Внимание! Регистрация на наш форум приостановлена. Для связи с администратором, используйте эл. почту

ШАНСОН - ПОРТАЛ   |    ШАНСОН - ПОРТАЛ - ГАЛЕРЕЯ

ШАНСОН - ПОРТАЛ - ФОРУМ

Поиск по Шансон - Порталу >>>


Вернуться   Шансон - Портал - форум > Разное > О поэзии и прозе

О поэзии и прозе Обсуждаем литературу всех времен

Ответ
 
Опции темы
  #11  
Старый 16.07.2009, 12:08
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Александр Морозов
В ОСОБОМ ОТДЕЛЕ
Тверда, жестка моя постель.
Лежу на нарах (только боком!),
В английского сукна шинель
Завернутый. Как будто кокон.
Никто моих не видит слез —
Тюрьма слезам, увы, не верит.
Ножом по сердцу скрежет двери:
«Морозов, быстро на допрос!»
Иду по коридорам длинным,
Конвой отстал на полшага,
И затаивший смерть наган
Меня подталкивает в спину.
И снова — мрачный кабинет,
И следователь вероломный,
И на стене такой знакомый
(И страшный) Берии портрет.
Здесь добиваются признанья
Уже седьмую ночь подряд.
Я говорю: «Не виноват...
Я не разбрасывал воззванья...»
«Не лги! — меня сбивают с ног, —
Ты после Октября родился.
В советской школе ты учился —
Ты сам додуматься не мог!
Рассказывай кому-то байки —
Ложь видим на твоем лице!
Кто состоял еще в Крутце
В антисоветской вашей шайке?»
Я что-то бормочу... «Не лги!
Чистосердечное признанье
Тебе облегчит наказанье!» —
И бьют под ребра сапоги...
...По коридорам узким, длинным
Я снова в камеру иду.
Но пусть не ждут — я на безвинных
Напраслину не возведу!

* * * * *
Когда наш мудрый вождь умрет,
В Москву я тотчас поспешу
И стих надгробный — этот вот —
На мавзолее напишу:
«Проклятье вечное ему!
Не жизнь нам — каторгу создал.
Он миллион загнал в тюрьму,
Десятки тысяч расстрелял.
Рабами сделал остальных,
Иванами, что без родства...
О Боже, как же слаб мой стих,
Как немощны мои слова!..

Лагерь Верхний Дебин
1946

ПИСЬМО ЗЭКА

Ты знаешь, что это такое —
Работать столько лет в забое
Без праздников, без выходных,
Без близких, без родного неба,
С одной лишь думою о хлебе
Да лишней миске щей пустых?
Лопата, тачка и кайло —
Они вытягивают жилы.
Я доходил, терял я силы...
А ведь простое ремесло:
Кайлом взрыхли у ног породу,
Лопатой в тачку погрузи
И — словно делал это сроду —
Берись за ручки и вези.
Вези по узенькому трапу,
Сгорбившись так, чтобы «закол»
Тебе хребет не поцарапал,
И помни: штрек — не гладкий пол:
Подъемы могут быть и спуски.
Коль тачка с трапа упадет,
Пугни ты в бога-мать по-русски,
И сердце малость отойдет.
О, тачка, — горькая подруга!
Что ты наделала со мной?..
В головушке идет все кругом,
Собачий холод за спиной...
И тачка — будто в ней полтонны —
Куда-то тянет, тянет вбок,
И, словно пулею сраженный,
Валюсь на грунт с ослабших ног...
Валюсь и вижу — самородок!
Ишь, притаился, гад, примолк!..
Металл прекрасный, благородный —
Зачем он мне? Какой в нем толк?
Вот если бы буханка хлеба!
Но хлеб — не золото,
Он не валяется под ногами...
А мне бы хоть маленький кусочек,
Чтобы погас сноп искр в глазах
И перестала кружиться шахта...

Лагерь Верхний Дебин
Март 1947

«ДАЛЬСТРОЙ»

В угрюмых трюмах пароход «Дальстрой»
Нас, узников Советского Союза,
Через пролив японский Лаперуза
Вез к берегам планеты золотой.
А море разъяренное рычало,
Бросая вал за валом в облака.
Казалось, внутренности вырывало
С блевотиною вместе у зэка.
Капусты кислой маленькая миска —
Спастись от качки пробовали мы.
Дыхание далекой Колымы
Коснулось нас. Она была уж близко.
Что знали мы о Колыме тогда?
Да ничего. А знай мы хоть немного,
То пали б ниц и попросили б Бога,
Чтоб в наши трюмы хлынула вода!..

А.Морозов

Из автобиографии
Я, Александр Григорьевич Морозов, родился в 1924 году в селе Крутеп Саратовской области в крестьянской семье, в которой кроме меня, старшего, было три сестры. Лет с двенадцати-тринадцати стал писать стихи о тяжелой крестьянской доле, о голодовках. Винил во всем этом советскую власть, коммунистов и прежде всего Сталина. Beл дневник, в который тоже записывал все, что меня волновало.
В начале войны отца взяли на фронт, где он и погиб. Меня призвали в армию и направили в военное училище 15 сентября 1942 года, а 13 ноября этого же года арестовали, обнаружив у меня дневник и тетрадь со стихами. Были ночные изнуряющие допросы в Особом отделе. Не вынеся пыток, подписал, что намеревался сдаться в плен. Военный трибунал приговорил меня по нескольким пунктам 58-й статьи к десяти годам лагерей и пяти годам поражения в правах.

Около двух лет находился в Каменлаге (Сарлаг), где основательно дошел (алиментарная дистрофия), меня зачислили в «неработающие инвалиды». В 1944 году попал в этап в Находку, откуда в мае 1945 года пароходом «Дальстрой» был доставлен на Колыму. До июня 1948 года работал в шахте по добыче золота. В 1951 году освобожден.

Дома, куда я так рвался с Колымы, меня ждали месяцы хождений в поисках работы. В 1953 году, утаив судимость, поступил в сельскохозяйственный техникум. Два года работал агрономом, а потом меня сманили в районную газету, откуда в 1969 был уволен «по политическому недоверию» за мои выступления против оккупации Чехословакии в августе 1968 года, а также за письма в защиту преследуемого Солженицына.

Вернувшись с Колымы, я начал потихоньку записывать то, что пережил за 9 лет в заключении. Свои воспоминания под названием «Девять ступеней в небытие» мне удалось опубликовать в четырех номерах журнала «Волга» в 1989 году.
Многочисленные мои стихи, рассказы, рецензии публиковались в центральных журналах и газетах, в областных — саратовских и магаданских, в коллективных сборниках («Трудный колос» — Новосибирск, «О чем поет народ Отчизны» — Moсква). В 2001 году И. А. Паникаров издал мою книжку стихов в Магадане — «Из огня да в полымя», а в 2002 году при содействии директора Магаданской областной библиотеки В. Б. Ампилогова был издан сборник стихов «Память».
В феврале 2003 года я был парализован и до сих пор не могу писать авторучкой, а если и пишу, то очень медленно, держа авторучку пальцами обеих рук. Выручат машинка, хотя ей уже больше 30 лет и стала она, как и я, инвалидкой. Но не писать не могу. Пока бьется сердце, не расстанусь с пером и бумагой. Это моя единственная радость в жизни, полной бед, огорчений и неудобств.
22 сентября 2003
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #12  
Старый 16.07.2009, 12:09
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Геннадий Куприянов
ОБРАЩЕНИЕ К XIX ПАРТСЪЕЗДУ
Как хороша вечерняя столица!
Как много света, тысячи огней,
Как поневоле сердце будет биться,
Когда увидим красный Мавзолей.
Проснись, Ильич! Взгляни на наше счастье
Послушай 19-й партсъезд!
Как мы живем под игом самовластья
И сколько завоевано «побед»!
Взгляни на сцену, как поют артисты,
Литературу тоже не забудь,
Но за железные кулисы,
Прошу, Ильич, не вздумай заглянуть!
Там страшно! Там страдают люди!
Там жизнь не та, что ты им завешал.
Там нет святых советских правосудий,
Там власть штыка, насилий и кандал.

От тяжкого труда согнулись спины,
Кровавые мозоли на руках.
Живут по быту тягловой скотины
И спят под пломбой на сырых досках.
Они построили все стройки коммунизма,
Канал Москвы и Волго-Дон —
За это благодарность скажет им Отчизна
И поколения услышат их кандальный звон.
Опутана колючкой вся страна.
Я лагерей представлю список длинный,
Чего, Ильич, ты сроду не видал,
Их не охватит и твой взгляд орлиный.
Взгляните на Урал, на Крайний Север,
По трупам их железные дороги пролегли,
На карте лагери раскинулись, как веер,
И в затуманенной теряются дали.
Караганда, Норильск, Тайшет и Воркута
Пред грозной Колымой склоняются невольно.
Везде течет немая жизнь, не та,
Как завещал ты жить свободно и привольно.
Там ходят люди с номерами на спинах
И тяжкое влачат ярмо неволи,
Клянут судьбу, стеная и скорбя
И содрогаясь от стыда и боли.
Не верь, Ильич, что это всё враги,
Их просто этой кличкой окрестили,
Кто не хотел лизать чекистам сапоги,
Того схватили, в лагерь посадили.
Там девяносто человек из каждых ста
Совсем, совсем ни в чем не виноваты,
Их Берия сажает неспроста:
Ему нужны дворцовые палаты.
Продаст Россию он, чтоб в Грузии
Царем остаться смело,
А Сталин стар и глуп —
Погубит он тобою начатое дело.
И если Берия захватит власть,
Погубит он все дело коммунизма,
Придет в страну к нам новая напасть,
Заплачет, кровью изойдет Отчизна.
Уж кровь народная потоками течет
Все тюрьмы полны до отказа.
Никто не думает, куда это влечет,
Когда излечится садистская зараза.
Везде царит ужасный произвол,
По тюрьмам пытки, стоны, плач,
И, если б даже ты туда зашел,
Там зубы вышибет любой чекист-палач.
Твоих соратников в подвалах задушили,
Пришили им изменников клеймо.
Иных в Сибирь на каторгу угнали,
Навек надев позорное ярмо.
Тщеславием твой Сталин заразился
И гением себя изобразил,
Стеной чекистов от народа отделился
И все твои заветы позабыл.
Детей и стариков он пачками ссылает
В холодные сибирские края,
Республики совсем уничтожает,
И СССР как вотчина своя.
Недавно он на что-то рассердился
И шесть народов стер с лица земли.
Он хочет, чтоб народ ему молился,
И этот геноцид в заслуги записал свои.
Слепой силач когда-то дом разрушил,
Чтобы на крыше поразить врагов!
Но этим жизнь свою безвременно нарушил
И славы не добился от веков.
И Сталин как слепой силач!
Кромсает и калечит...
В Кремле ему не слышен плач,
А уши он свои не лечит.
Презренный трус, своей боится тени.
Врагов он видит всюду и во всем.
Все это от ничтожных мыслей и от лени.
Нет! Невозможно дальше жить при нем.
Ильич! Ильич! За то ли ты боролся,
Чтобы рабочий гнулся в три дуги,
За черный хлеб слезами обливался
И целовал чекистам сапоги.
Чтобы переносил насилия и муки
И жизнь свою он ставил на туза,
Чтобы рубил свои родные руки
И в двадцать лет выкалывал глаза.
Послушай, съезд! Взгляни на вещи смело.
Слепому старику глаза открой,
Возьмись за дело Ленина умело
И разгони чекистов грязный рой!
Они позорят званье коммуниста,
Страной торгуют оптом и вразнос,
Ведь на Лубянке далеко не чисто,
Так надо вычистить оставшийся навоз.
А Сталину сказать: «Иди в отставку,
Ты не способен больше управлять,
И не на то берешь ты, старец, ставку.
Иди, под старость надо погулять!»
А Берию в тюрьму отправить надо,
Его соратников повымести как сор,
Чтоб не казнил народ сей новый Торквемада
И не накладывал на партию позор.
Невинных выпустить немедля на свободу,
Простить тому, кто в чем-то виноват,
Свободу слова полностью отдать народу
И сократить чекистский аппарат.
Тогда народ сплотите Вы на деле.
Забудется и горе и беда,
Наш каждый гражданин останется при деле,
И не страшны тогда любые господа!
Народная волна поднимет Вас высоко,
К вершинам счастья наш народ пойдет,
А позади останется далеко
Садизм и как кошмар пройдет.
Проснись, Ильич! Приди на съезд партийный
И помоги задачи им решить.
Ведь, если Берии останутся на воле,
Все дело коммунизма могут погубить!

Владимирская особая тюрьма, камера 37
октябрь 1952
Геннадий Куприянов

Геннадий Николаевич Куприянов (1905-1979) родился 21 ноября 1905 года в крестьянской семье в деревне Рыло Солигаличского района Костромской области. В 1925 году вступил в партию. Закончил в Костроме совпартшколу, преподавал в городе Солигаличе обществоведение, заведовал отделом пропаганды и агитации райкома партии. Окончил в Ленинграде Всесоюзный коммунистический университет. С октября 1937 года второй, затем первый секретарь Куйбышевского райкома партии в Ленинграде. С июня 1938 года первый секретарь Карельского ОК ВКП(б) (с образованием Карело-Финской ССР — ЦК компартии республики}. На XVIII съезде партии избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б), в 1940 году— депутатом Верховного Совета СССР двух первых созывов, депутат от Карелии.
В годы Великой Отечественной войны генерал-майор Г. Н. Куприянов был членом военного совета 7-й армии, с образованием Карельского фронта — членом военного совета фронта. Действиям этого фронта он посвятил выпущенную Лениздатом книгу «От Баренцева моря до Ладоги». О партизанах, подпольщиках рассказал в книге «За линией Карельского фронта», изданной в Петрозаводске (два издания).
17 марта 1950 года Геннадий Николаевич был арестован по «ленинградскому делу». В июле 1957 года по протесту Генерального прокурора СССР Военная коллегия Верховного суда СССР сняла с него надуманные обвинения, и он был реабилитирован. В последние годы занимался общественной деятельностью, много встречался с ветеранами войны, читал лекции в военных училищах, частях, в Ленинградском университете, в организациях по путевкам общества «Знание».
Умер Геннадий Николаевич 28 февраля 1979 года — скоропостижно, дома.
Лидия Куприянова
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #13  
Старый 16.07.2009, 12:10
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Григорий Антонов
* * *
Под неистовым гнетом режима
В заполярном холодном краю
Дотяну ли я долгую зиму
В бесконечных снегах Халмер-Ю?
До меня никакого нет дела
Ни тебе, ни друзьям. Се ла ви.
И во мне без тебя потускнело
Золотое смятенъе любви.
Мои флаги поникли бессильно
Над останками грез и мечты,
И мои утомленные крылья
Мне не могут вернуть высоты.
Нет ни Бога, ни проблеска света
В небесах опустевших моих.
Затерялся упущенный где-то
Мой счастливый единственный миг.
Мне в бессмысленной лагерной драме
Снятся светлые сны и любовь,
Но о ней никакими словами
Не расскажешь. И нет таких слов.
Ничего, кроме горьких иллюзий,
Не удержишь из прошлых минут.
Покидают последние музы
Мой убогий безгрешный приют.
Дни и годы мучительной ссылки
Протекают сквозь сердце мое ...
Жизнь пуста, как пустая 6утылка,
Но не выбросишь в мусор ее.
Все зигзаги кромешного ада
Я пройду, кандалами звеня,
Только мне обязательно надо,
Чтобы ты ожидала меня.
1952

У ЛАГЕРНЫХ ВОРОТ
... Был в нашем лагере старый врач, который, несмотря на свою высокую квалификацию, использовался на общих работах. Был он очень слабым и однажды, будучи не в состоянии пойти на работу, остался в бараке. Поскольку у него не было температуры (единственное, что давало право на освобождение от работы), начальник лагеря распорядился доставить его к месту работы, как у нас говорили, «поволокли по кочкам». По дороге он потерял рукавицу, а мороз был под сорок градусов, и одна его рука окоченела до хрупкости ...

Не глядя на своих конвойных,
На серый вытоптанный снег
Вдруг непреклонно и спокойно
Из строя вышел человек.
Он палец отломил от кисти
И им в начальника швырнул.
Нас было человек под триста,
Над строем вился пар и гул.
И сразу все оцепенело,
Умолкли выкрики и гул ...
Я оглянулся и несмело
В лицо несчастного взглянул.
То было не лицо страдальца -
Я видел вызов, скорбь и гнев,
И отмороженные пальцы
Неслышно падали на снег.
А над толпой взметнулся ропот,
Гудя тревожно, как набат,
И в нем терялся, будто шепот,
Вопль надзирателей: «Назад!»

Инта, 1953

Г.Антонов


Григорий Николаевич Антонов родился в 1925 году в Краснодарском крае. Участник Великой Отечественной войны.
После демобилизации учился в Грозненском нефтяном институте. В 1951 году был арестован, более четырех лет отбывал срок в лагерях Крайнего Севера.
Затем реабилитация, возобновление учебы в институте, работа на предприятиях химической промышленности. В настоящее время пенсионер, живет в Волгограде.

__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #14  
Старый 16.07.2009, 20:10
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

ЮЛИЙ КИМ
— СЧАСТЛИВЫЙ СЫН ГУЛАГА
Посвящается детям изменников Родины




Я эту книгу в нынешнем, книжном виде, не читал. Только в руках держу. Я читал ее давно, в оригинале, если можно так сказать. Эти листочки, дошедшие из лагеря. Но тогда я был помоложе и покрепче духом. А сейчас уже не могу. Сил не хватает...



Теперь, видя Юлия Кима по телевизору, слыша его песни, к примеру, всенародно любимые из «Бумбараша», вы будете знать, что Юлику было полтора года, а его старшей сестре Алине три с половиной, когда их отца журналиста Ким Чер Сана расстреляли, а их маму, школьную учительницу русского языка и литературы Нину Всесвятскую, бросили за колючую проволоку… Она, Нина Всесвятская, в одно мгновение из учительницы стала чесеиркой — членом семьи изменника Родины. И трехлетняя Аля с полуторагодовалым Юлей тоже стали чесеирами. Тут власть не утруждалась даже подобием законов. Какие там законы! Детей и женщин уничтожали по ведомственной инструкции.
Из приказа наркома внутренних дел СССР Ежова от 15 августа 1937 года «Об операции по репрессированию жен и детей изменников Родины»:
«Особое совещание рассматривает дела на жен изменников Родины и тех детей старше 15 лет, которые являются способными к совершению антисоветских действий».
«Грудные дети направляются вместе с осужденными матерями в лагеря, откуда по достижению возраста 1—1,5 лет передаются в детские дома и ясли. В том случае, если сирот (дети названы сиротами при живых матерях. — С.Б.) пожелают взять родственники (не репрессируемые) на свое полное иждивение, этому не препятствовать».
Алину и Юлика увезли в Наро-Фоминск бабушка и дедушка — врачи Валентин Васильевич Всесвятский и Елизавета Осиповна Успенская. В письмах к дочери они рассказывали, как растут дети под присмотром няни Гани. (Счастливая судьба! Говорю без иронии. Бабушка и дедушка, няня…) А их мама там, в лагере, перекладывала эти рассказы в смешные детские стихи. Иллюстрации к этим стихам там же, в лагере, рисовала художница Лизико Кицмарашвили, вдова расстрелянного секретаря Тбилисского горкома партии, у которой тоже остался сиротой при живой матери маленький сын. Нина и Лизико складывали из стихов-рисунков книжки-самоделки: для своих подруг по лагерю, для их детей…
Кстати, одну из таких книжек-самоделок Елизавета Осиповна Успенская отнесла в 1940 году в издательство «Детская литература». Мало ли что, а вдруг… Книга не вышла. Но редакторша отметила: «Чувствуется, что мать знает все мелочи жизни детей, постоянно находится с детьми…».
По сути, половина из нас — дети и внуки отцов и матерей, бабушек и дедушек, брошенных в те годы в лагеря, расстрелянных и замученных. Посмотрите еще раз на картинки, почитайте стихи. Это они, наши папы и мамы, для нас писали и рисовали за колючей проволокой.
Хорошо, что Юлий Ким такой знаменитый. Значит, заметка моя привлечет больше внимания. А то ведь у нас пожилые люди с портретами Сталина на улицах — привычное дело. Мало того, появились юноши, которые скандируют: «Сталин! Берия! ГУЛАГ!». Скорее всего, обыкновенной памяти человеческой у них нет. Не сказали им. Не рассказали. А человек без памяти и знаний — машина-зомби. Введут в него одну мыслишку-программу — и пошлют куда угодно и на что угодно. Так это делается и делалось во все времена.

Сергей БАЙМУХАМЕТОВ
18.12.2003


[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #15  
Старый 16.07.2009, 20:18
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

<< В августе сорок седьмого меня взял на сохранение ГУЛаг. По указу от 4.6.47 года ч.2. Военный трибунал дал мне пять лет и отправил в Коми АССР на поправку нравственного
здоровья>>
Михаил Беркович


ИЗ ЦИКЛА «НЕВОЛЯ»

***
Я в юность бы вернуться не хотел.
Там лес ночной напуган волчьим воем,
Там горек хлеб, там снег нещадно бел,
Там долог путь унылый под конвоем.

Памяти мамы Б.М. Скорой

Видно, дал сигнал ей знаковый
Некий тайный вестовой,
Потому она так плакала
В день прощания со мной.
Налились колосья на поле,
Стебли желтые сильны…
Ах, как горько мама плакала,
Через год после войны.
С неба черного закапало,
Дождь в окно ее стучал.
А она все так же плакала
Да вздыхала по ночам.
Выходила к рельсам-линиям…
«Возвращайся поскорей!»
Провожала в море синее,
А ждала из лагерей.

28.07.2001

***
Строй унылый, серые бушлаты,
Пилорама – в шесть столбов навес.
По углам острожные солдаты
С трехлинейками наперевес.
И над ними – буйная, хмельная
Песня, как восторг весенних рек:
«Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!»
И под звуки ежедневно петой,
Кровью захлебнувшейся мечты,
Падали ученые, поэты –
Головами полнились кусты.
Ах, Россия! Мать моя родная,
Что творила ты в наш скорбный век!..
Я другой такой страны не знаю,
Где сирот так много и калек.

***
Тоскливые и серые полати.
И в них вовек не запоет сверчок.
Ключами звякнет хмурый надзиратель
И глянет на меня через волчок.
Здесь все мое богатство — только ложка,
Но можно спать хоть вдоль, хоть поперек.
И чтоб не лезло солнце мне в окошко, —
Над ним прибит железный козырек.
И так живу, наверное, полгода.
Я телом здесь, душою где-то вне.
И червь грызет, что милая свобода
Пока еще, увы, не светит мне.

***
Оставляя по сугробам след
Я носил по тундре свой скелет.
Да и сам, как тундра темен, бел.
А скелет мой мяса не имел.
Но имел лучковую пилу.
С ней гулял он от ствола к стволу.
И при этом силушка была
Вечером добраться до котла.
Там – баланда, кашки ложки три.
Хочешь – съешь, а хочешь – посмотри,
Чтоб запомнить, что она была.
Для нее нас мама родила.



Что стоит за этими "легкими" словами? Какая жажда жизни! Какой оптимизм! Какие сильные люди! Если честно - то завидую.
После тАкого, пережитого... Не зачерстветь...


Борис Алексеевич Чичибабин

русский поэт

(1923-1994)

Долгое время имя замечательного поэта Бориса Чичибабина было известно лишь небольшому кругу счастливых обладателей нескольких книжек, вышедших в годы хрущевской оттепели, да диссидентам: стихи поэта высоко ценила эмиграция, они часто звучали по «вражеским радиоголосам». Власть же старательно глушила его чистый и светлый голос, а дважды официально отлучала поэта от литературы. Сначала, в 1946 году, присудила ему «пятилетку» лагерей за «антисоветскую агитацию и пропаганду», а в 1973-ем его исключила из Союза писателей Украины. Исключила за стихи, в которых обнаружили национализм («С Украиной в крови я живу на земле Украины», сионизм (Стихи «отъезжающим») и антисоветчину («Памяти Александра Трифоновича Твардовского»).
Более двадцати лет, с конца 60-х до конца 80-х, Чичибабин не напечатал ни одной строчки но, пожалуй, именно в этот период написал свои лучшие стихи. «Хоть обстоятельства отучали заниматься литературным трудом, — писал он позже, — отучить быть поэтом невозможно; это так же, как и со свободой. Если есть у человека внутренняя свобода, он будет свободен и в тюремной камере, где пять шагов в длину и пять в ширину. И эту свободу никто у него не отберёт — никакие лагеря, никакие тюрьмы, никакие преследования».
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
КЛЯНУСЬ НА ЗНАМЕНИ ВЕСЕЛОМ
Однако радоваться рано -
и пусть орет иной оракул,
что не болеть зажившим ранам,
что не вернуться злым оравам,
что труп врага уже не знамя,
что я рискую быть отсталым,
пусть он орет,- а я-то знаю:
не умер Сталин.
Как будто дело все в убитых,
в безвестно канувших на Север -
а разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока есть бедность и богатство,
пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться,-
не умер Сталин.
Пока во лжи неукротимы
сидят холеные, как ханы,
антисемитские кретины
и государственные хамы,
покуда взяточник заносчив
и волокитчик беспечален,
пока добычи ждет доносчик,-
не умер Сталин.
И не по старой ли привычке
невежды стали наготове -
навешать всяческие лычки
на свежее и молодое?
У славы путь неодинаков.
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков,-
не умер Сталин.
А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся?
Я на неправду чертом ринусь,
не уступлю в бою со старым,
но как тут быть, когда внутри нас
не умер Сталин?
Клянусь на знамени веселом
сражаться праведно и честно,
что будет путь мой крут и солон,
пока исчадье не исчезло,
что не сверну, и не покаюсь,
и не скажусь в бою усталым,
пока дышу я и покамест
не умер Сталин!
1959
***
И вижу зло, и слышу плач,
и убегаю, жалкий, прочь,
раз каждый каждому палач
и никому нельзя помочь.
Я жил когда-то и дышал,
но до рассвета не дошел.
Темно в душе от божьих жал,
хоть горсть легка, да крест тяжел.
Во сне вину мою несу
и - сам отступник и злодей -
безлистым деревом в лесу
жалею и боюсь людей.
Меня сечет господня плеть,
и под ярмом горбится плоть,-
и ноши не преодолеть,
и ночи не перебороть.
И были дивные слова,
да мне сказать их не дано
и помертвела голова,
и сердце умерло давно.
Я причинял беду и боль
и от меня отпрянул Бог
и раздавил меня, как моль
чтоб я взывать к нему не мог.
1968
* * *
До гроба страсти не избуду.
В края чужие не поеду.
Я не был сроду и не буду,
каким пристало быть поэту.
Не в игрищах литературных,
не на пирах, не в дачных рощах -
мой дух возращивался в тюрьмах
этапных, следственных и прочих.
И все-таки я был поэтом.
Я был одно с народом русским.
Я с ним ютился по баракам,
леса валил, подсолнух лузгал,
каналы рыл и правду брякал.
На брюхе ползал по-пластунски
солдатом части минометной.
И в мире не было простушки
в меня влюбиться мимолетно.
И все-таки я был поэтом.
Мне жизнь дарила жар и кашель,
а чаще сам я был нешелков,
когда давился пшенной кашей
или махал пустой кошелкой.
Поэты прославляли вольность,
а я с неволей не расстанусь,
а у меня вылазит волос
и пять зубов во рту осталось.
И все-таки я был поэтом,
и все-таки я есмь поэт.
Влюбленный в черные деревья
да в свет восторгов незаконных,
я не внушал к себе доверья
издателей и незнакомок.
Я был простой конторской крысой,
знакомой всем грехам и бедам,
водяру дул, с вождями грызся,
тишком за девочками бегал.
И все-таки я был поэтом,
сто тысяч раз я был поэтом,
я был взаправдашним поэтом
И подыхаю как поэт.
1960

Поэт и соловецкий З/К





Жигулин Анатолий Владимирович родился в 1930 г.; автор автобиографической повести "Черные камни" — о попытке молодежи противостоять идеологии и режиму тоталитаризма в период культа личности И.Сталина, поэтических сборников "Соловецкая чайка", "В надежде вечной", "Сгоревшая тетрадь" и других.
Илья Дадашидзе о поэте:
"Жил на свете рыцарь бедный, молчаливый и простой, ликом сумрачный и бледный, духом честный и прямой..." Жигулин никогда не был человеком состоятельным и особенно сильно бедствовал в последние годы. Он никогда не был суетным и многословным. Он прошел лагеря Колымы и урановые рудники, навсегда подкосившие его здоровье. Он всегда был честным и прямым, что, впрочем, подчеркивать излишне.
Евгений Евтушенко:
Анатолий Жигулин был человеком со страниц Варлама Шаламова. Еще одним поэтом стало меньше, еще одним живым свидетелем войны против собственного народа, войны, унесшей миллионы жизней. Ему повезло, потому что он все-таки выжил, выкарабкался в литературу сквозь штабеля остекленевших трупов, навечно примороженных друг к другу внутри той самой земли, по которой мы так забывчиво ходим... В лагерях было много людей, попавших туда случайно. Некоторые из них прозревали, увидев подлинное, страшное лицо великой утопии, лапищи надзирателя над наивными утопистами, некоторые ломались, "ссучивались", становились мелкими стукачами, но 17-тилетний Толя Жигулин, попавший туда в 1948-м году, был одним из немногих, кто попал туда за дело, осмелившись создать подпольную юношескую организацию, ставившую своей целью борьбу против обожествления Сталина, то есть, за разоблачение великой утопии, как ловкой политической иллюзионистки. Ужас тогдашнего кровавого цирка был в том, что публично распиливаемые на человеческом лесоповале люди уже не срастались. Жигулин вослед Солженицыну, Шаламову, Евгении Гинзбург, Домбровскому стал одним из послов призраков этого страшного лесоповала истории. Его стихи "Кострожоги", "Бурундук" стали лагерной классикой, а книга "Черные Камни" - неоценимое свидетельство на суде истории.
Для Жигулина беспамятство всегда было просто немыслимо...
"В самые глухие годы автор "Соловецкой чайки" не позволил теме ГУЛАГа "уйти под лед", хотя это было не столько даже опасно, сколько сложно: он шел по лезвию ножа, потому что нельзя было ни сфальшивить, предав все пережитое, ни, взяв слишком резкую ноту, перекрыть стихам путь к читателю вообще. Жигулин был, вероятно, единственным поэтом, который не только писал, но и печатал, причем легально, а не в самиздате, лагерные стихи. Все его творчество так или иначе связано с сибирско-колымской Одиссеей, как сам Жигулин это называет. 5 лет Озерлага и Колымы это на всю жизнь" (Игорь Кузнецов. О пользе утаптывания мостовых. // Литературная газета (Москва).- 27.05.1998).
"Анатолий Жигулин был человеком со страниц Варлама Шаламова. Еще одним поэтом стало меньше, еще одним живым свидетелем войны против собственного народа, войны, унесшей миллионы жизней. Если бы я был скульптором, то именно с Жигулина я бы слепил неизвестного лагерника"
Евгений Евтушенко. Радио-Свобода
Самое пронзительное стихотворение о лагерных Соловках написал поэт, которому выпало счастье остаться в живых на урановом руднике в Долине смерти - лагере Бутугычаг. Бутугычаг получил свое название, "...когда охотники и кочевые племена оленеводов,.. кочуя по реке Детрин, натолкнулись на громадное поле, усеянное человеческими черепами и костями и, когда олени в стаде начали болеть странной болезнью - у них выпадала вначале шерсть на ногах, а потом животные ложились и не могли встать...
Вокруг нет ничего. Радиация убила все живое. Только мох растет на черных камнях. Поэт Анатолий Жигулин, сидевший в этом лагере, рассказывал, что у печей, где на металлических подносах выпаривали воду из уранового концентрата после промывки, заключенные работали одну-две недели, после чего умирали, а на смену им гнали новых..." (Сергей Мельникофф. Долина Смерти. Магаданская область. 1989-90 гг. )
В Бутугычаге убили 380 тысяч человек... Здесь добывали уран для советской атомной бомбы. Здесь же велись строго засекреченные "медицинские эксперименты" на мозге заключенных, трупы которых потом выбрасывали в районе лагерного кладбища. В этом лагере Анатолию Жигулину удалось выжить. Он вернулся совершенно больным физически, чтобы успеть до смерти написать свою "Соловецкую чайку" - вечный реквием по всем погибшим зэкам.
Соловецкая чайка
Соловецкая чайка
Всегда голодна.
Замирает над пеною
Жалобный крик.
И свинцовая
Горькая катит волна
На далекий туманный
Пустой материк.
А на белом песке -
Золотая лоза.
Золотая густая
Лоза-шелюга.
И соленые брызги
Бросает в глаза,
И холодной водой
Обдает берега.
И обветренным
Мокрым куском янтаря
Над безбрежием черных
Дымящихся вод,
Над холодными стенами
Монастыря
Золотистое солнце
В тумане встает...
Только зыбкие тени
Развеянных дум.
Только горькая стылая.
Злая вода.
Ничего не решил
Протопоп Аввакум.
Все осталось как было.
И будет всегда.
Только серые камни
Лежат не дыша.
Только мохом покрылся
Кирпичный карниз.
Только белая чайка -
Больная душа -
Замирает, кружится
И падает вниз.
1973
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #16  
Старый 16.07.2009, 20:22
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Нина ГАГЕН-ТОРН
Нина Ивановна Гаген-Торн (1900-1986). Из семьи обрусевших шведов, отец - военный хирург. Закончила аспирантуру Петербургского университета, занималась научной деятельностью. Первый арест в 1936 г., пятилетний срок отбывала на Колыме. Повторный арест в 1948 г., по 1952 год отбывала свой срок в Темниковских лагерях, затем - ссылка. После реабилитации - продолжение научной деятельности, издание ряда трудов.
Колыма
Мы выходим на рассвете,
Целый день стоим с пилой;
Где-то есть жена и дети,
Дом, свобода и покой.
Мы о них давно забыли -
Только больно ноет грудь.
Целый день мы пилим, пилим
И не можем отдохнуть.
Но и ночью отдых краток:
Только, кажется, прилег
В мерзлом холоде палаток,
Уж опять гудит гудок,
И опять мы начинаем.
Режет ветер, жжет мороз.
В Колыме, я твердо знаю:
Сколько снега, столько слез.

Пос. Эльген, Колыма, 1940
* * *
Ветер тонким песьим воем
Завывает за горой.
Взвод стрелков проходит строем,
Ночь... Бараки... Часовой...
Это - мне, а что с тобою?
Серый каменный мешок?
Или ты прикрыл рукою
Пулей раненный висок?

Колыма, Магадан, осень 1937 г.
* * *
На свете есть много мук,
Но горше нет пустоты,
Когда вырвут детей из рук,
И растить их будешь не ты.
Ты живешь. Но случайный смех,
Детский голос, зовущий мать,
И память встает о тех,
И ранит тебя опять.
Ран любовных горят края,
Горек запах родных похорон,
Взявшись за руки, скорби стоят -
Всех их смоет река времен.
Но не смыть, не забыть, не залить,
Если отнял детей чужой -
Эта рана всегда горит,
Эта горечь всегда с тобой.
* * *
Тихо пальцы опускаю
В снов синеющую воду.
Снег весенний в полдень тает,
Оседая - пахнет медом.
По лесам проходят тени,
Улыбаясь дальним склонам.
В неба колокол весенний
Солнца бьет широким звоном.
Я сижу, смежив ресницы,
В пальцах сны перебирая,
И душа, тяжелой птицей,
К небу крылья подымает.

20 мая 1939 г.

Барак ночью
Хвост саламандры синеет на углях,
Каплями с бревен стекает смола,
Лампочки глаз, напряженный и круглый,
Щупает тени в далеких углах.
Чья-то ладонь в темноте выступает,
Дышит тяжелыми ребрами дом.
Бьется, как птица под крышей сарая,
Маленький Эрос с подбитым крылом.

Колыма, 1939 г.
* * *
Что же? Значит истощенье?
Что же - значит, изнемог?
Страшно каждое движенье
Изболевших рук и ног.
Страшен голод: бред о хлебе.
"Хлеба, хлеба" - сердца стук.
Далеко в прозрачном небе
Равнодушный солнца круг.
Тонким свистом клуб дыханья,
Это - минус пятьдесят.
Что же? Значит умиранье?
Горы смотрят и молчат.

Эльген, Колыма, 1940
* * *
День мой в труде тяжелом,
С лопатой в руках течет,
А мысли летят, как пчелы,
С цветов собирая мед.
Весенние перья солнца
На комья земли падают,
Цветы раскрывают донца,
И все это - радует.
Но кругом - человеческие лица
Молчаливы, как морды животных,
Оттого по ночам мне не спится,
Я лоб оттираю потный.

1948 г., Потьма
* * *
Все понятнее свобода,
Все доступнее покой...
Ты в себя уйди, как в воду
Погружаясь с головой.
Там, под темными пластами,
Плавай, щупая песок...
Глубже... Сны пошли кругами...
Глубже... Мысли поплавок
Где-то сверху там молчанье.
Но прозрачность - холодна.
Красным окунем сознанье
Понимается со дна

Потьма, 10-ый лагпункт.1949 г.
* * *
Комары звенят по лесам,
Тонко поют луне.
Ночью знаю: ты сам
Думаешь обо мне.
По полетам гусиных стай,
По зеленой крови цветов,
Проливаемой через край -
Слышу твой зов.
Он прошел через сотню дорог,
Он дыханьем стоит в окне.
Значит, тоже не смог
Ты забыть обо мне?
Значит, снова встречай,
Через тысячи лет
Каждый май
На земле возникающий свет.

Пересылка в Потьме, 1949 г.
**********

Леся Белоруска (Эриния)

О Лесе Белоруске не слышал почти никто. Хотя в "Крутом маршруте" Евгения Гинзбург сравнивает эту поэтессу с самой Ахматовой. Но в лагере Эльген, что по-якутски значит "мертвый", в котором сидела Евгения Гинзбург, стихо- творения Леси Белоруски расходились под псевдонимом Эриния. Некоторые из них стали песнями. Мелодии поэтесса придумывала сама. Ну, сравнения с Ахматовой сгинувшая совсем молодой в холодном пекле Колымы Леся Белоруска, по-моему, все-таки не выдерживает. А вот рядом с Анной Барковой, тоже узницей сталинских лагерей, я бы ее поставил. Причем на книжную полку. Но, к сожалению, такой возможности пока нет. Стихи Леси Белоруски только-только начала переводить на русский воронежская поэтесса Галина Умывакина. А на белорусском они изданы лишь в прошлом году - в Минске, в сборнике "Жаныча. Планета. Будучыня" ("Женщина. Планета. Будущее"). В послесловии к публикации стихов Леси на родном языке говорится: "Несколько десятков ее стихотворений... уцелели в памяти ее подруг и дошли до нас... Стихи Эринии были открытым вызовом системе насилия, тем большим, что "кремлевский орел" представлялся поэтессе кровожадным, беспощадным и никчемным пожирателем жизни... Поэтесса понимала, что ее стихи - правдивые исторические документы, свидетельства на суде времени". Кроме нескольких десятков стихотворений-свидетельств, написанных в ГУЛАГе, и двух псевдонимов, до нас дошло подлинное имя Леси-Эринии: Лариса Петровна Морозова (по мужу). Ее девичья фамилия пока неизвестна. Фотографии не сохранились. Еще - можно понять по стихам, что у нее остались дети. Вот и все, что нам удалось узнать о замечательном поэте - жертве тотального государственного террора.
Олег ХЛЕБНИКОВ
МАЛІТВА ДА КАЛЫМЫ
Даль засцілае імгла...
Тут - ні хлябо?, ні любві...
Матухна-Калыма,
не пагубі, не ?мярцві!
Месяц завіс залаты
акрайчыкам хлеба ?гары.
Матухна-Калыма,
голадам не замары!
Белая даль навакол,
ты нас імглой агарні:
? небе - крамлё?скі арол.
Матухна, абарані!
Колымская молитва
Даль застилает мгла...
Ни хлеба тут, ни любви...
Матушка Колыма,
только не умертви!
Хлеба краюшкой нам,
месяц на небе, гори.
Матушка Колыма,
голодом не замори!
Белой тьмы ореол,
заметены пути...
В небе - кремлевский орел.
Матушка, защити!

Магадан, пересылка, 1939

Тишина
Им, что безвременно ушли из жизни, -великомученицам-лагерницам Павлине Мельниковой, Ляле Кларк, Асе Гудзь - с душевной болью и любовью посвящаю
Над заснеженной долиной - тишина.
А в глубинах этой горестной земли
чьи-то дочери родные, как одна,
замордованы неволей, полегли.
Тишина... И только голос не затих
этих мучениц страдалицы-земли.
И немецкие овчарки рвали их,
и свои же, в униформе, кобели.
В дом нагрянула беда в глухой ночи.
Крик ребячий: "Мама, мамочка, куда?!"
Обещала: "Я вернусь, ты не кричи..." -
и не знала, что уходит навсегда.

* * *
Впереди - Полюс холода,
Охотское море - сзади.
Между ними - моя молодость
с замерзшей слезой во взгляде.
Больница "Левый берег", 1944
Символика
Железным колом бытие расколото.
И сброд страною правит, и разброд.
Союз народы жнет серпом...
И молотом по головам всех без разбору бьет.
Мылга, 1947

* * *
От братства всех людей не отрекусь я,
а нелюди - мертворожденный прах.
...Меня на Родине пытали белорусы.
И латыши спасали в лагерях.
В лагерном бараке
Пишу, зачеркиваю... Нет, не так!
"Не сотвори кумира" - помню это.
Я воспеваю лагерный барак
и сопку называю центром света.
Я дверцу печки открываю. Ночь...
Горят, горят и дарят свет поленья.
Я к ним поэмы подложить не прочь,
а вслед за ними - все стихотворенья.
Пускай смолой наполнятся слова...
Рожденье света я увижу снова:
слеза течет... Слеза была сперва...
А с той слезой вначале - было Слово!
Израненной души неярок свет.
Подруги спят... И бригадир Елена
(кумира все же сотворил поэт!)
спит в паутине зла - как боль "Эльгена".
А над тайгою вызревает гнев
и угрожает палачам острожным.
...Гвоздь забивает кто-то в ноги мне
и в голову... И вынуть невозможно.
И полнит сердце долгий-долгий звон.
Мы все в гвоздях насквозь - и я, и строфы!
Судьба распята. Дух выходит вон.
И на тайгу упала тень Голгофы.

Теплая долина, 1947
Перевод Галины УМЫВАКИНОЙ под редакцией О. ХЛЕБНИКОВА
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
  #17  
Старый 16.07.2009, 20:26
Аватар для haim1961
haim1961 haim1961 вне форума
Администратор
Ветеран форума
 
Регистрация: 29.01.2008
Адрес: Израиль.г Нетания
Сообщений: 2,170
По умолчанию

Елена ВЛАДИМИРОВА

Елена Львовна Владимирова (1902-?), родилась в С.-Петербурге, в дворянской семье. Во время гражданской войны сражалась на стороне красных. Позднее занялась журналистикой. В 1937 г. арестована как жена "врага народа". Муж - Л.Н. Сыскин, был расстрелян, единственная дочь Женя погибла под Сталинградом. В лагере на Колыме Елена Львовна вошла в подпольную группу (борьба со сталинщиной с позиций ленинизма), за что была приговорена к 15 годам каторги. Пробыла в заключении более 18 лет.
Мы шли этапом. И не раз,
колонне крикнув: "Стой!",
садиться наземь, в снег и грязь,
приказывал конвой.
И, равнодушны и немы
как бессловесный скот,
на корточках сидели мы
до выкрика "Вперед!".
Что пересылок нам пройти
пришлось за этот срок!
А люди новые в пути
вливались в наш поток.
И раз случился среди нас,
пригнувшихся опять, один,
кто выслушал приказ -
и продолжал стоять.
И хоть он тоже знал устав,
в пути зачтенный нам,
стоял он, будто не слыхав,
все так же прост и прям.
Спокоен, прям и очень прост,
среди склоненных всех
стоял мужчина в полный рост
над нами, глядя вверх.
Минуя нижние ряды,
конвойный взял прицел.
"Садись, - он крикнул. -
Слышишь, ты! Садись!"
Но тот не сел.
Так было тихо, что слыхать
могли мы сердца ход.
И вдруг конвойный крикнул:
"Встать! Колонна, марш вперед!"
И мы опять месили грязь, не ведая куда,
кто с облегчением смеясь,
кто бледный от стыда.
По лагерям - куда кого -
нас растолкали врозь,
и даже имени его
узнать мне не пришлось.
Но мне высокий и прямой
запомнился навек
над нашей согнутой спиной
стоящий человек.
**********
Надежда Августиновна Надеждина
(1905-1992 г.г.).
Писательница, автор многих прозаических произведений для детей. Родилась в Могилеве, в семье учителя гимназии. Закончила Московский университет. В заключении пробыла с 1950 по 1956 г.г. Срок отбывала в Потьме. Здесь приводятся стихи из ее первого поэтического сборника "Огонь негасимый"
Правда, одна только правда
Вам, кто пил горечь тех лет,
Наверное, понять невозможно:
Как же - стихи, а бумаги нет?
А если ее не положено?
Кто-то клочек раздобыл, принес, и сразу в бараке волненье:
То ли стукач пишет донос,
То ли дурак - прошенье.
Ночь - мое время. Стукнет отбой.
Стихли все понемногу.
Встану, ботинки сорок второй,
Оба на левую ногу.
Встречу в ночной темноте надзор.
"Куда?" - "Начальник, в уборную!"
И бормочу, озираясь, как вор,
Строчки ищу стихотворные.
Что за поэт без пера, без чернил,
Конь без узды и стремени?
Я не хочу ни хулить, ни чернить,
Я - лишь свидетель времени.
Руку на сердце свое положив,
Пол куполом неба - он чист и приволен
- Клянусь, что не будет в стихах моих лжи,
А правда. Одна только правда.
И ничего более.
Отсюда не возвращаются
Когда переступишь
этот порог
И глазом
в решетку ударишь,
Забудь то слово,
что знал и берег,
Обжитое слово -
товарищ.
Ведь тот, кто стал
жизни твоей господин,
Скрепив твое дело
скрепкой,
Тебе не товарищ:
он - гражданин.
Я это запомнила
крепко.
- Руки назад! -
О, здесь знают толк
Во всех статьях
униженья!
Ведут. Сами пальцами
щелк да щелк:
Кто встретится -
предупрежденье.
И вдруг мне в затылок
рукою - пли!
Лицо мое
к стенке прижато:
Чтоб я не увидела,
как повели
Такого же невиноватого...
Весь в заграничном.
К свету спиной.
Мастер ночного допроса.
Здесь душно,
как в камере под землей,
Где воздух
качают носом.
Если задуматься:
кто же он?
Должно быть,
просто набойка
На тех сапогах,
что топчут закон,
Кого называют: "тройка".
Все отобрали.
Даже шнурок
От трусов. Узлом их вяжу,
чтоб не падали.
"А вдруг вы..." -
нацелен глаз, как курок.
И голос вороны над падалью.
"За что? Я не враг!
Где правда, где суд?!"
-"Где суд?
- Гражданки, - усмехается:
- Советую вам
зарубить на носу:
Отсюда не возвращаются!"
Солнце на стебельке
Быть или не быть? В тюрьме по-другому,
Гамлет! Жить пли не жить? Это "тройка" решит
за тебя. Выводят меня па прогулку. Воздух!
Я пью его, но не прибавляется сил.
Меня стерегут глухие, безглазые стены,
И только тень па дне колодца-двора.
Но стон! Я вижу весеннее чудо
-У ног моих живое желтое солнце.
Мохнатое крохотное солнце на стебельке.
Можно его осторожно потрогать: мягко!
Можно, нагнувшись, его понюхать: пахнет!
Упрямый росток раздвинул щелку
в асфальте,
Расцвел одуванчик в тюремной пустыне
двора.
Солдатик глядит на часы: время.
И снова уводит меня в камеру: служба.
Но я уже не такая, какая раньше была.
Пусть голос друзей сюда не доходит,
Пусть стены по-прежнему глухи и немы,
По в памяти светится одуванчик,
Живое мохнатое солнце на стебельке.
Уж если росток мог одолеть камень,
То неужели правда слабее ростка!
Счастье
Разговор о счастье в бараке ночью.
Первая топотом, чтоб соседей не разбудить:
Счастье - это дорога. Идем и хохочем.
С птицами песни поем, какие захочем.
И за нами никто не следит. -
Потом заскрипели нары; заговорила
другая:
- Глядите, вот руки, как их от стужи
свело!
Будь прокляты эти дороги, от них я седая!
Будь прокляты эти дороги... Зато хорошо
я знаю,
Зато хорошо я знаю, что счастье - это
тепло.
Тепло от печки, которая топится в доме,
Тепло от ребенка, хотя бы родить
на соломе.
Тепло от налитого силой мужского плеча.
И если на этом плече я выплачусь
до рассвета,
То, может, поверю: песня еще не спета,
Может, поверю: жизнь можно снова
начать.
А третья сказала: - К чему так долго
судачить?
Собака зализывать раны в овраг залезает
глухой.
А я уж"; так устала, что ни смеюсь и
не плачу.
А я уже так устала, что кажется мне
по-собачьи, Что счастье - это овраг, заросший густой
травой,
Овраг, где хотя бы минуту можно побыть одной.
Компот
Матери чувствуешь всюду заботу.
Из дома прислали пакетик компоту.
Я его в кружке большой сварила.
Что тут тогда в бараке было!
Лежавшие па нарах зашевелились,
Ноздри раздулись, губы раскрылись,
Чтоб с вожделеньем и упованьем
Вдыхать компотное благоуханье.
В нашей бригаде, не ошибусь,
Представлен почти весь Советский Союз.
Глядя на братских народов лица,
Я не могла не поделиться.
Вылила кружку в ведро большое
И долила доверху водою.
Эта коричневая груша -
Тебе, наша добрая русская Луша.
Эта изюминка черноглазая -
Гордой ханум с гор Кавказа.
Эта украинская вишня -
Тебе, Оксана, будет нелишней.
Как ни делила, как ни старалась,
Но ягод прибалтам уже не досталось.
Но запах остался, но запах не лжет.
В каждую кружку налит компот.
Пир начался. Горемыки-подружки!
Чокнемся, сдвинув, со звоном кружки.
Забыты обиды, забыты невзгоды,
Но не забыта дружба народов
Кино
Новое время стучится в окно:
В столовой показывают кино.
Но нам ни к чему слезливые драмы,
Как кавалеров любили дамы.
Хроника - это дело другое.
Киножурнал не дает нам покоя.
Бывает, что на экране встанет
То переулок, то полустанок,
Бывает, просто мохнатая елка
У магазина в центре поселка,
Но кто-то эту елку узнал -
Пронзительный вопль прорезает зал.
Волненье растет все сильней и сильней,
Когда на экране - лица детей.
Ведь те, кто пришли посмотреть кино,
Детей не видели очень давно.
Они лишились, утратив свободу,
Права, дарованного природой
Каждой особи женской на свете,
Кто проживает на нашей планете:
Женщине, кошке, корове, тигрице -
Права рожать, котиться, телиться.
В ответ на детское щебетанье
В зале глухие звучат рыданья.
В девственнице стонет живот,
Ей не придется продолжить свой род.
У молодицы тоскуют груди,
В них молока для ребенка не будет
У всех, кто постарше, руки кричат:
Им так бы хотелось качать внучат.
А где же их дочери, где их сыны,
Какие на воле еще рождены?
О них так красиво и газетах писали,
"Цветами жизни" их называли.
"Цветы" по детским домам разместили,
"Цветам" фамилии переменили:
"Забудь отца, и он враг, и мать!"
Кто смеет так детскую душу терзать?!
Как море в часы штормового прибоя,
Зрительный зал бушует и воет...
Так, может, напрасно разрешено
В нашей столовой крутить кино?
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]


Юлия ПАНЫШЕВА

Юлия Васильевна Панышева родилась
в 1912 году. Окончила филологический факультет Ленинградского университета. Арестована в 1950 году, почти три года была в тюремном заключении: сначала в одиночной камере Лефортова, потом - на Лубянке. Освобождена в марте 1953 года.
Лефортово
Замкнулась камера Лефортовской темницы.
Застыв от ужаса, стою.
Исчезло всё, друзей потухли лица,
И я одна у жизни на краю.
И некуда кричать, и некому поверить
На части сердце рвущую тоску...
Молчанье серых стен,
глазок железной двери
Да неба зарешеченный лоскут.
Прогулка в Лефортовской тюрьме
Хожу кругами под луной,
Как зверь в вольере.
На вышке стынет часовой...
А что луна над головой -
Глаза не верят.
И Млечный путь седой-седой
Растекся плазмой.
Притих в тревоге шар земной,
Лишь звезды ходят вслед за мной
Кругообразно.
Иль злой завещано судьбой
В жару и вьюгу
Всю жизнь моей душе живой
В проклятой клетке роковой
Ходить но кругу?..
Руки
Лефортово, железный коридор
и часовой на перекрестке.
Тюремщик раздает еду...
И щелк флажков, как выстрел хлесткий,
Предупредил: преступницу ведут.
Все стихло... лишь шагов зловещий тук
Моих и двух солдат, что впереди и сзади...
Вовек мне не забыть голодных бледных рук,
Державших миску щей, полученную на день!
Они явились вдруг, случайно в этот раз
Тюремщик не прикрыл окошка черный выем,
В окошке руки, нет лица, нет глаз,
Лишь две руки - мучительно живых!
Чьи эти руки? Кто еще
Тоскует за железной дверью?
Кто, как и я, часам теряет счет
И камеру шагами мерит?
Кто он? А может, этих рук
В миру мои касались руки?
О Господи, спаси от мук...
Всех страждущих избавь от муки!
* * *
Ночью снег идет,
Или дождь шумит.
За решеткою
Арестант не спит.
Горе горькое
В глазах прячется,
По худой щеке
Слеза катится.
Только слезы те
Бесполезные,
Приотворится
Дверь железная.
И за проводку,
За колючую
Поведут тебя,
Невезучую!
От тоски лихой
Будешь век страдать,
Не видать тебе
Ни детей, ни мать!
Панихиду петь
Неминучую
По душе твоей,
По измученной.
Лефортово
Моей матери
Надо спать. Над головой
Лампочка в железной сетке,
За стеною - часовой,
За дверями - люди в клетках!
Знаю, мама, ты не спишь,
И в подушку слез не прячешь,
Ты, тоскуя, в ночь глядишь
И, тоскуя, сердцем плачешь.
Ты страданья прячешь в ночь,
Горе от других скрывая...
За решеткой сын и дочь!
Помолись о них, родная!
О безвинных помолись,
Что везут в Сибирь на муки.
С горькой долей примирись.
Я твои целую руки.
Лефортово
Примечание: В Лефортово коридоры с камерами расположены звездой. В центре звезды стоит часовой с двумя флажками. Ему видно, когда арестованного выводят из любой камеры. Тогда он щелкает флажками, предупреждая, что ведут заключенного. Сразу закрываются "кормушки" - окошки и дверях, через которые подается в камеру еда.
(Примеч. автора.)
Елена Александровна Ильзен родилась в Киеве (1919-1991). Ее отец - доктор философских наук. Мать входила в коктебельский круг Волошина.


Елена ИЛЬЗЕН (ГРИН)

Из цикла "ВОРКУТА"
Приехали
Це ж тебе не Рио-де-Жанейро,
Это даже не ад Данте -
На воротах написано:
"Выполним задание первыми!"
Вместо "Lasciate ogni speranza..."
У входа клубится толпа народа,
Пасти измазаны липкой руганью.
Внутри
Шевелятся какие-то уроды.
Все - трудно
Бритые бровки -
Идет воровка
Самая
Красивая!
.......
Звезда моя,
Спаси меня!
Драка
Тугим клубком схлестнулись тела
То ли в драке, то ли в любви.
Встает заря алым-ала.
Глухо все. На помощь не зови.
Тузят друг друга что есть силы.
Хрустнула. Чей-то зуб, вероятно, сломан.
И вот из клубка высунулось свиное рыло
И хрюкнуло: "Ecce Homo!"
Мы-то знаем, что нет Парижа,
Что не существует Египта,
Что только в сказках океан лижет
Берега, солнцем облитые.
А существует только
Страшная, как бред алкоголика,
Воркута.
Здесь нам век коротать.
Богу
Твоей неправдой наповал
В грудь навылет не ранена, а убита.
Боже правый,
Насмехайся над моими молитвами,
Детскими, глупыми.
Все обернулось ложью,
Тупо,
Безбожно.
Гляжу растеряно
На круглую злую землю...
Не в Бога я, милый, не верую,
Я мира его не приемлю.
Комиссия
В бараке чисто-пречисто,
Под головой ни одной портянки,
Какой-то начальник выговаривает речисто:
Ежели что... В порошок сотрет... Подтянет...
Обед сегодня, конечно, мясной,
До седьмого блеска начищены миски.
Не шевелись, не дыши, стой!
К нам едет санитарная комиссия!
Конвоир
На фоне нас, измученных и серых,
Цветет роскошный, пышный конвоир.
Его большое кормленное тело
Нам застит целый Божий мир.
На автомате равнодушно держит руку.
Он презирает нас. Так выхоленный пес
На шелудивую не глянет суку.
Он сыт,
Он мыт, Он брит,
Он курит сколько хочешь папирос.
Из цикла "Утро нашей Родины"
Травка зеленеет,
Солнышко блестит...
Заутра казнь...
Врач
К врачу двоих ввели,
Раздели, одели и увели.
Врач под картиной "Утро нашей Родины"
Сел заполнять форму:
"Легкие - норма, сердце - норма,
К расстрелу годен".
Вымыл руки,
Покололся морфием прямо под брюки.
Поспать бы успеть,
Пока к тем двоим позовут
Констатировать смерть.
Палач
В полночь будильник звонит, звонит отчаянно.
Палач встал, подавил зевоту,
Съел булочку, выпил чаю,
Не спеша пошел на работу.
У него сегодня много ли дела -
Два каких-нибудь расстрела.
А несчастные мечутся в чаянье чуда.
Откуда же чудо, раз есть Иуда!
Войдут сейчас, возьмут сейчас, убьют сейчас -
В предрассветный час.
Так и были ликвидированы
Двое посмертно реабилитированные.
Человек, не будь палачом,
Никогда нипочем!
Шмон
Чужие пальцы касаются домашних вещей,
Равнодушные глаза пялятся
На фотографии твоих детей.
Не дрожи, непослушное тело.
Господи, пронеси мимо!
В штанах спрятаны неумело
Письма твоей любимой
Это первые годы. Потом ты уже можешь
Думать, хитрить, смеяться,
Твои драгоценности -
Чернильный карандаш и ножик -
Спрятаны надежно, нипочем не догадаться.
А в последние годы тебе все равно,
Ты привык давно
К мордам ищеек,
Черт с ними, пусть...
Нет у тебя ни любимых вещей,
Ни сильных чувств.
***
Стою у пропасти бездонной,
Тупо и властно тянется бездна.
Дышу, кажется, спокойно и ровно,
Впрочем - поговорим серьезно:
Жизнь совершенно бессмысленна,
Как клок волос на лысине.
Любовь?! Дружба?! Ах, бросьте!
Меньше дряни будет на совести.
Рядом кому-то бьют морду.
Не правда ли, человек - это звучит гордо?
Летит большая птица, виднеется длинный клюв,
Повеяло утренней свежестью.
И вот
Воды не замутив, травы не шелохнув,
Неслышно подошла надежда.

*****

Юрий Домбровский
Амнистия
Апокриф

Даже в пекле надежда заводится,
Если в адские вхожа края
Матерь Божия, Богородица,
Непорочная Дева моя.
Она ходит по кругу проклятому,
Вся надламываясь от тягот,
И без выбора каждому пятому
Ручку маленькую подает.
А под сводами черными, низкими,
Где земная кончается тварь
Потрясает пудовыми списками
Ошарашенный секретарь.
И кричит он, трясясь от бессилия,
Поднимая ладони свои:
- Почитайте вы, Дева, фамилии,
Посмотрите хотя бы статьи!
Вы увидите, сколько уводится
Неугодного небу зверья, -
Вы не правы, Моя Богородица,
Непорочная Дева моя.
Но идут, но идут сутки целые
В распахнувшиеся ворота
Закопченные, обгорелые,
Не прощающие ни черта!
Через небо глухое и старое,
Через пальмовые сады
Пробегают, как волки поджарые,
Их расстроенные ряды.
И глядят серафимы печальные,
Золотые прищурив глаза,
Как открыты им двери хрустальные
В трансцендентные небеса;
Как крича, напирая и гикая,
До волос в планетарной пыли,
Исчезает в них скорбью великая
Умудренная сволочь земли.
И, глядя, как кричи


[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ"


Ответить с цитированием
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 
Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход

Эл. почта администратора: - Главный сайт Шансон - Портала - Архив - Вверх

Внимание! Администрация Шансон – Портал – форума не несет ответственности за сообщения, размещенные участниками форума и за высказанные мнения в этих сообщениях. Так же администрация форума не несет ответственности за размещенные участниками форума ссылки, на какие либо материалы, расположенные на других Интернет ресурсах. Тем не менее, если Вы являетесь правообладателем материала, на который есть ссылка в каком либо сообщении Шансон – Портал – форума и считаете, что этим нарушены Ваши авторские или смежные права, сообщите пожалуйста администрации форума. Мы в кратчайшие сроки готовы удалить сообщение со ссылкой на Ваш материал, при предъявлении прав на указанный материал. Пожалуйста используйте форму обратной связи.

Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
© Шансон - Портал - Все права защищены

Подпишитесь на нашу ленту новостей