Как Владимир Высоцкий попал в эфир Би-би-си

     25 января замечательному российскому актеру, поэту и барду Владимиру Высоцкому исполнилось бы 80 лет. Бывший сотрудник Русской службы Би-би-си Юрий Голигорский вспоминает, к каким уловкам ему приходилось прибегать, чтобы давать песни Высоцкого в эфир.
  

  
     Идею передачи о песнях Владимира Высоцкого на Русской службе Би-би-си я стал проталкивать в конце 1970-х, еще при жизни Владимира Семеновича. Сейчас в это трудно поверить, но эту идею приходилось именно проталкивать, и здесь есть смысл поподробней остановиться на причинах. Как ни странно, считаю, что они делают честь Би-би-си.
     И теперь, а тем более в старые добрые времена, Би-би-си очень щепетильно подходила к вопросу об авторских правах: ни одна нота не могла выйти в эфир, если мы не регистрировали для оплаты выходные данные - композитора, автора текста и исполнителя.
Нынешнему поколению любителей творчества Владимира Высоцкого, возможно, трудно себе представить, но в 60-70-х официально барда Владимира Высоцкого в Советском Союзе не существовало. Так что с чисто юридической точки зрения я пробивал в эфир пиратские записи.
     Решение подсказала мне старая и опытная редактор, которая прямо заявила, что текстов Высоцкого не понимает и голоса не терпит, потому что это, по ее словам, - не голос певца.
"Какой же это певец! - подтянул я в тон английской даме. - Высоцкий - актер Театра на Таганке, а песни для него - это самодеятельность. Мы зарегистрируем в эфирной "рапортичке" все музыкальные отрывки как самодеятельность".
И так я стал потихоньку собирать самодеятельность Высоцкого и выдавать ее в эфир.
Конечно, по сегодняшним меркам это была детская уловка. Но она сработала в мою пользу. Как затем сработали и те письма, что стали приходить от благодарных слушателей из Советского Союза.
  

  
     Внезапная смерть Владимира Семеновича в 1980-м, за которой последовала волна всенародной скорби, избавили меня от дальнейшей необходимости прятаться за формулировкой "самодеятельность".
     Как сейчас помню некролог, который написал за 20 минут до нашего выхода в эфир мой коллега Рафаил Нудельман сразу же после того, как из Москвы пришло печальное сообщение.
     Там были такие слова: "Сегодня умерла песня народа. Сегодня умер голос народа. И вовсе не важно, что этого не скажут по советскому радио. Мы-то знаем, что это - так…"
     Пусть бы кто-то посмел сказать нам после того, как западные корреспонденты засняли в Москве многотысячную похоронную процессию, что не было такого поэта Владимира Высоцкого. С этой минуты я твердой рукой вписывал в эфирную рапортичку: "композитор, автор текста и исполнитель - Владимир Высоцкий", оставляя на долю юристов и различных агентств по охране авторских прав задачу решить, как и кому платить гонорары за эфирное исполнение его песен.
  

  
     Этот вопрос уже тогда перешел в разряд чисто академических, потому что песни Высоцкого задолго до этого обрели статус всенародного достояния. Они без помощи извне расходились миллионными магнитофонными копиями.
     Что могла добавить к этой всенародной славе еще одна передача западного радио? Мне добавить было нечего, но я решил, что очень важно записать рассказы о Высоцком его друзей-современников.
  

  
     Сделать это было не так просто: не будем забывать, о каком времени идет речь. Многие из друзей Высоцкого все еще были советскими гражданами, а значит общение с Русской службой Би-би-си, по меньшей мере, не приветствовалось Москвой.
     Тем не менее, я начал закулисную работу, которая по времени совпала с приездом в Лондон основателя и режиссера Театра на Таганке Юрия Любимова.
     Юрий Петрович и художник "Таганки" Давид Львович Боровский приехали в Англию ставить "Преступление и наказание" в театре Lyric Hammersmith, и я стал ходить на их репетиции. Муки творчества этих двух больших художников обострялись еще и сознанием того, что дома, в Москве, да и в самом Театре на Таганке дела шли не самым лучшим образом.
     Покойный Юрий Петрович вступил тогда в "мегафонную дипломатию" с администрацией Андропова; благо я и мой микрофон всегда были рядом, так что на все заявления Любимова, сделанные через Би-би-си вечером, в советской прессе давали ответ буквально на следующий день.
     И именно я стоял рядом с Юрием Петровичем, когда подошедший к нему сотрудник советского посольства произнес весьма недвусмысленную фразу: "Ну, что же, Юрий Петрович, преступление, как говорится, налицо, а о наказании мы с вами поговорим в Москве".
     Окончательно осознав, что мост возвращения в Советский Союз сожжен, Юрий Петрович записал со мной более чем часовое интервью о Высоцком.
     Часто заходившего к нам домой на огонек замечательного человека и художника Давида Львовича Боровского я не посмел подвергать опасности записи с "вражеским голосом"; Боровский, в отличие от Любимова, однозначно решил вернуться из лондонской творческой командировки в Советский Союз.
     Но и большое записанное интервью с Любимовым, и многочасовые застольные беседы у меня дома на кухне с Боровским послужили основой для будущей передачи. Как ни странно, снабдить дополнительными деталями эту основу оказалось уже проще.
     Сначала я отправился в Париж, в гости к живущему там в изгнании Андрею Донатовичу Синявскому. (Фрагменты этого интервью о его знакомстве и дружбе с Высоцким вошли в передачу, а затем, в более расширенной форме, несколько раз перепечатывались - последний раз в 2017 году в Москве, в вышедшем там сборнике "Всё не так, ребята!")
  

  
     Но самую большую поддержку я получил от вдовы Владимира Семеновича - Марины Влади. На мою просьбу об интервью Марина практически сразу же откликнулась приглашением приехать к ней во Францию.
     В её большом доме в одном из тихих предместий Парижа, где так любил бывать и жить Высоцкий, мы проработали два дня.
     Часть интервью мы записали в той комнате и за тем столом, за которым часто работал сам Владимир Семенович. Удивлю ли я кого-то, если скажу, что прямо из окна его комнаты была хорошо видна посаженная Мариной береза?
     Вероятно, я задавал правильные вопросы, и Марина почувствовала, что означает для меня творчество Высоцкого, потому что под конец нашей встречи она сделала для меня бесценный подарок, передав мне в пользование кассету со студийной записью автоинтервью Высоцкого.
     Это была уникальная по тем временам запись не песен, но ответов Высоцкого на вопросы несуществующего интервьюера. Высоцкий сделал эту запись в Риме, в пустой студии, впрок, не имея ни малейшего представления о том, выйдет ли когда-либо эта запись в эфир, услышит ли его рассказ его аудитория в Советском Союзе.
     Размышления вслух и песни Высоцкого, а также рассказы его друзей-современников я смонтировал в пятидесятиминутную передачу - формат, в два раза превышавший по времени наш стандартный. Реакция аудитории была практически мгновенной: трудно подсчитать, сколько раз с тех пор эту передачу выпускали в эфир по просьбам слушателей. Для Русской службы Би-би-си это стало своеобразным вариантом "Иронии судьбы".
     Мне же лично - дало возможность записать в собственный послужной список строчку, которую пропел-прокричал великий бард: "Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, мне есть чем оправдаться перед ним".
     Он ушел от нас чудовищно преждевременно. А я до сих пор многие явления нашей жизни примериваю к нему, живому: как бы он отразил их в своих поэмах? Уверен, что у нас появился бы и поэтический рассказ "О грустном олигархе", и песня-размышление "Стерхи привередливые", и суровые поэмы о живых и павших в новых войнах.
     Может быть там, на небесах, Владимир Семенович Высоцкий по-прежнему сочиняет и поет свои песни, но уже ангелам? Восхищаются ли они его талантом, как и мы, земляне? Если у них есть поэтический вкус, то, наверное, да.