Николай Караченцов: «И зарёванный зал встал. Я за такое кино»

     В организации этого концерта принял участие импресарио Владимир Урецкий. Он вспоминает: «Утром на вокзале встречал Караченцова. Вошёл в вагон московского поезда, увидел с детства знакомую улыбку Николая Петровича. Вместе с ним была его ученица, лауреат международных конкурсов Марина Ширшикова, которая тоже участвовала в программе.
     Караченцов выглядел уставшим. Возможно, накануне был задействован в спектакле или съёмке, много курил. В Казани перед концертом его ждала прямая связь с читателями одной из городских газет, интервью с журналистами, репетиция и, конечно, вечернее выступление».
  

     По словам Владимира Урецкого, организация концерта проходила тяжело. Вроде бы приезжает популярный и любимый актёр, известный по ролям в «Собаке на сене», «Приключениях Электроника», «Человека с бульвара Капуцинов», но по каким-то причинам продажа билетов шла из рук вон плохо. Даже ставился вопрос об отмене выступления. К счастью, выручила администрация Кировского района, выкупив большую часть билетов и распределив их ко Дню учителя работникам образования.
     Караченцов, отдохнув в отеле, на прямую связь с читателями газеты немного опоздал. Общался целый час, сократив репетицию. Николая Петровича, как только он в гримёрке подсел к телефону, ждал приятный сюрприз: к нему дозвонилась художественный руководитель Казанского хореографического училища, легендарная танцовщица Нинель Даутовна Юлтыева, с которой был знаком с детства. Ещё в начале 50-х годов прошлого века она вместе с мамой Николая Петровича участвовала в постановке балета «Шурале». Очень хотел увидеться с ней, приглашал на концерт, но она прийти не смогла.
  

     Далее пошла череда самых разных вопросов. Спрашивали: считает ли он актёрскую профессию мужской, так ли велико у артистов желание быть в центре внимания, на виду у публики? Караченцов ответил так: «Знаете, это такое расхожее мнение, что актёрская профессия – скорее дамская. Во многом так и есть. Но мне кажется, что все зависит от самого человека. Я видел актёров-мужчин, в которых желание нравиться сидит очень глубоко. Они делают всё, чтобы угодить режиссёру и добиться роли, а на сцене рисуются, любуются собой. У нас в институте это считалось плохим тоном, и за это били – в переносном смысле, конечно».
Интересовались: как он относится к тому, что актёрскую профессию считают сродни древнейшей? Караченцов согласился, что в этом есть определённая доля правды: «Вроде как человек изменяет себе: произносит не свои слова, переживает не свои чувства, которые, может быть, не соответствуют его убеждениям, принципам. Но на то ты и профессионал, чтобы убедительно сыграть всё, оставаясь при этом самим собой. А это непросто. В своё время, когда началась перестройка, Жванецкого спросили: «Как вы перестроились?» Ответил: «А никак. Мне не надо перестраиваться – я и раньше не врал». Мне в этом смысле тоже повезло – я попал в тот театр, который и раньше не врал. Каждый наш спектакль худсовет принимал с боем, по нескольку раз, Марк Захаров отстаивал каждое слово».
     Актёр откровенно ответил на вопрос: приходилось ли ему в жизни проявлять трусость? Говорил своим хриплым баритоном в трубку: «Вопрос, скажем так, ниже пояса, поэтому никогда на него не отвечу. Человек трусит. Любой. Проблема в другом – сможет ли он с этим чувством совладать? Я уверен, что каждый из нас трясётся за свою жизнь и жизнь своих близких. И это нормально. Но вот преодолеть страх, переступить через него – это уже качество истинного мужчины. Могу сказать, что иногда у меня получалось. Не всегда. Буду честным».
     Караченцов рассуждал о художественных пристрастиях своих современников – любителей кино: «Как мне кажется, общий вкус, не хочу никого обидеть, оставляет желать лучшего. Особенно, если учесть, что сваливается на нас с экранов кинотеатров или телевидения. Так уж устроен человек, особенно молодой, несформировавшийся: когда он смотрит какую-то чепуху, вначале, разумеется, его мутит от этого. Потом он начинает думать: может, он чего-то не понимает, может, это действительно хорошо? А на шестой раз ему уже начинает нравиться. И его уже тянет это смотреть – вошло в привычку. Сколько мы видим, извините, некачественного материала, который к нам поступает в основном из США? Ощущение диверсии! Это может быть очень красиво упаковано, но, скажем, для меня «Титаник» – это среднее кино. Можно увлекаться компьютерной графикой, открывать самые сумасшедшие эффекты, которые будут тебя захватывать и будоражить. Но есть фильмы, где именно чувства людей на экране переданы так сильно, что все зрители рыдают! Вот вы сидите в каком-нибудь кинотеатре со стереозвуком и вместе с камерой падаете в пропасть: «О-о-ох!» Дух захватывает! А у нас «Летят журавли» на международном фестивале показали, да ещё на русском языке, – и зарёванный зал встал. Я за такое кино».
  

  
     Досталось от Николая Петровича и репортёрам: «Журналисты такое иной раз понапишут… Так уж они устроены, будто это свобода слова, а на самом деле – порой просто беспардонность, разнузданность: чем погаже да пострашнее – сразу на первую страницу. Половина – враньё. Стыдно, противно. Читаешь, появляется ощущение, что в кошмаре живёшь. И думаешь: а кто это читает? Кто за нами идёт, что за поколение, что за молодёжь завтра будет строить нашу с вами страну? И оторопь берёт. Проституция, наркомания, насилие. Ни одной извилины в башке. Да сдался им тот же Достоевский, Есенин, Маяковский, Чайковский!».
  

     После прямой линии с читателями Караченцов начал готовиться к выходу на сцену. Владимира Урецкого поразило такое перевоплощение: «Казалось бы, только что сидел уставший, несуетный человек… И вдруг на сцене – сгусток энергии, молниеносная реакция на всё, будто он выступает в последний раз и ему просто необходимо выложиться по полной: спеть, станцевать, почитать стихи, продемонстрировать стэп. Концерт прошёл при полном аншлаге, зрители были на пике эмоций: кто-то из них подпевал, кто-то утирал слёзы…
  

     Николай Петрович ушёл со сцены без сил, но окрылённый приёмом публики. В гримёрной присел на стул, выпил стакан минеральной воды, закурил. И вдруг толпа зрителей ринулась к нему: как обычно, хотели взять автограф, сфотографироваться на память, сказать тёплые слова… Но Караченцову уже через 20 минут нужно было ехать на железнодорожный вокзал, а до этого – вещи собрать, переодеться. Мы переглянулись – и поняли друг друга. Я вышел из гримёрки и закрыл за собой дверь. Держу оборону, так сказать, объясняю, что артисту нужно готовиться к отъезду. При виде этой всенародной любви, в голове пронеслось: если бы учителям не подарили эти билеты, встречи-праздника могло бы и не быть... Люди через какое-то время направились в гардероб и – по домам. Николай Петрович был практически готов к отъезду, пожал мне руку, улыбнулся, как при встрече утром, и сказал: «Спасибо!».
  

     Владимир Урецкий, когда наблюдал Караченцова на сцене, невольно сравнивал его работу – по самоотдаче, надрыву, энергетике – со своим кумиром Владимиром Высоцким. Но он не знал тогда, что Николай Петрович был хорошо знаком с Владимиром Семёновичем. Об этом он узнал от Людмилы Поргиной, которая рассказала всю подноготную дружбы известных всей стране актёров. «Высоцкий для Коли был брат по крови, родственной душой, – поделилась воспоминаниями Людмила Андреевна. – А началось всё со школы-студии МХАТ, в которой они учились в разные годы. Высоцкий научил Колю играть на гитаре. Володя не был в то время популярным актёром кино, ещё не сыграл роль Гамлета, часто приходил в школу-студию с гитарой и учил тамошних студентов, как петь, брать аккорды. А подружились они, когда Николай Петрович уже окончил школу-студию МХАТ и стал работать в театре «Ленком». Высоцкий говорил: «Мы одной крови. Олег Даль, ты, Коля, и я – настоящие мужики». Предлагал открыть совместный театр, на что Коля ему отвечал: «А не сопьёмся?»
     Они время от времени встречались, мы ходили к Высоцкому на спектакли. Когда вышел на экраны фильм «Место встречи изменить нельзя», мы специально освободили вечер от репетиций, сидели дома у телевизора. Посмотрели первую серию, нам очень понравилось, я говорю: «Коля! Позвони Володе, скажи, что картина замечательная!» А он мне говорит: «Да сейчас не дозвонишься. Ему, наверное, все звонят, поздравляют». «Коль, ну попробуй, набери его номер!» Он позвонил: «Володя, это я, Николай». В ответ Высоцкий спросил: «Коля, ты чего?» «Ну, вот кино посмотрел…» «Ну?» «Очень понравилось, здорово…» «Правда, Коль? А мне никто не звонит…» Высоцкий всегда говорил: «Коля, мы с тобой народные артисты без звания», – тогда ещё у Караченцова не было звания Народного артиста РСФСР.
     Как-то после спектакля «Гамлет», а это была работа просто уникальная, мы зашли к Володе в гримёрку. Он стоял уставший и спросил: «Коля, ну как?» Ему было важно мнение такого же «ненормального» артиста, который отдаётся роли полностью, без остатка, как он сам в «Пугачёве», «Гамлете» и других спектаклях. «Гениально!» «Да ладно, не удалось, наверно?» «Да, гениально!» «Правда? Ну, я рад!»
     Однажды я стала свидетелем такого разговора. Мы с Колей были на Ленфильме и там встретились с Высоцким. Володя говорит: «Слушай, старик, я тебе хочу сказать, вот ты такой – теннисист, футболист, прыгаешь в воду… Мы же умрём очень быстро». Коля с недоумением: «Я же спортсмен...» «Да не поэтому, мы же горим как свеча с двух сторон, чтобы людям осветить путь, показываем – вот он свет...» Коля в ответ: «Ну ты меня напугал!»
Нет сейчас с нами Караченцова и Высоцкого, но их роли, где ощущается безграничная преданность профессии, до сих пор с экранов впечатляют людей и греют их души.