Из лагерной записной книжки.

[haim1961]

З.Л. Дичаров

Из лагерной записной книжки.

Перетюрь-тюрьма.
Когда урки вспоминают о самой страшной тюрьме, они называют ее "перетюрь-тюрьма"...
То не записано ни в Библии, ни в уставах,
ни в книге Судеб, ни во тьме годин:
когда-нибудь нам памятник поставят,
не каждому, а так - на всех один.
Один на всех: замученных в застенках,
На убиенных тайно, без суда;
на сталинских, навечно пленных,
в пустынях строивших соцгорода.
Когда-нибудь нам памятник поставят.
Когда-нибудь.
На всех.
Один.
Тюрьма "Кресты". Январь 1949 г.

"Шпалерка"
Отчаянием пропитанные стены,
таящие в углах страданий стон:
кулисы жизни здесь, преддверье сцены,
зовущейся - закон.
Слепые окна, перечеркнутые сталью,
Сырой горбатый свод. И ночь без сна.
И чей-то вскрик, как хрустнувший хрусталь, и
глухая тишина.
Зловещий лязг ключей в железной двери
и в ней колючий бездремотный глаз.
Пол цементный шагами вдоль измерен
сто тысяч раз.
Нас только трое в камере-пустыне:
железо. Мертвый камень. Человек.
И сердца ком сжимается и стынет,
как снег... как снег...
Тут дни на дни, как капли слез похожи.
И нет в них ни начала, ни конца.
А день угас - то год ужасный прожит,
год без лица.
Я вам завидую, грядущих весен люди,
кому в веках вести Вселенной штурм, -
лишь по преданьям вам знакомо будет
проклятье тюрьм...
Внутренняя тюрьма НКВД. 1937 г. Октябрь.

- Тимоха-то? Дали ему год, просидел он 24 месяца и освободился досрочно.
На лесной делянке, двое блатных пилят поперечной пилой сосну. Приговаривают:
- Тебе... Мне... Начальнику... (водят пилой туда-сюда).
Надписи на стене в камере:
Мама, мама, роди меня назад!
Кто не был - тот будет, а кто был - тот не забудет.
Приходящий не грусти, уходящий - не радуйся.
Толкование снов:
Увидеть церковь - выйти на волю.
Обувь увидеть: сапоги с длинными голенищами - к дальней дороге (на этап); ботинки - к ближней дороге.
Увидеть голую бабу - к болезни.
Д. Н. Аль
Лесоповал
В английской печати развернулась кампания за прекращение закупок советского леса, поскольку он добыт каторджным трудом заключенных. Появились сообщения, что при разгрузке доставленных из СССР партий леса были обнаружены прибитые к бревнам гвоздями отрубленные человеческие ладони. Об этих сообщениях я узнал из статьи в "Правде", которая обрушилась на "провокационную клевету". Вероятно, большинство читателей "Правды" поверили тогда гневной отповеди, которую дала газета "английским империалистам". Но заключенные лесопромышленного Каргопольлага хорошо знали, что англичане писали правду, а "Правда" лгала.
Лесоповал, лесоповал...
Никто не поверит, кто сам не бывал.
Летом в болоте, зимою в снегу,
Пилим под корень, согнувшись в дугу.
Дзинь-дзень, дзинь-дзень,
Каждый день, целый день.
Руки болят, костенеет спина,
Черной повязкой в глазах пелена.
Дзинь-дзень, дзинь-дзень,
Дерево - пень, дерево - пень...
И впереди еще тысячи дней,
Тысячи сосен и тысячи пней.
А я невиновен, как эта сосна,
Пилят ее потому, что нужна...
Дзинь-дзень, дзинь-дзень,
Был человек - останется пень.
Лес как решетка кругом обступил,
Пробиться не хватит ни сил, и ни пил.
Вдруг страшная мысль взметнулась костром.
Я левую руку рублю топором.
"Что дальше? Что дальше?" Вот чудится мне
Чья-то ладонь на окрашенном пне,
Бледный товарищ бежит со жгутом...
Что же потом? Что же потом?
Почему на работу идти не велят...
Начальник зачем-то оделся в халат,
Что-то завязано, что-то болит,
Кто-то о ком-то сказал "инвалид"...
Друзья мою руку прибили к бревну.
Бревно продадут в другую страну.
Славное дерево - первый сорт!
Поезд примчал его в северный порт.
Чужой капитан покачал головой,
Табачной окутался синевой,
Плечами пожал, процедил - "Yes!
Мой народ не берет окровавленный лес".
На мостик ушел он зол и угрюм.
Пустым в лесовозе остался трюм...
Отцы наши, братья, а что же вы?
Ужель не поднимите головы?
Знаем, что нет. Всех вас страх сковал.
Чуть шевельнетесь - на лесоповал,
В пекла каналов, в склепа рудников -
Всех заметут, не щадя стариков,
Женщин и девушек не щадя,
Всех залмают во славу вождя!
Тяжко быть пленным в своей же стране
В лесном океане на самом дне.
Летом в болоте, зимою в снегу
Пилим под корень, согнувшись в дугу...
Лесоповал, лесоповал,
Никто не поверит, кто сам не бывал.
Х. 1951.








Николай Данилов
Из стихов, написанных мысленно (без карандаша и бумаги) в одиночной камере следственного изолятора КГБ осенью 1968-го г.
Деревянные ложки,
В них тупы черенки.
Отпороли застежки,
Отобрали шнурки.
Отнимая железное
И вервийное, сбились
С ног, чтоб мы не зарезались
Или не удавились.
Полотенце короткое
И без гвоздика стол,
Чтобы этот, с бородкою,
От суда не ушел.
Чтоб не вскрыл, вас дурача,
Никакую из жил
Или как-то иначе
Руки не наложил.
Мне становится весело:
Ну, качайте права!
Захотел бы повеситься -
Разве нет рукава?
Вы мне искренне нравитесь,
Только это фигня:
Вы скорее удавитесь,
Сохраняя меня.


Вадим Попов
Гренада-Колыма
Семью он покинул,
Ушел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Вернулся из тех
Романтических мест
И вскоре, бедняга,
Попал под арест.
Спросил его опер:
- Скажи, на хрена
Сдалась тебе, как ее,
Эта Грена?
Бледнел он, как снег,
И краснел, как пион,
А опер орал:
- Ты немецкий шпион!
Судьбы колесо
Чуть не сбило с ума:
Решеньем ОСО -
Десять лет, Колыма.
Он мыл золотишко,
Слезы не тая,
И пел, как мальчишка:
- Гренада моя!
Почти Эльдорадо -
Тут золота тьма.
- Гренада, Гренада,
Моя Колыма...
Повыпали зубы
Средь каторжной мглы,
И мертвые губы
Шепнули:
- Колы!.
[Только зарегистрированные пользователи могут видеть ссылки. Нажмите Здесь для Регистрации]