Юрий Михайличенко «Исповедь эмигранта»

     В декабре 2017 года увидел свет первый альбом автора-исполнителя из Барселоны Юрия Михайличенко «Исповедь эмигранта», выпущенный под легендарным лейблом «KISMET». Шансон-портал публикует рассказ Юрия Михайличенко от первого лица о том, как, когда и почему родился проект «Исповедь эмигранта» и с разрешения музыканта предоставляет возможность прослушать все композиции альбома. Те, кто захочет заказать диск для своей коллекции,
пишите: shanson-book@mail.ru
  

  

  

Арт-шансон или как я докатился до жизни такой…

Вишневая наливка

     Я родился в Киеве в семье педагогов. Казак по папиной линии. Сам отец мой из Ейска. Музыкант, дирижёр, композитор, педагог и общественный деятель. Долгое время заведовал культурой Киева и Киевской области. Мама его, моя бабушка Ульяна Клименко, из знатного казацкого рода Мины Клименко, который был сотником кубанского казацкого войска и одним из основателей Ейской косы (первых поселений на Ейском лимане), а в последствии и самого города Ейска. Дедушка мой, по папиной линии, был врачом-ветеринаром, как, кстати, и прадедушка. Во время ВОВ он заведовал обслуживанием конско-тяговой силы (по-моему это так называлось) и дошёл до Румынии. После войны работал фельдшером при колхозе «Победа», председателем которого являлся Фёдор Бондарчук. Бондарчуки жили по соседству, и даже есть какие-то родственные переплетения между нашими семьями. Где-то там же, по соседству, жила и семья Мордюковых. Серёжа (С.Ф. Бондарчук) в последствии стал известным кинорежиссёром, а Нонна Мордюкова знаменитой актрисой. Многие очевидцы утверждают, что персонаж председателя колхоза Гордея Ворона, Николай Погодин списал именно с моего деда Семёна Михайличенко.
     По маминой линии моя бабушка из рода Воронцовых смоленской ветки. Обедневшие дворяне жили до Первой мировой войны в Москве. Мама же моя родилась в Австрии, в концлагере, куда моя бабушка Евгения попала во время Отечественной войны. Мой прадед (бабушкин папа) был французом, который погиб во время Первой мировой. Поэтому бабушкина девичья фамилия была Ляссер, Евгения Ляссер. История её знакомства с моим дедушкой Андреем, который попал в плен в первые дни войны, сложная и длинная, но в результате родилась моя мама, а без неё бы не было и меня. Когда они возвращались из плена поезд разбомбили. Они потерялись и только спустя несколько лет смогли опять найти друг друга. По возвращению из плена были преследования и допросы, а в связи с этим очень несладкая жизнь. Остатки семьи Воронцовых осели под Киевом. Мне ещё посчастливилось, будучи маленьким, застать кое-кого из Воронцовых в живых. Помню их семиструнную гитару, страсть к театру, хорошую библиотеку, томные романсы за чашкой чая и маленькие рюмочки из тёмного зелёного стекла, больше похожие на напёрстки, с ароматной вишнёвой наливкой. Почему-то у всех Воронцовых была необъяснимая страсть к вишнёвой наливке. Говоря о страсти, я не имею ввиду количество. Этих рюмочек им хватало на целый вечер. Иногда мне тоже капали несколько капель в чашечку чая и эти моменты моего детства граничили с абсолютным блаженством.
     Последней из жизни ушла Ульяна Воронцова, одна из сестёр моей прабабушки, моя няня, моя наставница, святой человек и прямая виновница того, что не смотря на строгие запреты и прямую угрозу папиной карьере, я был крещён в маленькой деревянной церквушке на берегу озера в городке под названием Боярка. Там они все и похоронены.
     Мой дедушка Андрей по маминой линии родом из городка Кулебаки Нижегородской области. Родился он в рабочей семье. После плена работал директором Ровенского Драматического театра. Потом с семьёй переехал в Боярку. Был прекрасным шахматистом и хорошим исполнителем народных песен и романсов.
     Вот так, собирая в кучу все эти ниточки истории моего рода, я с радостью осознаю, что моё появление на свет божий -это не что иное, как чудо.

С черной гитарой на «Зеленой лошади»

     Моё знакомство с музыкой началось в пять лет, когда мой отец купил мне в Германии аккордеон и огромное чёрное пианино «Ниендорф» . Ещё не зная нот, я подолгу «музицировал» в свободное «от работы» время и даже сочинил моё первое произведение под названием «Богатырь». Мой папа, правда, его никак не оценил.
     Страсть папы к музыке, безусловно, повлияла на мою будущую жизнь. В шесть лет я был отдан в музыкальную школу. Бесконечные гаммы мне осточертели достаточно быстро, но отступать было некуда. Этот вопрос в семье не обсуждался. До сих пор помню как я с завистью слушал крики «Гол!» играющих во дворе мальчишек в то время как я разучивал додиезную гамму и этюды Черни.
     В десятилетнем возрасте я по воле судьбы был зачислен в первый состав Детского хора Украинского Радио и Телевидения.
     С этого момента моя жизнь приобрела абсолютно звёздный характер. Репетиции, студии звукозаписи, прогоны, годовщины Ленина, годовщины Партии, известные артисты (Ротару, Пугачёва, Богатиков, Кочерга, Пахмутова и т.д.), политическая элита, коробки шоколадных конфет (тогда это было круто), концерты, гастроли, телевидение. Весь этот мир ворвался в моё советское детство и стукнул меня своим тяжёлым молотом по башке. Должен признаться, что не смотря на всю мою активную артистическую жизнь, учился я хорошо, ибо понимал, что учение-это свет, не смотря на то, что он у нас тогда был почти бесплатным.
     Так, на бреющем полёте я и дотянул до моих несовершенных тринадцати лет и на сэкономленные деньги купил себе черниговскую шестиструнную гитару. «Дрова» , конечно, были знатные, но я был страшно счастлив. Отец, как ответственный за мои музыкальные вкусы и вообще за моё будущее, как таковое, был страшно против моего приобщения к дворовой культуре. А гитара, почему-то, ассоциировалась у него именно с этим. Докатишься, мол, и будешь петь по подворотням. А там и до криминала недалеко. Помню как в те времена было модно выставлять колонки в открытое окно. Сейчас, в эру наушников и обособленности индивидуума, даже смешно об этом подумать!
     Все эти голоса, которые доносились из колонок соседских окон, страшно пугали устои советского общества и моё ночное «брыньканье» на кухне часто пресекалось без особых на то причин. Покушений на гитару было несколько. Её прятали, её запрещали, рвали струны и тому подобное. Всё закончилось тем, что в приступе юношеского некомформизма я содрал наждачкой с деки гитары весь этот ужасный лак стиля «сделано в СССР» и покрасил мою «многострадальную невесту» в чёрный цвет. После этого, по неизвестным причинам, мою гитару навсегда оставили в покое.
  

С первой гитарой
  

     Так, помаленьку, начался мой путь в рок-музыку, а подаренный мне бобинный магнитофон «Маяк» стал моим лучшим учителем новых концептов жизни.
     Было всё, и знакомство с подпольным миром кассетно-бобинного бизнеса, и нелегальная покупка запрещённых дисков на чёрном рынке, и поиск фотографий и плакатов моих нецензурных идолов, однажды я даже просидел ночь в отделении за футболку с надписью АС/DC. Вообще-то, после определённого возраста, мои тёрки с властями были делом привычным. Меня арестовывали за выступления на Крещатике,
за распитие алкогольных напитков в неположенном месте, за контакты с иностранными туристами и даже за мою мимолётную любовь к одной заезжей английской девушке. В общем, глупости времени, которые, почему-то, влияли на мои оценки в школе. Соответствующие депеши сверху о моём аморальном поведении заставляли моих зашуганых преподавателей занижать мои законно-заработанные пятёрки. Помню, что было ужасно обидно.
     Тусовались мы обычно в подъездах. Лично мне очень нравилось там петь из-за хорошего эха. Мой первый музыкальный проект назывался «Зелёная лошадь». Тогда мне уже было лет пятнадцать. Не помню почему именно лошадь, да ещё и зелёная...
     С моими сотоварищами по юношескому идеализму нам даже удалось записать два магнитофонных альбома : «Шарф на двоих» и «Не убивайте Зелёную лошадь». Один из них был записан прямо у меня дома, а другой (чуть позже) на базе Киевского Молодёжного Театра где мой друг подрабатывал монтировщиком. В этом театре находилось чудо человеческого прогресса, магнитофон со сквозным каналом. Марки не помню, но по сути своей это был двухканальный магнитофон, позволяющий нам накладывать одну дорожку на другую, и таким образом записывать и инструменты и ритм машинку и голоса. Конечно же всё это делалось «тайком» и сугубо в ночное время. Не помню точно, толи моему другу удавалось оставаться в качестве сторожа, толи мы подкупали уже существующего, но альбом был записан и очень хорошо воспринят нашей немногочисленной и верной публикой. Песни мы писали сами, влияний было много и они были разные: «Зоопарк», «Машина времени», «Воскресенье», «Примус», «Кино», «Ролинги», «Битлы», «Квин», «АС/DC», Боб Марли,«Стрэнджерс», «Токинг хэдс» итд.
  

С гитарой на Андреевском спуске
  

     Выступали мы довольно часто. Две гитары, губная гармошка, ритм-машинка и разного рода погремушки очень быстро покорили наших ровесников. Вечеринки, посиделки, парадняки, попытки играть на улице, Андреевский спуск где наши друзья художники продавали свои картины, песни, стихи, вино с горла, беззаботность, сигаретный дым и целая жизнь впереди...

В люди

     Потом была попытка поступления в Институт иностранных языков. По словам моей преподавательницы испанского, у меня был ну просто талантище к языкам. Да, забыл поведать. Учился я чуть ли не в единственной школе, где преподавали испанский язык. И всё лишь потому, что когда-то её открывал покойный вождь кубинского народа Фидель Кастро. Судьба? Случайность?
     Не знаю, но именно в Испании я нашёл моё место под солнцем.
     Так вот. В институт я не поступил, не прошёл, не хватило толи балов, толи денег, толи того и другого. Я запасся палаткой и провисел до первых холодов на острове, где-то там, в притоках Днепра. Палаточная жизнь вдохновляла своею дикостью. Активно писались песни, ко мне приезжали друзья с вином и подруги с консервами и прочими явствами. Ночи напролёт мы сидели у костра под звуки гитары, шутили, любили, смеялись,читали стихи и мечтали о свободе, толком и не понимая что это такое.
     Уже глубокой осенью хипарство моё закончилось и мой отец, дабы я не пополнил армию советских тунеядцев, поднял вопрос о работе. Работать мне не хотелось и от всех возможных перспектив моего светлого советского будущего меня просто тошнило. Но «кухонное радио» голосом моего папы вещало и предвещало на мой взгляд худший из возможных вариантов.
«Если хочешь чего-то добиться в этой жизни, сделать карьеру и достичь должных высот, первой записью в твоей трудовой книжке должна быть РАБОЧИЙ»... Что????!!!!
     Так я попал на завод под названием «Коммунист». Я был прикреплён к конвееру, где пневматической отвёрткой закручивал четыре винта на корпусе выпускаемых там магнитофонов «Юпитер». Просыпался я в пять утра. Моя мама будила меня с жалостью в голосе, но с твёрдостью намерения. Потом, на каком-то из углов, я ждал развозку, маленький автобус, собирающий тела не проснувшихся рабочих и всех нас дружно отвозили за забор завода. Там пили спирт. Неразбавленный. Честно говоря в тяжёлые моменты эксестанциального кризиса это помогало. «Так вот почему спиваются люди»,-думал я, вкручивая очередной шуруп в тело ржавеющей советской индустрии. «Зато хоть какое-то отношение к музыке имеет»,- утешал себя я. Магнитофон, всё таки. И Юпитер! Ах, этот космос.
     Вообще-то в подвалах этого завода делали какие-то приборы, что-то для баллистических ракет или подобной хрени, но это было огромным и страшным стратегическим секретом о котором все знали, но никто в этом не признавались. А магнитофоны были лишь простым прикрытием.
     Моя попытка стать токарем какого-то там разряда была прервана поступлением в институт, а моё пролетарское прошлое осталось в моей жизни как сон, который невозможно забыть, как Чевенгур в собственном написании, как дань стране в которой я родился, как последняя воля моего папы, как посещение музея под закрытым небом или умирающего дедушки в больнице...
     А через несколько лет пролетарии всех стран разъединились, а потом и совсем исчезли.
  

Студент
  

     Непонятно как я поступил в Киевский Университет Театра и Кино. Самое интересное, что поступил я туда без взяток и без блата. Мой отец вообще не знал что я туда поступаю. Помню необъяснимую реакцию моего отца. Как так? Без моего ведома? И почему именно туда? И кто помог? И такого не бывает. И....
     Моя карьера, точнее забег на сто метров с барьерами под названием «Господин Станиславский и советская реальность, как предлагаемые обстоятельства» была прервана повесткой в армию. Неминуемая Советская Армия. Точнее она была минуемая, но как-то не получилось. Империя требует жертв...
     С армии я еле вернулся. Долго лежал в госпиталях разных городов. Делать там было нечего. Гитара, карты, анекдоты и эротические сны с медсёстрами. Именно там я начал в серьёз заниматься сочинением, ибо мои сотоварищи по палате оказались очень благодарной публикой. Имён не помню, а вот лица остались. Так был написан целый репертуар с которым я почти ежедневно выступал перед больными и ранеными. Я не только стал «настоящим мужчиной», но и утвердился для самого себя как композитор. Одна из этих песен, по возвращению «от туда», и дала название моему новому проекту «Вавилон».

«Диссидент»

     В далёком 1987 году в Киеве проводился первый в истории рок-фестиваль «Молодёжный перекрёсток». Это было огромнейшее событие в культурной жизни города. Да и всей страны, наверное. Моя новоиспечённая группа имела честь в нём участвовать. Не смотря на нервы, выступление получилось очень удачным. Посыпались предложения, а вслед за ними и концерты. Волна перемен захлестнула нестандартную музыку и пустила всех нас в оборот. Конечно, трудно сравнить киевскую тусовку с ленинградским рок-клубом, раскруткой, возможностями, рекламой и индустрией как таковой. И так же трудно объяснить новому поколению что это тогда для нас означало. После всего пережитого, запрещённого, убитого и репрессированного. В стране где было практически невозможно купить нормальную гитару, где факт записи был монополизирован государством, где цензура была цензурой и где стены имели глаза и уши. Помню как-то раз на телевидении по ходу записи программы нас заставили изменить текст. Речь шла об абрикосе, который непонятно каким образом попадал к эскимосу. Так вот, в этом усмотрели ущемление этнических меньшинств. Бдительность прежде всего!
     Спустя год в студии Васи Коцаря на базе Института иностранных языков, куда я когда-то не поступил, были записаны два магнитофонных альбома: «Вавилон» и «Взъерошенное дерево». На протяжении двух лет «Вавилон» активно гастролировал, неоднократно выступая с разными тогда уже известными группами, такими как ВВ, Колежский Асессор, АВИА, Аукцион , Чайф, Звуки МУ итд.
  

С группой «Вавилон»
  

     Вся эта деятельность незадолго стала серьёзно сказываться на моём обучении в Университете и в один прекрасный день проект был закрыт. Честно говоря, причин было много. Борьба за лидерство, в которой я принципиально не участвовал, споры о направлении творчества и всякая человеческая пыль.
     Так я вернулся в объятия Мельпомены, пытаясь стать примерным студентом. Вскоре написал и поставил для курсовой работы оперу «Муха ЦК-туха», которая привела в абсолютный восторг всю кафедру, а вместе с ней и все последующие поколения студенческой братии. Между рук стал нащупывать пульс ни к чему не обязующей авторской песни в следствии чего написал несколько произведений «в духе времени». Это открыло мне двери на фестивали ближнего заграничья. Тогда Восточная Европа достаточно хорошо понимала русский язык, а брэнд Перестройки был незаменимой рекламой культуры, выжившей за железным занавесом.
     На одном из таких фестивалей, в тогда ещё чехословатской Жилине, я и познакомился с чешским бардом Вацлавом Ковбеком, близким другом и соратником Вацлава Гавела. Благодаря этому знакомству и завязавшейся дружбе меня пригласили выступить на съезде вацлавской партии. Съезд был подпольным, концерт тоже. Незабываемое событие в моей жизни!
     Я, конечно же, с удовольствием согласился, с удовольствием выступил, но по возвращению в Киев чуть было не был отчислен из Университета за антисоветчину и всякую идеологическую ерунду, которую мне пытались приписать. Как это не странно, но у «ребят», которые сидели у ректора были на руках все записи моих концертов. Вот тебе и подполье. Как говорил Борман в «Семнадцати мгновениях весны», то что знают двое – знает последняя свинья. Правда ваша. Подполье-это ещё одна иллюзия человечества. Все всё всегда знают. Это было моей второй встречей с «серьёзными органами».
Приказ о моём отчислении повесили на входе. Я чуть было не стал мартиром борьбы с коммунизмом, но, благодаря вмешательству кафедры и лично моего преподавателя, профессора, Народной Артистки СССР Ирины Александровны Молостовой, меня отстояли. Однако «органы» потом ещё несколько лет бдительно отслеживали мою гражданскую позицию.
  

С группой «Иванова Ось». Барселона 1992г.
  

     В 1989 году на базе Университета, в сердце Киева града, напротив Бессарабского рынка я создаю новый сумасшедший музыкально-театральный проект под названием Арьергардный клуб «Иванова Ось». Ставка была сделана на откровенную дурку. Концертов было мало. Начиналась эпоха демонстраций, национализмов, неизвестных исторических фактов, недовольств и пустых гастрономов. В воздухе зависло предчувствие больших перемен. Ажиотаж «видимой свободы» в рамках Союза поутих. Но не смотря на то, что всё предвещало конец света, нам всё таки удалось прокатиться по фестивалям нашей необъятной родины. Наверное, самые яркие впечатления остались от омского «ФЗ», московского «Контркультура», ну и, конечно же, ленинградского «Аврора». Вся страна была похожа на ядерный реактор, вышедший из под контроля. Подумаешь,ещё один Чернобыль...
  

С дочкой Паулой
   

     Только сейчас, со временем осознаю насколько это было круто. Многие из тех друзей, товарищей, музыкантов сейчас являются идолами масс, а многие из них давно умерли. Как бы там ни было, время было особенное и лично для меня незабываемое.
     По окончанию Университета поступило предложение гастролей по Европе и я уехал из трещащего по швам СССР на встречу славе. Это шутка. Просто хотелось увидеть, пообщаться, показать, научиться и в результате стать лучше. Туда, в тот мир где делают хорошие инструменты, где качественно пишут диски, делают плакаты, футболки, значки. Где на концертах крутой звук, где люди могут вести себя, как им зажелается, где есть свобода, во всяком случае та свобода, которую мы себе могли представить в нашем невыездном советском гнёздышке.
  

Галопом по Европам

     Европа приняла меня на ура. Я был странным и непохожим ни на кого. Польша, Германия, Франция и в конце концов Барселона. Концерты были почти ежедневными, но группа, с которой я приехал, очень скоро распалась. Европейские соблазны разорвали проект на куски. Какое-то время я посвятил изучению языка, местной культуры и богатейшего музыкального наследия этой страны. Как-то вдруг я понял наше славянское несовершенство во всём, что касается ритма. Я, человек с музыкальным образованием, вдруг понял, что очень многого не слышу и не понимаю. Оказывается мы, славяне, измеряем время минутами, а испанцы, даже скорее всего испанские цыгане - милисекундами. Так я научился слушать время, хлопать в ладоши и играть на барабанах.
     В результате ассимиляции испанской культуры был создал новый проект «Тне Малако». Грамматические ошибки в названии группы как раз и являлись символом этого симбиоза. В состав группы вошли музыканты с обеих берегов реки. Русская мелодика и латинские ритмы завораживали публику своим магнетизмом. Скорее всего это был один из первых проектов музыки расовых смешений, волна которой вскоре захлестнула Европу.
     После года удачной концертной деятельности мы подписали контракт с фирмой звукозаписи «Ликид рекордс», где по идее должен был быть записан наш первый диск. Дело было летом и мы решили на месяц махнуть в Киев, покушать гречки, повидать родных и близких, а заодно сдать наши советские документы, дабы стать законными гражданами новоиспечённой и независимой Украины. Вернулись из этого путешествия не все. Бас-гитарист и барабанщик группы застряли в Киеве на целых три года, получив штамп о невыезде по до сих пор непонятным причинам. Я же, по возвращению в Барселону, неоднократно выслушав не самые лестные слова канадского продюсера в наш адрес, начал искать работу.
  

Первые годы за границей. В студии у Марка Паррота. 1995г.
  

     После нескольких месяцев шатания по солнечной Испании меня пригласили студийным музыкантом в одну из барселонских студий.
Так я, совершенно случайно, попал в звёздный проект, который несколько лет поднимал на уши всю Испанию. Слава не заставила себя ждать.
  

Концерт в Барселоне. 1999г.
  

     А всё началось со скромного выступления на вечеринке теперь уже крупной продюсерской фирмы «Террат».
Проект назывался «Эль чабаль дэ ла пека» (Парень с родинкой). Вскоре нам было предложено ежедневное участие в известной телепередаче, что повлекло за собой три года гастролей и выступлений на всех возможных площадках и на всех ведущих телеканалах страны. Успех был ошеломляющим. Моё сотрудничество с Варнер Мьюзик продлилось целых пять лет.
     Золотые и платиновые диски, тысячные залы, слава, любовь и признание. Знакомства, записи, фестивали, перелёты. Как я сам для себя отметил, это было путешествие в генетическую память целой страны. Мне удалось увидеть, попробовать и познать то, о чём большинство местных жителей и мечтать не могли. Казалось, что всё сбылось и всё случилось. Проект был закрыт и все его участники разбрелись кто куда.
     На носу висел 2000-й год, и по идее всё должно было вот-вот закончиться. Но не тут-то было...

Юрий и космонавты

  
     Первым делом я открыл свою собственную студию звукозаписи и создал мой собственный брэнд «Митра рекордс». Несколько лет подряд я занимался продюсерской деятельностью. За годы гастролей и записей я буквально заболел алхимией звука. Я начал потихоньку понимать в процессе записи, в цифре, в микрофонах, в компрессорах, в лимитерах и всей этой бесконечной кухне, которая делает возможным слышать то, что мы слышим в результате. За годы «Митра рекордс» были записаны более двадцати дисков. В том числе и мой первый сольный диск «Чайная церемония», который позволил мне сплотить вокруг себя хорошую группу новых музыкантов. Так, постепенно зародился новый проект под названием «Юрий и его космонавтский оркестр».
     Опять же, у меня была песня на испанском языке о мальчике, который с детства мечтал стать космонавтом и в конце концов его мечта сбылась. Очень себе советская история. Среди музыкантов были русские, испанцы, шотландцы, евреи, американцы. Волна многоязычия и мультикультурности захлестнула Европу в начале нового тысячелетия. Вернулось безумие концертной жизни. Мы достаточно часто выступали и даже имели честь принимать участие в инаугурациях важнейших культурных мероприятий Испании. Мы были в моде, нам подражали, нас копировали и в конце концов нами восторгались. Местная испанская богема стала нашим верным поклонником. Было несколько попыток увековечить этот проект и записать диск, но как-то не получилось. Однако в прессе осталось много лесных комментариев в адрес «барселонских космонавтов».
  

Выступление группы «Юрий и космонавты»

С Олегом Скрипкой в Нью-Йорке
    

     Потом у меня появился маленький театр и я вернулся к моим баранам. О моей режиссёрской деятельности я распространяться не буду. В Испании всё по-другому, и в этом есть своя прелесть. Что же касается студии, то я начал работать с театральными проектами, что и подтолкнуло меня к написанию музыки к спектаклям и кинофильмам.

Шансон, как летопись бытия

     Здесь по сути и начинается моя история с шансоном...
     Так вот. К одному совместному российско-английскому фильму «Водка энд чипс» меня попросили написать музыку и пару песен в стиле шансон. Этот жанр для меня был так же далёк, как и фламенко когда я приехал в Испанию. Девяностые годы я не застал и малиновые пиджаки в глаза не видел. Но, как говорится, попытка не пытка. Песни были написаны и режиссёру они очень понравились. Ну, и слава Богу!
     Прошло время. И тут как-то меня приглашают на фестиваль «Линии Судьбы» в Льорет де Мар, как представителя барселонской русскоговорящей общины. А нужен был именно шансон. Я вежливо пытался отказаться, ибо песен в стиле шансона у меня не было. И тут я вдруг вспомнил про музыку , написанную для вышеуказанного фильма. Эх, была не была. Выступить за Барселону - дело святое. «А ты люби меня, люби эх, иностраночка моя» прорычал я со сцены. Эксперимент закончился «Гран-при» вышеуказанного фестиваля. Мелочь, но приятно.
     Затем поступило предложение поехать в Германию на фестиваль «Русская Душа», где я выиграл ещё один «Гран-при» и серьёзно задумался.
     Постепенно новость о том, что Юра поёт шансон докатилась до всех моих друзей и знакомых, театралов и художников, поэтов и писателей, издателей и переводчиков.
  

В Юрмале
  

     И тут посыпались в мой адрес разного рода разочарования, непонимания, сожаления и прочее. Я никогда не думал что исполнение песни в том или ином жанре может повлечь за собою такие последствия. Пытаясь не воспринимать всерьёз ни критику в мой адрес, ни моё шансонное настоящее, ни моё туманное будущее, я просто пел себе в удовольствие, от всего сердца, от всей души, моим хриплым, прокуренным голосом и получал от этого огромнейший кайф. Я вдруг открыл для себя жанр до невероятности театральный, где лаконичность, кодовость, честность и присутствие юмора являются неотъемлемой частью. Где жизнь человеческая со всеми её плюсами и минусами, без замысловатых фраз, становится поэзией , летописью и наследием нашей общей истории. На первый взгляд всё очень просто и именно в этой простоте и зиждется сложность русского шансона. Опять же, это моё личное ощущение того, что я делаю, а я обычно склонен к преувеличению как любая творческая натура.
     Неожиданно меня очень заинтересовала тема маленького человека в эмиграции. Его жизнь, его цели, стремления, понимание что такое хорошо и что такое плохо, его взгляд на прошлое, на настоящее, на будущее. И как результат этого исследования родилась песня «Исповедь эмигранта».
     Однажды мне довелось выступать на одной сцене с Вилли Токаревым. Я пел именно эту песню. После концерта в суматохе автографов и фотографий «мэтр жанра» уделил мне своих пять драгоценных минут. И тогда из его уст прозвучала очень интересная фраза, которая стала неким проявителем смысла моего шансонного творчества: «Юра, у тебя есть шанс озвучить новую волну эмиграции. Этого ещё никто не сделал».

На съёмках клипа «Исповедь эмигранта»
  

     Я чуть не сошёл с ума. Пришлось напиться, протрезветь и начать всё заново.
     Вся эта история напоминает мне программу из моего детства «Очевидное и невероятное». Ведь этой пластинки могло и не быть. Вообще, ход событий любой жизни зачастую непредсказуем. Мне даже в голову не могло придти, что я когда-нибудь займусь записью диска русского шансона, что стану заслушиваться старыми записями наших эмигрантов или что в моей голове могут родиться подобные тексты. Я стал внимательнее относиться к жизни, ибо шансон, а в моём случае я это называю «арт шансон» – это летопись бытия простого смертного человека.
    

С Вилли Токаревым
  

     

Презентация диска «Исповедь эмигранта» в Барселоне
Театр «Лянтиол», 4 января 2018 года.

  

  

  

Презентация диска «Исповедь эмигранта» в Москве.
Театр песни «Трактир Бутырка», 30 декабря 2017 года.

  

  

  

На снимке: Аркадий Беловский, Юрий Михайличенко, Максим Кравчинский