Котлярчук Б.Л. - «Старые песни. История и судьба» - «Кичман» Леонида Утёсова

     В 1928 году в ленинградском Театре сатиры была поставлена пьеса украинского драматурга Я.А. Мамонтова "Республика на колёсах". Один из персонажей — Андрей Дудка (его играл тогда ещё драматический актёр Леонид Утесов) по ходу пьесы пел стилизированную под уголовный фольклор песенку "Одесский кичман" (авторы не афишировались). Год спустя Леонид Утесов включил этот шлягер в программу дебюта своего теа-джаза (театрализированного джаз-оркестра). В первой же рецензии "Одесский кичман" был квалифицирован как "манифест хулиганско-босяцкой романтики". Правда, там же было отмечено "ироническое толкование" и "талантливое компрометирование" этого "вопля бандитской души".

     Но это была ещё объективная и довольно доброжелательная критика первой программы теа-джаза Леонида Утесова. В 1930 году в журнале "За пролетарскую музыку" его репертуарное начинание уже названо "безобра­зием" и брошен воинственный клич: "Нужно изгнать с советской эстрады таких гнусных рвачей от музыки, как Л. Утесов и К°".
     В качестве реакции на официальный вызов Леонид Утесов в 1931 году записал на пластинку "покаянную" инсценировку "Беседа с граммофоном", куда был включен первый куплет "Одесского кичмана". Ироничный монолог "Беседы с граммофоном" представлял из себя подборку исполнительских цитат из "предосудительных" шлягеров собственного репертуара в сопровождении обвинительных реплик о "безобразиях" своего джаза и что "давно пора переключиться". А заканчивалась сцена беседы с са­мим собой куплетом:  "Пока, пока, уж ночь недалека. Пока, пока, вы нас не забывайте. И намекну я вам пока вы не надоели в Губчека... Пока, пока, уж ночь недалека". Пластинка эта была издана символическим "пробным" тиражом и использовалась в спектакле теа-джаза Леонида Утесова "Музыкальный магазин".
Найденный художественный приём предоставил возможность Л.О. Утесову публично демонстрировать "грехи своей молодости" вплоть до последних выступлений на эстраде. А первая фонограмма "Беседы с граммофоном" переиздана фирмой "Мелодия" в 1983 году под названием "Ваше прошлое!" в одном из дисков серии "Памяти Леонида Утесова".
     Полностью "Одесский кичман" Л.О. Утесов издал в грамзаписи в 1932 году. Но уже в 1935 году последовал категорический запрет цензурного ведомства (Главреперткома) на исполнение и распространение этого и прочих стилизаций "блатного" фольклора.
     Джаз-оркестр Л.О. Утесова был привлечен к выступлению в Кремле на банкете по случаю беспосадочного перелёта СССР-США, осуществлённого экипажем лётчиков во главе с В.П. Чкаловым. На этом концерте по просьбе И.В. Сталина был исполнен и повторён на бис "Одесский кичман". Злые языки позже с риском для жизни острили по этому поводу, что "блатной шлягер" пришелся по душе верховному "пахану" в его кремлёвской "малине". Вообще-то данный эпизод в артистической биографии Л.О. Утесова был довольно рисковым не только потому, что на календаре тогда был 1937 год. Ведь текст "босяцкой" песенки не так уж и безобиден для всех послереволюционных времён, как это может показаться при первом прослушивании. Но вождь народов, будучи в благодушном подпитии, дважды аплодировал со вставанием (а вослед ему и все его сотоварищи по Политбюро). А сам Л.О. Утесов не упустил случая, как бы, между прочим, "отчитаться" перед цензурным начальством об обстоятельствах нарушения запрета на исполнение "крамольной" песни и полюбоваться произведённым эффектом.
     Следует отметить, что "Одесский кичман", несмотря на упрощенную до карикатурной примитивности словесную "рыбу", не столь уж прост по содержанию. В самом деле, о чём идёт речь в песне? "С одесского кичмана бежали два уркана". Один из них жалуется другому: "Товарищ, то­варищ, болят мои раны". И в предчувствии близкой смерти обращается с просьбой: "Скажи моей ты маме, что сын её погибнул на посте с шашкою в рукою, с винтовкою в другою". А после этого своеобразного завещания вопрошает: "За что же мы боролись, за что же мы страждали, за что мы проливали нашу кровь?"
Что-то не похоже это на "толковище" банальных уголовников, с каких бы позиций "социально близких" их не рассматривать. Прежде всего, шашка и винтовка — не оружие блатных. Затем, какая бы то ни была це­ленаправленная "борьба" и гибель на посту — понятия, мягко выражаясь, не пользующиеся уважением в этой среде. Да и обращение "товарищ" у них не очень-то в ходу.
     Помимо всего прочего, уместно вспомнить, что песенка "Одесский кичман" извлечена из контекста пьесы "Республика на колёсах", повествующей о Гражданской войне. И персонаж, поющий её, Андрей Дудка — не из второстепенных. Согласно спектаклю, это — "президент" неких "зелё­ных", провозгласивших где-то на одном из железнодорожных полустанков свою "республику". А в песне он с обидой кивает на взявших верх "паханов" иной расцветки:  "Они же там пируют, они же там гуляют, а мы же — подавай им сыновьёв". Здесь не столько "ироническое толкование" внешней "хулиганско-босяцкой романтики", сколько в подтексте так назыемого "революционного героизма".
     Вторично к теме "кичмана" Леонид Утесов обратился во время Второй мировой войны: в 1943 году в репертуаре его ансамбля возникла "песенка о нацистах" под названием "Берлинский кичман" (стихи Л.О. Утесова, муз.обр. А.И. Островского). На этот раз "второго дна" в тексте не понадобилось. Оно и понятно: "малина" ведь не наша. Но по сути своей до боли похожа на "нашу". И мелодия у обеих песен общая, с той лишь разницей, что в "берлинском" варианте присутствует музыкальная цитата популярной немецкой песенки "Мой милый Августин".
     "С берлинского кичмана бежали два уркана" и "в пивной на Фридрих-штрассе" они решили "все народы покорять". При этом декларировали, что каждый их сподвижник из числа "всех блатных, кто на руку не чист, отныне уж не будет зваться он бандитом, а будет национал-социалист".
Цензорская бдительность не обминула своим вниманием "опасные параллели" пародии на "блатной" шлягер. "Берлинский кичман" был записан на пластинку единственный раз в 1945 году, но из-за "слишком легкомысленного текста" издан в пробном количестве экземпляров, не предназначенном для широкой продажи. Оба "кичмана" в одесском и берлинском вариантах переизданы в 1991 году в альбоме "Неизвестный Утесов".
     Опыт Л.О. Утесова по использованию формы музыкального городского фольклора при создании сложных по содержанию песен с философским подтекстом позднее развил в своём творчестве знаменитый бард В.С. Высоцкий. Но это уже иная тема.

С Одесского кичмана

С Берлинского кичмана