Лицом побледневшим
Вдруг уткнусь в окровавленный
Колющий снег.

В. Хородчинский

Виктор Федорович Хородчинский (1913-1937) — племянник Ю. Мартова (Ю.О.Цедербаума) — лидера меньшевиков.
Впервые арестован в 1929 году, приговорен к 5 годам Соловков, но, приняв во внимание возраст подсудимого (ему не было еще шестнадцати), срок сократили до трех. Однако в 1932 году его вновь ссылают на Соловки, снова на 5 лет.
К концу срока переведен в Челябинский политизолятор.
5 октября 1937 года расстрелян.

__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #10  
Старый 16.07.2009, 12:06
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Мария Вейнберг
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЭМЕ
Эта поэма была сочинена в ДП3 (дом предварительного заключения) в Ленинграде на Шпалерной улице в 1933-1934 годах. А записана много лет спустя по памяти.
В то время я была студенткой химфака Ленинградского университета. Одновременно со мной арестовали моих друзей и многих знакомых. Создали дело о подготовке теракта на Сталина. Меня и подругу через пять и шесть месяцев освободили (как теперь выяснилось, условно). Все мужчины получили разные сроки. Я не знаю, как с ними обращались, но женщин в то время не пытали физически. Использовали всякого рода психологические воздействия, а также карцеры, холод и ночные допросы, но мы с подругой ничего не подписали.
В течение пяти месяцев, проведенных в ДП3, время от времени (в общей сложности около месяца) со мной сидели разные женщины. Нам давали читать одну книгу на все время. Я выбрала «Евгения Онегина» Пушкина, а соседка, болгарка, Шиллера на немецком языке (это ее специальность).
Поэма написана под влиянием «Евгения Онегина», в размере его. Каждая строфа должна была заканчиваться цитатой из Пушкина, но это не точно соблюдалось.
В 1937 году по счастливой случайности мне удалось избежать вторичного ареста (за мной приходили). 27 марта 1942 года меня выслали из блокадного Ленинграда в город Салехард Тюменской области.
Героиня поэмы дева - обобщенный образ. В сцене допроса использован, в основном, вариант допроса болгарки, а частично мой и других двух соседок.

ИЗ ПОЭМЫ
< ... >

Ключом замкнули дверь за нами,
Друг перед другом мы стоим
И физкультуру начинаем:
Рукой вертим, ногой стучим.
Читаем громко по-немецки,
В словарь заглядываем детский,
Ругательств новый лексикон
Уже собрали целый том.
Внушать любила я, признаться,
Когда ругался кто-нибудь:
«Не надо так, культурней будь!»
Но здесь и мне не удержаться,
Литературный наш язык
К тюремной прозе не привык.

< ... >

Когда наш следователь дланью
Пред нею в воздухе вертел,
Отодвигалась с содроганьем,
Чтобы ланит он не задел.
Как лань лесная боязлива,
Склоняя голову пугливо,
Едва переводила ДУХ,
В смущеньи напрягала слух
И ничего не понимала.
Перо он в руки ей вложил
И дева тут же подписала,
Как всем давно известный факт:
«Подготовляла Я теракт».
Сей грозный муж, по мненью многих,
В допросах проявлял талант,
Держался правил очень строгих,
Был даже чуточку педант.
Он рассуждал: «Сперва отложим
Допроса час, мы тем умножим
Его значенье, наведем
На душу страх, затем кольнем
Надеждой, там недоуменьем,
Измучим сердце, а потом
Грозить концлагерем начнем,
Но надо действовать с уменьем,
Ведь арестант не идиот,
К беде неопытность ведет!»
< ... >
«Вы в белой армии служили?»
Так строгий начался допрос.
Все чувства деве изменили,
Был непонятен ей вопрос.
«Отец Ваш, знаем мы прекрасно,
В полиции служил негласно,
А предок Ваш был дворянин
И очень важный господин».
< ... >
«Где пропагандой занимались?
Когда Вам Троцкий был знаком?
Над Сталиным Вы с кем смеялись?
И по столу вдруг кулаком.
Концлагерь посетить решили?
Туберкулез Ваш позабыли?
Вас передач и книг лишу
И в одиночку посажу!
Найдем еще мы наказанье,
Врагов хотите покрывать?
Что? Возражения? Молчать!!»
И девы слышно бормотанье:
«Ведь я… но мне ... да никого,
Не знаю ровно ничего!»
< ... >

И не успел наш «добрый гений»
Всех методов употребить,
Как дева, не стерпев мучений,
Решила совесть погубить.
Неправду явную признала,
И, как мы знаем, подписала,
А после воли стала ждать,
Ведь он успел ей обещать,
Что завтра будет на свободе.
С тех пор прошло немало дней
И много тягостных ночей.
Но, видно, по своей природе
Имел он ветреный язык
И обещать хоть что привык.

М.Вейнберг

Мария Моисеевна Вейнберг (1910-2003) арестована в 1933 году. Не подписала ни один протокол обвинений и была освобождена условно. Во время войны работала в блокадном Ленинграде по химической защите города. В 1942 году была вывезена из города и выслана в Салехард. Ее брат был репрессирован и погиб в 1937 году, отец умер от голода в блокадном Ленинграде. После войны она приехала в Москву к родственникам, фиктивно вышла замуж, чтобы сменить фамилию и скрыться от преследований.
Мария Моисеевна написала диссертацию, но защитить ее ей не дали. Одновременно она преподавала в институте усовершенствования учителей. Многие ее ученики стали кандидатами и докторами наук.
М. Синельников
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 
Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход

Эл. почта администратора: - Главный сайт Шансон - Портала - Архив - Вверх

Внимание! Администрация Шансон – Портал – форума не несет ответственности за сообщения, размещенные участниками форума и за высказанные мнения в этих сообщениях. Так же администрация форума не несет ответственности за размещенные участниками форума ссылки, на какие либо материалы, расположенные на других Интернет ресурсах. Тем не менее, если Вы являетесь правообладателем материала, на который есть ссылка в каком либо сообщении Шансон – Портал – форума и считаете, что этим нарушены Ваши авторские или смежные права, сообщите пожалуйста администрации форума. Мы в кратчайшие сроки готовы удалить сообщение со ссылкой на Ваш материал, при предъявлении прав на указанный материал. Пожалуйста используйте форму обратной связи.

Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
© Шансон - Портал - Все права защищены

Подпишитесь на нашу ленту новостей