Николай Николаевич Ивановский

Не губите молодость, ребятушки,
И не слушайте советов вы ничьих,
Слушайте советы родных матушек", -
Под гитару пели уркачи.

А луна блуждала за бараками,
Беглецов из лагеря искала…
Пели урки, словно горько плакали,
И жестоко чокались стаканами.

А луна блуждала за бараками,
Ночь клонила часовых ко сну…
Пели урки, словно горько плакали,
Вспоминая детство и войну.

Как ходили матери к ним, вдовушки,
Как ходили с передачею в тюрьму.
Ох, качались пьяные головушки
В призрачном махорочном дыму…

"Свободу вы любите…"

На садках у трамваев
Бегаешь, перегоняешь,
С понтом на работу ты спешишь.
Ты бьешь "бока", портфели,
Ты мастер в этом деле.
Бьешь, пока не попадешь…

А когда в тюрьму приходишь,
Разговор такой заводишь:
"На свободе, братцы, можно жить.
Свободу вы любите, свободой дорожите,
На свободе, братцы, можно жить".

В ресторан приходишь пьяный
И клянешься своей мамой -
Больше воровать не будешь ты!
Но проснешься утром рано,
Снова рыщешь по карманам,
Пока в "Кресты" не попадешь…

А когда в "Кресты" приходишь,
Разговор такой заводишь:
"На свободе, братцы, можно жить.
Свободу вы любите, свободой дорожите,
На свободе, братцы, можно жить!"

      1950 г., Норильск

"С малых лет…"

С малых лет, судьбе я непокорный,
Грязный весь от пыли и ветров,
Я скитался хилый, беспризорный,
По бульварам шумных городов.

Жил и рос, не зная сам, откуда
В сердце затаилась тень и злость.
Может быть, в побоях самосуда
Мне таким остаться довелось.

Эх, да что там! Годы пропадали,
Не жалел я больше ни о чем:
Мне не зря цыганка нагадала -
Станет мне родным казенный дом.

И метались пьяные шалманы,
И свободой я не дорожил.
У кого-то были папы, мамы,
Ну, а я с дворняжками дружил…

С малых лет, судьбе я непокорный,
Грязный весь от пыли и ветров,
Я скитался хилый, беспризорный,
По бульварам шумных городов…

      1952 г., Норильск

"Каторжанки"

В мужских кожанках,
В туфельках модных
Шли каторжанки
По грязи холодной.

За ними стража
В землю сопела…
Качалась баржа
И пристань скрипела.

В мужских кожанках,
В бушлатах этапных
Шли каторжанки
По скользкому трапу.

За ними гудел
Ветрище осенний,
На сизой воде
Сшибались их тени.

Несли из тюрем
В руках узелочки,
В черные трюмы
Спускались цепочкой.

На чьи-то плечи
Вдруг руки повисли…
И… человечину
Почуяли крысы.

В мужских кожанках,
Тонки и красивы,
Шли каторжанки,
Ромашки России!..

"Вологодский парень"

Был он парень - ничего!
Нам давал махорки.
Он конвойным был, вагон
Охранял не зорко.

Поезд мчался во весь дух
И мелькали шпалы.
Он курносый был, лопух,
Вологодский малый.

Говорил бы с нами век
О любимой Тоне,
Но готовили побег
Зеки в том вагоне.

Темнота. И снег был рыхл
На крутых откосах…
Не хватило пятерых
На поверке, в восемь.

"Эй, в погоню! Их назад!"
Спущены собаки.
Под старшинский крик и мат
Парень горько плакал…

Поезд мчался во весь дух
И мелькали шпалы.
Застрелился наш лопух,
Вологодский малый.

Кто кого тогда убил?
Парень, их прости ты.
Знать, Россию ты любил,
Как и тех… убитых.

      1960 г.

"Амнистия"

Амнистия! Амнистия!
Нет нар и пайки хлеба!
На вышке "цирик" свистнул
И выстрелил в небо…
На выстрел
Кто-то в следственной
Орет в окошко басом
И "цирика" приветствует
Тряпкою матрасной.
Перед глазами улицы,
Трамваи и мосты…
Гудят, как сотни ульев,
Кирпичные "Кресты".
А вдали, у крейсера,
Нам музыку играют,
На решетках весело
Сосульки подтекают…
На завтрак разливают
Жирную баланду,
И ключники не лают,
Не называют бандою…
Под солнцем ослепительным
Искрится ледоход…
Амнистия! Амнистия!
Шел сорок пятый год!..

      1959 г.

"Бой - девка"

Была бой-девка,
В наколках руки,
Ругалась крепко:
"Эх, падлы, суки!"

По лагерю шла,
Ну, королева!
С вором жила.
Дала "налево"…

"Ссучилась, стерва?
Ты с кем связалась?
От нашей веры
Ты отказалась?"

Но только девка,
В наколках руки,
Любила крепко…
Убили… урки.

      1961 г.

"Бывший"

Сшибались ветры лбами,
Трубили песни вьюжные.
А я все "барабанил"
Жизнь свою ненужную!
За то, что не трудился,
Меня в кондей сажали
И на работу гнали…
А я на снег садился!
Меня тащили волоком
Из лагерных ворот,
А я, щетинясь волком,
Крыл всех и в мать, и в рот…
Я был картежник ярый!
Не чувствуя спины,
Обыгрывал весь лагерь.
Проигрывал штаны…
За это больно били,
Наотмашь, по обиде…
Меня все не любили
И я всех ненавидел!

      1961 г.

"Побег"

Спал лагерь заключенных
В бараках ночью черной.
Смерть зорко караулила
Обещанными пулями.
"Сбежал, сбежал, сбежал!"-
Часы-виски отстукивали…
Секундам бросив вызов,
Кровь с руки облизывая,
Бежал, бежал в безлюдье,
Ночь рассекая грудью.
Шел в лихорадке утра,
Что по зубам колотит,
Я задыхался, путал
Дорогу, вяз в болоте…
И вновь кустарник редкий,
Закат и горсть рябины…
Лицо хлестали ветки:
"Не убили,
не убили…"

      1964 г.

"На блатхате"

Мы пили и ели.
Бутылки, тарелки пустели.
Час прожил ли,
день ли -
Спускал я все деньги!
Знал, что придется
Валяться в тюрьме на нарах…
Что даром достается,
То и уходит… даром!
Под пьяную гитару
"Цыганочку" прошел я
Вдоль жизни дешевой -
Медленно и грустно.
От воровского крика:
"А ну, еще рвани-ка!"
Сосульками звенела
И дрожала люстра…
Повернувшись круто:
"Эх, нате, уркаганы!",
Под визг проституток
Взлетел на стол поганый.
И чечетку дробную,
И чечетку злобную
Отбил
сапогами!
Топтал сапогами,
Топтал остервенело
Тарелки и фужеры,
И грязные салфетки,
И гнусные объедки.
Топтал!
Топтал отчаянно
И свое отчаянье!
От бешенства и водки
Упал без чувств на стол…
Лишь прохрипела глотка:
"Деньги…
выдумал…
кто?"
      1963 г.

"Бубновая дама…"

"Тик-так-так," - все стучали колеса.
"Тик-так-так," - увозили на Север.
Я спокойно дымил папиросой
И карты раскладывал веером…

А где-то, за далью щемящей
Девчонка в общаге осталась…
Над жизнью блатной и пропащей
"Бубновая дама" смеялась…

"Тик-так-так," - все стучали колеса.
Я на нарах лежал и томился,
И опять дымил папиросой.
На "бубновую даму" молился…

1959 г.

"Письмо"

Вы мне на Таймыре снились
До самых последних встреч:
На платье из снежных лилий
Локоны плыли до плеч…

Метели протяжно выли,
Морозы трещали жуткие.
За водку, что вместе пили,
Липли ко мне проститутки…

Боялся я тела голого,
Боялся его молвы.
Хмельную ронял я голову
И видел хмельные сны.

В бараке скрипели двери
И тихо топилась печь.
Вы снились мне на Севере,
Волнистая до плеч…

      1959 г.

"Постой, паровоз…"

Постой, паровоз, не стучите, колеса,
Кондуктор, нажми на тормоза.
Я к матушке родной с последним поклоном
Хочу показаться на глаза.

Не жди ты, мать, сыночка, беспутного сына,
Не жди ты, мать, сыночка никогда.
Его засосала тюремная трясина,
Он с волею простился навсегда.

Пройдут мои годы, как талые воды,
Пройдут мои годы, может, зря.
Не ждет меня радость, клянусь тебе свободой,
А ждут меня по новой лагеря.

      1946 г., Карелия.

"Россия"

     "Эпохи разные,
     казнят по-разному…"
         А. Гутан

В небе, над Красной -
воронья стая.
Морозом
дышал парад…
Россия:
"Это есть наш последний"
Торжественно пела.
"Сталин!
Сталин!"

* * *

…Прут этапы
В "столыпинских"
На Таймыр,
Колыму…
Приказ особый
И четкий дан:
"Дудинка!
Магадан!"
Каждому -
селедка
И смех конвойных:
"Жрите!
Чтоб сгинули:
Болты вагонные
В инее -
лижите!!"
От Москвы,
От Вологды,
Каждый с голода
Ничего
не весит…
О, портфельный век!
Скот - Человек!
Мощи!
Жаловаться -
некому…
Но в баржах с зеками
Глазастая,
тощая
Качается песня:
"Мы помним тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмый…"
И вот…
Под команду конвойных:
"Вперед!" -
Между бушлатами
каторжными
Столбы снежные
Пурга косматая
Крутит,
крутит…
Как быть?
Куда бежать?
Кругом винтовки
Упираются в спины:
Шагают - рядом…
Потуже бушлат
Затянув веревкой,
За баланду
И "триста" на брата,
Россия долбит
Камень, руду,
Лес пилит;
Перед костром
Охрипшим ртом
В ладони дует,
Плачет
и шутит:
"Колыма ты, Колыма,
Веселая планета,
Двенадцать месяцев зима,
А остальное - лето…"
Пурга косматая
Крутит,
крутит,
Россия слабеет,
слабеет -
Ни посылок, ни писем…
На гордых нарах
Чахоткой
валяется
В рубашках нестираных.
Томится в "клоповниках"
и кондеях.
Жить,
жить,
жить!..
"Убейте!" -
вызов
бросает "крысам".
Кара!!
И застревают
пули
В затылках
растрелянных,
Сползающих в ночь,
на камни…

* * *

Эпохи
забудут казни,
Забудут,
что люди сами -
И судьи
и подлецы.
Забудут гордых,
мятежных,
Забудут и тех,
Подкошенных
трусостью,
Падающих
на колени
Перед деспотами,
Перед их
Ничтожной
славой,
Что обезглавливает
Народы храбрые
Подлостью
мировых масштабов…

* * *

За что,
за чье двуличье
Нынче,
в дни наши
Правдой вчерашней
Взвинченные,
Склоняясь тенями
Под тусклыми лампочками
У фотографий,
Что от времени
Пожелтели и лопаются,
Тихо, тихо,
В ночных шлепанцах,
Плачут
седые
Скифки?

      1963 г.

* * *

Когда-то тихо и печально
Русь пела песни ямщиков,
И в люльках женщины качали
Смутьянов и бунтовщиков…
  

А мир всегда был тесен
Для воли и для песен,
А мир всегда был злой,
Всегда кричал: "Долой!"

* * *

"Эй, разбойники! Ко мне!" -
Свист в лесу дремучем.
Кто-то едет на коне
По дороге, с кручи…
Тишина.
Сова притихла.
Спал тридцатый век…
Заломив кепчонку лихо,
Ехал с песней человек…

* * *

Все тот же смех,
все тот же плач,
Все тот же свет во мгле.
И блоковская кобылица вскачь
Все мчится по Земле…
Все та же удаль в нас кричит:
Мы - принимаем бой!
В который раз звенит
и щит,
И меч над головой!
Но подлость и обман кругом:
Попробуй - не споткнись,
Коль близкий друг твой
стал врагом,
Чтоб самому спастись…
Коль вечно на Земле живет
Плач друга,
смех врага -
Пусть блоковская кобылица ржет,
Сменяя
седока!

* * *

Заглянул я в зеркало
души своей
И сказал: "Сударыня, налей!
Остограммиться хочу я из стакана, -
Слишком много на Земле обмана…"
А душа прищурилась
и в злости
Мне ответила: "Вы, сударь, бросьте
Предо мной паясничать, кривляться…
Мировую! Чтобы не ругаться…"
Взяли мы с ней в лапы по стакану,
Чокнулись и - не было обмана

* * *

Век - на век похожий.
Мир, как на ладони:
Кто-то держит вожжи,
Кто-то - вечно кони!..

* * *

Эй, стукачи!
Вы - палачи!
Вы - тля!
И буква ваша… "О"!
Ну, как петля!

* * *

Все идет на убыль,
Мир устроен так:
Потеряешь рубль,
А найдешь пятак!

* * *

Одной тоской мы не изгладим лоб
Ни от морщин, ни от забот…
Подумаем-ка лучше на досуге
О смелости души своей и сердца!
От клеток подлости, коварства,
От крысоловов своих судеб
Нам надобно бежать, бежать, бежать…
Нам - бегство от банальных истин
И наводненье чувств - к лицу!
Облезлые, затравленные жизнью,
Приманку -
яд, кусок благополучья -
Мы мудро обойдем…
Но вот беда:
Мы ходим все у клеток
и ловят нас
На осторожности и писке,
И никуда от этого не деться…

Подумаем-ка лучше на досуге
О смелости души своей и сердца!

* * *

Метель
взмахнула белым хвостом
И - замерла в одышке…
Надвинули к скулам
ворот пальто
Руки мои - ледышки.
За пазухой рукопись:
сердце - у сердца…
Тихо прильнули друг к другу
Стихи мои - люди,
люди в Освенциме,
Бесстрашные
и…
испуганные!..

"Диалог с МИЛИЦИОНЕРАМИ"

…Спокойно, люди добрые!
Я пьян, стою на холоде…
Клянусь своими ребрами -
Русь возрождалась в Вологде:
Я помню "Свадьбу" Яшина,
Залысины Рубцова…
А дальше, что допрашивать?
Я не скажу - ни слова!

"Русскому зеку"

В.Шаламову

Отчего на сердце неспокойно
И душа опять, как встарь, болит…
Вижу я одну из грязных коек,
На которой русский зек лежит…

Почему такая участь пала
На поэта - божью благодать!
Разве Колымы поэту мало,
Чтобы вновь безумствовать, страдать…

О, Шаламов! На исходе века
По России осень моросит,
Я целую полотенце зека,
Что на шее у тебя висит…

* * *

Стояла бутылка, кипел самовар,
Картошка варилась и жаждала соли.
Над ухом звенел одинокий комар,
Себя ощущая в избе, как в неволе…

Мы слушали вечер и тихую печь,
На мышь даже шикнуть не смели,
Слова берегли, чтобы души сберечь,
И горько на пламя глядели

* * *

Отцветут глаза и мечты.
Утро новое постареет.
Покосятся наши кресты
На могилах, где ночь сыреет…

Унесем мы тоску в груди,
Чтоб другим жилось веселее…
Мы - как солнечные дожди,
И не надо нам мавзолеев…

* * *

Мне бы - вечности покой,
Шорох - паутинкой.
Раствориться б за рекой
Утреннею дымкой…

Где за бугорком сидит -
Гномом - пень багряный,
Солнце нежно городит
Просеки, поляны.

Растянувшись на траве,
От всего забыться
И следить по синеве
За парящей птицей…

* * *

Колю дрова,
Ищу слова
Среди лопат
И ржавых вил…
Смотрю в окно
И пью вино,
И взгляд
На двор остановил:
Трещит сорока
Одиноко,
Изба напротив -
Неживая,
Забор,
на нем -
С моим котом
Сидит котярша
Очень злая…
А там,
где только что
Дрова колол,
Засыпан снегом
Летний стол,
Топор и…
плаха у сарая.

* * *

Кругом черно.
Я пью вино.
Ни осень, ни весна.
Я пью вино.
Мне все равно -
Я выпил жизнь до дна.
Надел сапог,
Надел, как смог
(Одна нога босая),
И вышел хмуро на порог.
А предо мною,
Прыг да скок,
Она стоит -
"Косая"…
Я говорю ей:
"Что пришла?
Меня забрать?
Зовешь ли в гости?" -
"Да, сударь,
Тебя бы я взяла,
Но у тебя нет злости…"
Кругом черно.
Я пью вино…

* * *

Вино, вино,
      - дно!

* * *

Погрейся, муха,
Под настольной лампой.
Весна вскружила голову тебе:
Ты чешешь крылья
незаметной лапкой,
Потом вовсю играешь на трубе…
Ах, музыкантша,
Не жужжи над ухом:
Печаль, тоска
несвойственны тебе.
Зачем, зачем
тебя назвали мухой,
Зачем всю жизнь
играешь на трубе?

* * *

Я избежал позора и стыда:
Не предал никого
и не боялся пули.
Прошли далекие мои года.
Их свечи
- ангелы задули…

* * *

От горя ли, от ясного ума
Ведет меня дорога до острога.
Тяжелая, житейская сума
Дана мне, как и нищему, от бога.
От горя ли, от ясного ума
Мне снится та, кирпичная тюрьма…

* * *

В темницах наших душ
Есть узники - слова,
Которых мы не скажем
Ни врагу, ни другу:
Они - протест,
И не подвластны
Смирительной рубашке,
Голодовке,
Объявленной в сердцах,
В тюрьме и на свободе.
Они -
недосягаемы для прозы…
Есть узники - слова
В темницах наших душ,
Они -
уходят с нами…

"Голуби"

Эй, взвивайтесь, голуби!
К солнцу -
    выше,
      выше!..
Запрокинув голову,
Стою над крышами…
Я взрослым не был,
      не был!
Вот глаза зажмурю
И захлебнусь я небом,
Захлебнусь лазурью…
И пусть, где солнца пятна,
Где белье, пеленки,
Бежит на голубятню
Вредная сестренка…
И пусть мы машем, машем
Белой тряпкой-флагом,
И мягко, в ноги наши,
Ткнется кот-бродяга,
И снизу крикнет мамка -
Добрая, бедная:
"Колька! Тамарка!
А ну, марш - обедать!"
И мы в ладошки-рупор
Ей отзовемся там:
"Ма-ам,
      мы не хотим супа!
Мы не хотим,
      ма-ам!"
Эй, голуби!
      Купайтесь
В солнце -
     выше, выше…
Мой свист в два пальца,
Лети над крышами!

* * *

- Больно, дядька!
Ухо!
Я не крал конфет!
Врет эта старуха!
Просто денег нет,
А спросить конфет -
Не хватило духа…

- Тихо, дядька!
Ухо!
Не хочу конфет!..

"Тётя Даша"

Нас мыла женщина в войну,
Худущих и ребристых,
Мочалила нам спины
Чудовищно, неистово.

При этом пела песенку:
"Разлука ты, разлука…"
И, в нашем понимании -
Была большая злюка.

Она ж в детдоме нашем
Любила всех ребят…
Ах, тетя, тетя Даша:
Войны нет… и тебя.

      1956 г.

"Мальчики"

Приуныли голуби,
Голуби блокадные,
Замерзали голуби
И на землю падали.

Почему вы, мальчики,
Хлеб им не бросали?
Потому что мальчики
Умирали сами…
      1956 г.

"Голос из детства"

Забыть, забыть прошедшее:
Все сорок зим,
   все сорок вёсен…
     Забыть и треугольно-черных
Стрижей,
    носившихся
     над школой,
И писк птенцов,
      невидимых, как воздух,
Но зорких, как любое детство.
Забыть девчоночьи глаза,
Похожие
    на маленькие глобусы,
И синий бант
     с чернильной кляксой, И всех соперников десятилетних… Забыть обшарпанный,
   весь в трещинах, Тот репродуктор на столбе у дома,
Нам сипло объявлявший о бомбежках…
Досаду, злость и плач эвакуаций,
Горящий полустанок,
дрожь вагонов,
И скрежет рельс,
И свист летящих шпал,
Истошный материнский крик,
И бант,
    единственный от жизни -
Той девочки, с глазами,
Похожими
     на маленькие глобусы…
Забыть детдом,
Зовущий на линейку горн,
Крапивный суп с одной жиринкой,
Блокадных мам,
      отцов убитых,
И боль сиротства
В душе у беспризорника,
Уснувшего
   на лунных камнях,
Обняв ребристую собаку…
Забыть, забыть…
    А кто позволит?
Да и легко ли?
Я детством болен!

"Беспризорник"

Убегу от воров и бандитов,
Ветер будет тряпье мое рвать.
А, чтоб быть приодетым и сытым,
Я по новой пойду воровать.

Ничего мне на свете не надо,
Только знать, где живет моя мать:
Разбросала меня с ней блокада,
Не могу я ее отыскать.

Скоро, скоро я стану мужчиной
И на фронт убегу далеко…
По какой-то случайной причине
Там найду я отца своего.

Ой, вы люди, советские люди,
Вы хотите культуру создать,
Если к вам беспризорник прибудет,
Не должны вы его обижать.

      1951 г., Норильск

"На Таймыре"

Под конвоем,
В вихрях метели
Я шел, спотыкаясь,
еле-еле.
А в висках стучало, стучало:
"Начинай, брат, все сначала!"
И я начинал,
Начинал в поту
Долбить вечную мерзлоту.
Долбил в мороз,
Долбил в пургу.
Ноги дрожали -
Хотели сдаться.
Спина кричала:
"Я - не могу!"
Но я ей велел…
сгибаться! Да так,
Что хрустели кости:
Киркою,
    лопатою,
      злостью!

      1959 г.

* * *

О, мчитесь рельсы по Руси!
В товарняках и скорых,
По вам я много колесил,
Как зек и беспризорник…

По всей стране, у всех морей,
Когда я был мальчишкой,
За проволокою лагерей
Следили зорко вышки…

Я слышал стон, я видел плач
В вагонах и на баржах…
И был тогда один палач,
Убийцей - чуть не каждый!

* * *

Пусть дружит с петлею слава
И пьянство нам ставит меты,
Пусть наши погибнут мессы,
И не избегнут травли
лагерные поэты -
Есть лагерь, набитый нами
За наши стихи и дебаты…

"Пела Лолита…"

Пела Лолита Торес,
Пела она на экране…
В кинотеатре "Аврора"
Я прижимался к Тане.

В платье воздушном, белом
Лолита была на экране…
Робко и неумело
Я прижимался к Тане.

Красива была Лолита,
Тонка и изящна станом,
Пела о сердце разбитом…
Я прижимался к Тане.

Люди клевали носами,
Все от войны устали.
Локон ее касаясь,
Я прижимался к Тане.

Время так быстро мчится,
Мы уж седыми стали…
И никому не приснится,
Как я целовался с Таней…

* * *

Оранжевая, оранжевая!
Лежала рядом…
Оранжевая! Оранжевая!
Вертела задом…
Оранжевая, оранжевая!
Рыжая!
Ушла… обиженная…

* * *

В болоте чавкала вода,
В воде качались тучи,
А мы тащили провода
По кочкам и по сучьям.

Дышали легкие, с утра
Не зная перекура…
Нацелились прожектора
В осеннюю натуру.

А дождь нещадно лил и лил,
Не охлаждая споры…
На кинокамеру ползли
Продрогшие актеры.

На клюквенные кочки мы
Несли тарелки с супом:
Обедала на корточках
Вся съемочная группа.

В болоте чавкала вода,
Отснятая на пленку,
А мы тащили провода
На место новой съемки.