Поиск по Шансон - Порталу >>> |
|
|
Александр Вертинский Обсуждаем творчество Александра Вертинского. Поиск редких записей и других материалов |
|
Опции темы |
#1
|
||||
|
||||
Автограф Вертинского
Автограф Вертинского Аркадий ХАСИН. Я вспомнил эту историю, зайдя недавно в книжный магазин на Дерибасовской. Среди множества прекрасно изданных книг я увидел скромную книжонку с портретом на обложке Александра Вертинского. Называлась она «25 лет без Родины». Это была горькая исповедь знаменитого певца об эмиграции. Вертинский пел о «бананово-лимонном Сингапуре», о продуваемом океанскими ветрами далеком Сан-Франциско, и уже тогда в детстве, эти песни зародили во мне мечту стать моряком, повидать эти края. Мечта сбылась. Плавая много лет механиком на судах Черноморского морского пароходства, я повидал и Сингапур, и Сан-Франциско. Но, кроме того, имел счастье встретиться с самим Вертинским. Но прежде чем рассказать об этой встрече, хочу добавить, что любовь моей матери к песням Вертинского поддерживала нас в страшные годы фашистской оккупации. Представьте занесенный снегом концлагерный барак, где одна надежда не замерзнуть в этом жутком жилище — сгрудиться вокруг еле дышащей теплом глиняной печки. Кутаясь в лохмотья, прижимаясь друг к другу, обездоленные люди, чья вина состояла лишь в том, что они родились евреями, глядя на слабый, но живительный огонь, начинали вспоминать довоенную жизнь. И во время таких воспоминаний кто-то тихонько начинал петь. Все умолкали, слушали, а потом начинали подпевать. В такие вечера, зная любовь моей матери к песням Вертинского, ее просили спеть что-нибудь из репертуара любимого певца. И мама простуженным голосом начинала: «Ваши пальцы пахнут ладаном, на ресницах спит печаль, ничего уж вам не надобно, никого уж вам не жаль...» Эту песню Вертинский написал на смерть Веры Холодной, которая умерла в 1919 году в Одессе, и моя мама была на ее похоронах... А ТЕПЕРЬ О ВСТРЕЧЕ с Вертинским. Было это летом 1946 года. Я закончил мореходную школу, и с группой судовых мотористов, выпускников школы, был направлен на работу в ЧМП. Но вакансий не было, и мы болтались без дела. Но я не унывал. Днем загорал на Ланжероне, а по вечерам бежал в Городской сад, где открылся Летний театр. Там выступали приезжавшие тогда в Одессу Клавдия Шульженко, Леонид Утесов, Эдди Рознер, Миронова и Менакер и другие кумиры первых послевоенных лет. Денег на билеты у меня не было, но вместе с другими, такими же, как я, ребятами, взбирался по пожарной дестнице на крышу соседнего с Летним театром дома, откуда сцена театра была видна, как на ладони. И вот однажды я увидел в Городском саду афишу «Александр Вертинский». Возле нее толпились одесситы, обсуждая это событие. В газетах я уже читал, что советское правительство разрешило Вертинскому вернуться на Родину, и что во время войны он отдал все свои сбережения Красной Армии. И вот он в Одессе! На первый концерт прославленного певца я даже на крышу попал с трудом. Помимо нас, ребят, туда забрались и взрослые. Билетов в кассах не было. И пока Вертинский не вышел на сцену, мы слышали свистки милиционеров, отгонявших от забора безбилетников, мечтавших послушать любимого певца. Зал встретил его оглушительными аплодисментами. И он — высокий, элегантный — стоял, улыбаясь, словно купаясь в этом освежающем душу зрительском восторге. Наконец зал затих, и Вертинский сказал: «Я счастлив петь в Одессе, с которой расстался много лет назад. Я счастлив быть в этом прекрасном городе снова!». И запел. Пел он, чуть грассируя, взмахивая руками, и зал, да что зал, сотни людей, собравшихся в тот вечер в Городском саду и даже на Дерибасовской, слушали его, затаив дыхание. Пел он долго. И «Маленькую балерину», и «В бананово-лимонном Сингапуре», и «Бразильский крейсер», и «Ваши пальцы пахнут ладаном», и «Что за ветер в степи молдаванской». В конце концерта он объявил, что исполнит песню, которую написал по возвращении на Родину, и посвящена она стране, победившей гитлеровскую Германию. Закончил он эту песню словами, которые помню до сих пор: «О, Родина моя! В своей простой шинели, в пудовых сапогах, детей своих любя, ты поднялась сквозь бури и метели, спасая мир, не верящий в тебя!» После этих слов ему устроили настоящую овацию. Я так хлопал и кричал «браво!», что чуть не свалился с крыши. На следующее утро я пришел в отдел кадров пароходства и узнал, что нашу группу посылают на судоремонтный завод убирать территорию. Завод находился на Пересыпи. Опаздывать на работу было нельзя, за опоздания судили. На другой день я встал в 6 утра. Троллейбусы тогда не ходили, и к проходной завода мне нужно было добираться пешком. Пройдя Пушкинскую, вышел на Приморский бульвар. Он был безлюден. Только возле гостиницы «Лондонская» белел фартук дворника, подметавшего мостовую. Дойдя до Потемкинской лестницы, я вдруг увидел высокую фигуру Вертинского. Он смотрел на море. Поравнявшись с певцом, я неожиданно для самого себя выпалил: «Доброе утро, товарищ Вертинский». Он рассеянно улыбнулся и, слегка картавя, сказал: «Приятно в столь ранний час услышать чудесное слово «товарищ». Сказал он это с чуть легкой иронией, но тут же серьезно добавил: «Вы так молоды, откуда же вы меня знаете?». Волнуясь, я рассказал ему о любви моей матери к его песням, и как она пела их даже в концлагере. Со словами «Боже... вы пережили этот кошмар?» — певец вынул из бокового пиджака записную книжку и авторучку. Написав несколько слов, вырвал листок и протянул мне. По этой записке, объяснил мне, меня и маму пропустят в зал, где он будет давать свой последний концерт. Можно представить, с какой радостью я помчался по Потемкинской лестнице вниз, на завод, а после работы к маме. Но каково было наше разочарование, когда перед началом концерта, выстояв ко входу в Летний театр очередь, мы были остановлены злой билетершей, которая никаких записок не хотела читать, а требовала «нормальные билеты». На крик контролерши подошел администратор. Взяв из рук мамы записку, он прочитал ее и, не говоря ни слова, повел нас за собой. Усадил в первом ряду партера возле каких-то представительных особ, пожелал приятного вечера. И только после концерта, выходя из театра с заплаканными от счастья глазами, мама спохватилась — где же записка? Она осталась у администратора. Сохранись она, я бы вклеил ее в книжку «25 лет без Родины», купленную на Дерибасовской, и мемуары прославленного певца были бы у меня с его автографом. Но Бог с ней, с той запиской, судьба подарила мне больше — встречу с самим Вертинским! [Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ" |
#2
|
||||
|
||||
Цитата:
" Ув. Дмитрий, спасибо за размещение столь интересного материала. В статье есть небольшая неточность. Песню "Ваши пальцы пахнут ладаном" Александр Вертинский сочинил в 1916 году и посвятил "Королеве экрана Вере Холодной". Артистка возмутилась и категорически потребовала посвящение снять. После смерти артистки в 1919 году в Одессе Вертинский посвящение вернул. Песня оказалась пророческой." |
#3
|
||||
|
||||
ЕЩЁ ОБ ОДНОЙ ВСТРЕЧЕ С АЛЕКСАНДРОМ ВЕРТИНСКИМ.
Дорогой Дмитрий, спасибо за "Автограф Вертинского" Интересный и не банальный материал. Не всегда Вертинский проявлял такую человечность. Наигранная барственность, надменность, показной аристократизм, который, по свидетельствам знавших его, ощущался на каждом шагу при общении с ним - это была попытка защитить легко ранимую душу "ежёвыми иголками".
Вот описание другой встречи с Вертинским на концерте в гор. Грозном. <<....А старый театр располагался напротив 2-й школы. Уютный зал, уютные фойе, в цокольном этаже непременный буфет. В нашем театре, именно в этом здании, начинали когда-то работать Иннокентий Смоктуновский, Леонид Броневой, Георгий Гладких и некоторые другие, выпавшие сию минуту из памяти. Приезжали к нам с гастролями кумир начала 50-х Михаил Александрович, обладатель чудесного, прямо итальянского голоса, в 1954 году, летом, приезжал Александр Вертинский и я был на его концерте. Зал был, конечно, полон - ещё бы, Вертинский! Помню, его попросили исполнить популярных в то время «Журавлей», на что Вертинский, прочитав вслух записку с просьбой, извинился и отказался, сказав: «это продукт господина Лещенко». По-моему, Пётр Лещенко был тогда ещё жив, хотя умер именно в 1954 году в Румынии. Что касается отказа Вертинского исполнить "Журавлей" Лещенко на этом концерте, то мы все поняли, как нам казалось, причину. Дело в том, что Вертинскому незадолго до этого разрешили вернуться в СССР, а Пётр Лещенко был тогда "под запретом" - видимо, Вертинский боялся скомпрометировать себя, вот и всё. Вертинский и Лещенко выступали в разных жанрах эстрады. Лещенко исполнял танго (для него специально писал "король" танго Оскар Строк), бытовые и городские романсы и "цыганщину". Когда в 1944 году советские войска вошли в Румынию, Лещенко давал концерты в госпиталях, воинских гарнизонах и офицерских клубах. Умер он в 1954 году в Румынии. Вертинский же пел печальные и меланхолические, грациозные песенки, выбрав на долгое время имидж Пьеро с набелённым лицом, ярко накрашенными губами и кружевном жабо.>> ("Грозный: от позапрошлого века до нынешнего." Федосеев Станислав Михайлович. <[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]>) Мог бы Вертинский не вводить зрителей в заблуждение, приписывая "Журавли" Петру Лещенко. Ведь "Журавлей" Пётр Лещенко никогда не исполнял. Мог бы сказать зрителям горькую правду: "Простите, но я пою только то, что мне разрешил Главрепертком. Вот сидит в первом ряду партийный цензор с блокнотом в руках и контролирует. К нему и обращайтесь." Нет, не мог сказать, боялся, как и многие боялись. Из страха за себя и свою семью cочинил Вертинский оду Великому Вождю и Учителю, но ведь и другие сочиняли, даже те, которые усатого диктатора ненавидели. Страх всегда являлся самым верным союзником всякой тирании. В эмиграции Александр Вертинский ни словом, ни полсловом не реагировал на проникавшие на запад сведения о войне, которую развязала тоталитарная система власти против собственного народа. Боялся неосторожным словом лишить себя возможности возвращения на Pодину. Предпочитал молчать, а может, действительно, наивно верил в гуманность большевизма. В далёком Сан-Франциско сочинил песню "О нас и о Родине": А она цветёт и зреет, Возрождённая в Огне, И простит и пожалеет И о вас и обо мне!.. О об этом "цветeнии" в СССР распространялся менее оптимистический стишок: А страна моя родная Вот уже который год Pасцветает, расцветает - И никак не расцветет! Родина могла любить и жалеть, да и то лишь тайком, и Александра Вертинского и Петра Лещенко и многих других, лишившихся отчего дома русских талантов. Но их судьба зависила не от воли народа, а от произвола кремлёвских палатинов. Ох, как мешали Вертинскому видеть правду его розовые очки. Жизнь излечивает от иллюзий, через десяток лет, прожитых "в стране всеобщего счастья" он, наконец, поймёт: "Всё фальшь. Всё демагогия! Надоело!" Познакомившись с содержанием доклада Никиты Хрущёва на двадцатом съезде КПСС он выплескивает боль души в письме жене Лиле, высланном из Иркутска 27 марта 1956 г.: "Очень тяжело жить в нашей стране. Если бы меня не держала мысль о тебе и детях, я давно бы уже отравился или застрелился. (...) Всё фальшиво, подло, неверно. Всё - борьба за власть одного сумасшедшего маньяка. Кто, когда и чем заплатит нам, русским людям и патриотам за "ошибки" всей этой сволочи. Доколе они будут измываться над нашей родиной?" Александр Вертинский, как и Пётр Лещенко, самозабвенно любил Россию. Чиновникам от культуры не удалось поставить талант великого артиста на службу "единственно верной" идеологии. В одном из своих стихотворений он писал: О всех обиженных, усталых, позабытых Напоминает миру песнь моя, И много в ней людских мечтаний скрытых, И много жалоб в книгу Бытия... Удивительный талант Александра Вертинского - дар от Бога, он отдал этот дар своему народу и всему миру. Последний раз редактировалось Georgo; 15.01.2010 в 23:19 |
#4
|
||||
|
||||
ВОСПОМИНАНИЯ В.РАЗУМНОГО О А.Н. ВЕРТИНСКОМ
В Москве затемненной...
Вьюжной зимой 1943 года,в полуголодной, но уже предпобедной Москве, в старой квартире на Тверской у разогретой добела печурки-времянки я наслаждался непривычном покоем. Не было в те дни занятий со взводом "всевобуча", который я как фронтовик-офицер готовил к будущим боям. Не было и лекций в Инженерно-строительном институте, приютившем меня вопреки запрету принимать в число студентов кадровых военных. И вдруг - телефонный звонок, охрипший, сбивчивый голос друга детства и юности отца, непризнанного и поныне тонкого живописца Амшея Нюренберга. Он говорил быстро и невнятно: о морозе в его мастерской на Масловке, о рваных валенках, о заносах у стадиона " Динамо ". Наконец, осознал смысл происходящего - в Москву приехал Александр Вертинский, любовь и легенда многих поколений русской интеллигенции, а все старые друзья его - либо в отъезде и эвакуации, либо попросту не успевают добраться до вокзала. Он же ждет их, не хочет сразу же отправляться в номер " Метрополя ". Не знаю, побил ли я тогда мировой рекорд по бегу, но уже через несколько минут был на Белорусском, на том самом, который открыл перед моими сверстникими-москвичами и мною дороги войны. Александр Николаевич одиноко стоял у выхода с перона, помахивая отходившей от него группе людей. Не помню, что я говорил кумиру нашей юности, песнями которого мы все заслушивались. Мы пошли по направлению к Садово-Триумфальной. Я, напрочь лишенный дара речи, все время смотрел на великого артиста, выразительно - монументального. Выговорил у Благовещенского переулка:" А вот здесь мы живем! Может быть, зайдете на минуту, обогреетесь? ". Только теперь, на склоне лет, понял, что квартира эта была хорошо знакома Александру Вертинскому, ибо она была до революции и в первые послереволюционные годы частью принадлежавшей отцу известной студии " Кино-Москва " И вот он в комнате - мастерской моего отца кинорежиссера Александра Разумного, его друга с юных лет. Среди антикварных вещей и полотен -уникальнй концертный рояль " Рениш ". Два-три раза потерев руки над огнем, взглянув на шедевры древних китайских резчиков по дереву и кости Вертинский с таинственной, лишь ему присущей артистичностью присел у рояля. Аккорд, еще аккорд - и вдруг тихо, словно из приглушенного патефона, полилась песня. Нарастали до фортиссимо звуки, вызывая в душе веру, жажду красоты и любви.. Стук в дверь, тревожный и упорный, не остановил погруженного в музыку артиста, исполнявшего первую песню на русской земле, плотью от плоти он который был и всегда оставался. На пороге - соседка, Елена Ивановна Минаева, члены семьи которой в конце тридцатых годов были репрессированы. "Володенька,- тихо проговорила она. - не заводи Вертинского так громко. Ведь люди разные вокруг...- И тут же добавила: Но патефон не выключай, а сделай чуть потише. Ведь это - его песни ". А за стеной пел Вертинский, пел так, что в темном доме зажигались тусклым светом еще оклеенные наивными бумажными крестами окна, одно за другим, от этажа к этажу, словно общенародный салют гению России... ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ РАЗУМНЫЙ < [Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]> |
#5
|
||||
|
||||
На концерте А.Н.Вертинского
Это письмо я получил еще в ноябре 2008 года. От известного знатока и коллекционера.
Добрый день,Дмитрий! Знаю,что вы любите воспоминания о певцах. Тогда расскажу Вам впечатление об одном концерте А.Н.Вертинского на котором мне посчастливилось присутствовать Попал я туда не совсем случайно. Семья в которой я воспитывался была интеллигентная. Бабушка была актриса МХАТа,дружила с некоторыми очень известными людьми. Концерт Вертинского состоялся в 1956 году в ЦДРИ. Столько лет прошло,а помню всё как- будто было вчера В зале было очень мало молодежи.Большинство состояло из женщин,которые очевидно помнили Вертинского еще с дореволюционных времен. На эстраду вышел человек с усталым лицом во фраке. За роялем был аккомпаниатор Брохес(который кстати так пел под Вертинского,что иногда трудно и отличить. У меня сохранились его записанные на пленку воспоминания) Каждая песня воспринималась залом с упоением.Особнно много аплодисментов вызвали МАДАМ УЖЕ ПАДАЮТ ЛИСТЬЯ и СЕРОГЛАЗОЧКА К сожалению голос иногда А.Н. подводил. Особенно трудно было тянуть высокие ноты,голос как бы вибрировал и чувствовалось,что пение даётся с большим трудом. Но что поразило,это жестикуляция. Очень красивые и плавные движения в такт. Зал требовал петь ещё и ещё. Причем назывались вполне конкретные песни. Так Вертинский очень трогательно спел НАД РОЗОВЫМ МОРЕМ. Были в концерте и песни советских авторов. Так была исполнена песня на слова Льва Никулина- Ты уходишь в далекие страны (эта запись у меня сохранилась,хотя ни в один из дисков не вошла) Я всё думал исполнит ли он свою песню о Сталине -ВЕСЬ СЕДОЙ КАК СЕРЕБРЯНЫЙ ТОПОЛЬ ОН СТОИТ, ПРИНИМАЯ ПАРАД (Кстати,запись есть,но она по не совсем понятным причинам почему-то стыдливо изьята из всех сборников песен Вертинского) Но нет,эта песня не прозвучала,хотя культ личности тогда еще осужден не был Некоторые песни А.Н. исполнял ,как-бы иронизируя над собой МАРЛЕН ИЗ ГОЛЛИВУДА и БЕЗ ЖЕНЩИН,вызывая смех в зал Весь концерт продолжался около часа. Публика расходилась под большим впечатлением и многие жалели,что не смогли услышать свои любимые песни. А где их можно было тогда услышать? Только на концертах. Пластинки,выпущенные за границей были редкостью,а в СССР издалось очень ограниченное количество И скажу еще,что это на самом деле совершенно разные впечатления - слушать пластинку или видеть певца вживую Вот такие впечатления у меня остались от этого концерта Всего доброго Ник
__________________
"МИР НА ФОРУМЕ" |