Александр Зелькин – на 11 языках о русской душе

  
     Имя исполнителя русских, цыганских, французских песен и романсов Александра Зелькина известно сегодня, к сожалению, немногим. Его благородный баритон покорял слушателей в США и Канаде, Франции, Израиле и многих других странах в 1960-1980-е годы. Одной из самых знаменитых стала пластинка «Русские фольклорные песни», где интерпретации «Бубличков», «Чубчика кучерявого», «Песни старого извозчика», «Подмосковных вечеров» можно разве что сравнить с великими предшественниками Саши, вроде Миши Эпельбаума, Леонида Утёсова или Алёши Димитриевича. 
  
     Сын русского эмигранта и француженки был рождён в Лионе, и прожил всю жизнь вдали от России. При этом по-русски Зелькин поёт идеально и совершенно обворожительно. Сегодня Александр Владимирович живет во французском городе Ле-Ман со своей супругой. Он согласился нам рассказать о своей жизни, и о культурном феномене русской души.
  
     – Александр Владимирович, я впервые услышала вас на ютюбе в американской фолк-музыкальной программе Rainbow Quest Питера Сигера начала 60-х годов. Это была популярная передача, куда Сигер приглашал разных молодых исполнителей, в том числе Джонни Кэша и Боба Дилана. Вы там много песен исполняете и на русском, и на французском, и на болгарским, и даже на иврите. Расскажите про эту запись.
  
     – Это произошло вскоре после выхода моей первой пластинки «Русские фольклорные песни», которую я записал в Нью-Йорке. Вскоре я уехал из Большого Яблока в Монреаль, где для меня открылись новые возможности. Питу Сигеру я был представлен нашей общей приятельницей певицей Мартой Шламме. Я останусь ей навсегда за это благодарен – моё выступление в этой программе оказалось очень успешным, о нём остались самые тёплые и очаровательные воспоминания.
  
     – Меня потрясло ваше исполнение песни «Вдоль да по речке». Вы знаете, что есть огромное количество интерпретаций этой песни, от классических до ресторанный исполнителей, и конечно, русских народных хоров. Вы кого-то конкретного слушали, у вас были кумиры в то время?
  
     – Я обнаружил эту песню много лет назад в одном сборнике русских песен. А слышал только одну запись. Не помню, какой-то (советский) хор её исполнял... может быть Пятницкого?
 

     – В начале той программы вы играете вместе с Питером инструментальную интерпретацию песни «Светит месяц» и рассказываете про то, как запомнили её в детстве, когда проводили каникулы ребёнком в русском летнем лагере во Франции. Я так понимаю, это было в конце 1940-х годов? Что из себя представлял тогда этот лагерь?
  
     – Да, именно, это происходило с конца 40-х до начала 50-х годов. Для меня, жившего тогда в провинциальном Лионе, было очень мало возможностей встретиться с русскоязычными сверстниками. И в этих лагерях – сначала у «Парижских скаутов» на берегу океана, потом у «Cоколов» на Женевском озере – я наконец-то находился в русской атмосфере, русской культуре. Я с восторгом впитывал там всё, что касалось русского языка.
  
     – Вы родились в 1938 году, у вас русский отец и француженка-мама. Как так получилось, что они встретились? Ваш папа уехал из России или его родители?
  
     – Батька мой, уроженец города Орла, получил образование в московской военной академии, и затем, став молодым офицером, был переведен в Баку, где получил лётную подготовку в военно-морских войсках Императорской армии. С самого начала гражданской войны он был зачислен в ударный полк легендарного генерала Корнилова. Но в конце 1920-го после поражении войска генерала Врангеля его эвакуировали в Турцию, в Галлиполи, а после несколько месяцев – в Болгарию, где он прожил семь лет в ужасной нищете.
  
     Между тем, его мать (моя бабушка), вдова аристократа прибалтийского происхождения, покинула СССР, оставив там часть своей семьи, и поселилась в Лионе, где моему отцу, наконец, удалось к ней присоединиться в 1928-ом году. Так как его российские дипломы во Франции не годились, ему пришлось все экзамены пересдавать. Он временно устроился простым рабочим на фабрику искусственного текстиля. Там он познакомился с моей мамой, которая работала на том же предприятии инженером-химиком.
  
     – Вы жили в двуязычной среде, но в итоге овладели семью языками, а пели на 11-ти или более... Как это получилось?
  
     – Вы, наверное знаете, что русские славятся своим очень хорошим владением иностранными языками. Что касается меня, я говорил (более или менее свободно) на девяти языках. Но, к сожалению, из-за отсутствия практики я сейчас полностью забыл большинство из них...
  

responsive

  
     – К сожалению, далеко не все русские имеют склонность к языкам. Но мы стараемся их изучать, конечно! Александр Владимирович, ваше профессиональное самоопределение – учиться музыке в консерватории, но в дальнейшем оставить идею об оперной сцене и уйти в то, что мы сейчас называем «шансон», «фолк» – с чем это было связано?
  
     – Это было связано с тем, что для меня стало вдруг очевидным, что огромная часть так называемых любителей оперного театра состояла в основном из «снобов», которые ни черта не знали о музыке, не говоря уже о лирическом искусстве. С другой стороны, я всегда обожал музыку разных стран, которую мне очень нравилось исполнять.
  

  
     – Вы выпустили в 1965 потрясающий диск Russian Folk Songs («Русские фольклорные песни»), о котором мы уже упоминали. Там вы спели такие хиты, и не только народные но и авторские, как «Катюша», «Чубчик кучерявый», «Бублички». Далее в 1970-х вышел диск Meadowland, где есть, а том числе, и советские песни тоже (например, «Любимый город» Никиты Богословского). Как вы подбирали себе репертуар?
  
     – В основном прослушивая новые (для меня) песни на пластинках разных тогдашних артистов, таких как Сара Горби, Пётр Лещенко, Миша Эпельбаум, Алеша Димитриевич, и т.п. И отец мой мне тогда помогал переписывать слова. Так, например, было с песней «Эх, дороги», которую так чувствительно исполнял Марк Рейзен, и которую я лично записал – с оркестром – много лет спустя.
  

Александр Зелькин рядом с собственным макетом железной дороги
  

У Белого Дома - Москва, октябрь 1993