- Главная страница
- Новости Портала
- Живой звук
- Печатные материалы
- Авторские стихи и тексты песен
- Жанровая песня - тексты
- Литературный раздел - проза
- Владимир Урецкий представляет
- Творчество незрячих
- Видео материалы
- Партнёры
- Технический раздел
- Юмор
- Аркадий Северный - слушать концерты
- ProПесни с Максимом Кравчинским
- Форум
- Галерея
- Переводчик
- SpeedTest
02
Jun
2012
В сборнике цитируются также радостные уверения многих других воров (Поварский, Левитанус и др.), решивших покончить с позорным прошлым и начать новую, трудовую жизнь. Искренними были эти обещания или нет — на самом деле совершенно не важно, как ни цинично это звучит. Потому что всё равно для большинства уркаганов места в честной жизни попросту не было.
Правда, по окончании строительства канала казалось, что всё складывается как нельзя лучше:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО
КОМИТЕТА СОЮЗА ССР О ПРЕДОСТАВЛЕНИИ ЛЬГОТ
УЧАСТНИКАМ СТРОИТЕЛЬСТВА БЕЛОМОРСКО-БАЛТИЙСКОГО
КАНАЛА ИМЕНИ ТОВ. СТАЛИНА
В связи с успешным окончанием строительства Беломорско-Балтийского канала имени тов. Сталина, сооружения, имеющего огромное народнохозяйственное значение, и передачей канала в эксплоатацию, — Центральный исполнительный комитет Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Принять к сведению, что к моменту окончания строительства Беломорско-Балтийского канала имени тов. СТАЛИНА органами ОГПУ Союза ССР уже полностью освобождены от дальнейшего отбывания мер социальной защиты 12 484 человека, как вполне исправившиеся и ставшие полезными для социалистического строительства, и сокращены сроки отбывания мер социальной защиты в отношении 59 516 человек, осужденных на разные сроки и проявивших себя энергичными работниками на строительстве.
2. За самоотверженную работу на строительстве Беломорско-Балтийского канала имени тов. СТАЛИНА снять судимость и восстановить в гражданских правах 500 человек по представленному ОГПУ Союза ССР списку.
3. Поручить ОГПУ Союза ССР обеспечить дальнейшее поднятие квалификации в строительном деле наиболее талантливых работников из числа бывших уголовников-рецидивистов и при поступлении их в учебные заведения обеспечить стипендией.
Председатель Центрального исполнительного комитета
Союза ССР
М.КАЛИНИН
Секретарь Центрального исполнительного комитета
Союза ССР
А.ЕНУКИДЗЕ
Москва, Кремль, 4 августа 1933 г.
Однако на деле всё повернулось совершенно иначе. Ещё в лагерях многим каналоармейцам пришлось столкнуться с беспределом советской системы. Об этом не смогли умолчать даже авторы официозного сборника о ББК. Так, например, рассказывается, что домоуправление выселяет семьи заключённых из квартир на улицу. Правда, в сборнике повествование об одной из таких историй завершается «хеппи-эндом»: на судебное заседание приходит чекист и защищает жену и мать заключённого. Но ведь совершенно ясно, что к каждой семье чекиста не приставишь. А если человек — не ударник? А если не силён в грамоте и не писал просьб о помощи «гражданам начальникам»? Не говоря уже о том, что самим гэпэушникам некогда было разбираться с десятками тысяч таких жалоб! То есть понятно, что многие ударники Беломорстроя возвращались практически в никуда. Нетрудно представить, какова была их реакция...
Но это мы говорим о людях, у которых хотя бы были семьи. Что касается профессиональных уголовников, большинство из них давно потеряли все социальные связи. Даже те из них, кто готов был начать новую жизнь, чаще всего не могли этого сделать. Несмотря на громкие обещания со стороны властей, вышедшие на волю каналоармейцы столкнулись с негативным отношением к себе. Клеймо арестанта закрывало для них двери фабрик, заводов, учреждений, учебных заведений. И в середине 30-х возникает душещипательная песенная история:
Я сын рабочего, подпольщика-партийца,
Отец любил меня, и я им дорожил.
Но извела отца проклятая больница,
Туберкулёз его в могилу положил.
И я остался без отцовского надзора,
Я бросил мать, а сам на улицу пошёл.
И эта улица дала мне кличку вора,
Так незаметно до решёточки дошёл.
Блатная жизнь — кильдымы[1] и вокзалы,
И, словно в пропасть, лучшие года...
Но в тридцать третьем, с окончанием канала,
Решил преступный мир забыть я навсегда.
Приехал в город (позабыл его названье),
Хотел на фабрику работать поступить,
Но мне сказали: «Вы отбыли наказанье,
Так будьте ласковы наш адрес позабыть».
Порвал, братва, я эту справочку с канала,
Какую тяжким добыл я трудом!
И снова жизнь меня блатная повязала,
И снова — кражи, уголовка, исправдом.
Так знайте ж, братцы, как нам трудно исправляться,
Когда начальство нам навстречу не идёт!
Не приходилось вам по лагерям скитаться,
А кто покатится — тот сразу всё поймёт.
«Блатную жизнь навеки завязал»
Мы достаточно подробно рассказали о «перековке» уголовников на Беломорканале, но не упомянули о том, как реагировал на неё блатной, воровской мир. А ведь именно об этом поётся в балладе о Кольке-Ширмаче.
Разумеется, когда мы говорим о тысячах уркаганов, которые под напором чекистов и тотальной пропаганды всё же взяли в руки кирки и ломы, нельзя забывать о том, что так поступали далеко не все. Солоневич отмечает, что в лагерях ББК было немало отказчиков от работы, прежде всего — из числа урок. В значительной части отказчики состояли из воров, прошедших обряд «коронации»: они до последнего пытались «держать стойку» и не поддаваться «перековке». Однако надо принять во внимание то обстоятельство, что перелом 20–30-х годов прошлого века — это процесс становления института воров в законе, его первые шаги, начало выработки «воровской идеи». Мир «законников» ещё не был достаточно скован жёсткими табу, уголовное сообщество находилось в состоянии раздрая и брожения... Песня «На Молдаванке музыка играет», судя по всему, создана несколько позже, в середине 30-х годов, когда кодекс вора в законе уже сцементировал ряды «блатного братства». А пока, в период первой пятилетки, наиболее непримиримыми были воры, которые находились на свободе. В лагерях же они попадали под такой жестокий пресс, что многие попросту не выдерживали. Да ведь и то сказать: в «старорежимном» уголовном мире особых запретов на работу для преступника не существовало. Это уж кто как устроится. Не было также и запрета на службу в армии, к бывшим солдатам не относились с пренебрежением и презрением. В царской каторге бродяги занимали «хлебные» места, где можно «перекантоваться» (новым «воровским законом», наоборот, запрещалось пристраиваться на должности «придурков» — хлеборезов, бригадиров, нарядчиков, санитаров и т.п.).
Другими словами, «воровская перестройка» только начиналась. Поэтому далеко не все уголовники считали работу чем-то позорным. Ну, так масть легла, ничего страшного. Главное — выжить.
«Благородные воры» стремились с такими отступниками бороться. На великих лагерных стройках это часто сводилось к тому, что блатные, прибывшие с воли свежим этапом, устраивали разборки «ссучившимся» собратьям. Случались и избиения, и резня. Впрочем, столкнувшись с тяжёлыми реалиями и железной чекистской рукой, которая без колебаний карала тех, кто покушался на ударников, новое маргинальное пополнение быстро подставляло голову под то же ярмо. Тем более что «перекованные» уголовники получали преимущество перед всеми остальными в продвижении на мелкие руководящие должности, позволявшие им давить и грабить общую массу зэков.
Конечно, воры на воле были крайне обеспокоены кампанией «ударничества», связанной с перевоспитанием тридцатипятников. Тем более официальные средства пропаганды преподносили её успехи в гиперболизированном виде, и казалось, что воровскому миру при таких темпах вскоре может прийти конец. В этом смысле расправа над уголовником-ударником по приказу воров с воли вполне могла иметь место. Особенно если «ссученный» урка занимал какую-то руководящую должность. Хотя подобные расправы вряд ли были сколько-нибудь массовыми или даже регулярными. На Беломорстрое не зашалишь...
Что касается гибели Маруси, заступившейся за Ширмача, этот эпизод явно перекликается со сценой знаменитой «Мурки» — не только именем героини (Мурка — дериват имени Маша, Маруся), но и расправой. Правда, в «Мурке» героиню убивают за уже совершённое предательство, а в «Молдаванке» — только за угрозу «заложить»:
Ты зашухарила всю нашу малину —
И перо за это получай!
(«Мурка»)
...
Умри, змея, пока не заложила,
Подохни, падла, — или я не вор!
(«На Молдаванке музыка играет»)
Кстати, судя по контексту, Марусю убивают именно ножом (между тем в разных версиях «Мурки» варьируются и нож, и пуля). Маша в одном из вариантов (где она носит имя Сони) заявляет:
Я поняла значение канала
И знаю цену финскому ножу,
— тем самым показывая, что не боится смерти. А Ширмача грозят «попробовать пером». По воровскому закону, «ссученный» вор, предатель должен был принимать смерть именно от ножа.
Но воровских расправ над «ссученными» было не так много. «Воспитание трудом» давало свои результаты. К слову сказать, прообраз Кольки-Ширмача и рассказ о его влиянии на «перековку» уголовниц мы встречаем на страницах того же сборника о ББК имени Сталина 1934 года. Бригадир женской ударной бригады Анастасия Павлова рассказывает о том, как долгое время отказывалась от работы:
«Но вот однажды приходит ко мне бетонщик Ковалёв. Я про него давно слышала, что он с начальством “ссучился” — стал не то бригадиром, не то десятником. Даже видела его портрет с надписью “перекованный”. Приходит этот Ковалёв и говорит:
— Таська... Ступай работать на трассу.
Я отвечаю:
— Сам ссучился, других тянешь. Всё равно, Колька, раньше срока не выйдешь.
Думала, этим его срежу. А он только засмеялся.
— Это, — говорит, — я уже сто сорок раз слышал. Думал, ты, Таська, умнее... Дело не в сроках. Вот я кончу канал — в техники пойду.
— С “медвежатами” играть?
— Брось, Таська. Ты меня знаешь.
— А ты меня не агитируй».
Однако Колька-Медвежатник (то есть взломщик сейфов) всё-таки «сагитировал» Таську — бывшую карманницу, проститутку и убийцу. Она собрала и возглавила ударную бригаду уголовниц. Как пишут авторы сборника, после завершения канала тридцатипятницу решили досрочно выпустить на свободу: «Вскоре пришло освобождение и Павловой за ударную работу. “Только я отмахнулась обеими руками, — говорила она. — Главное — хотелось самой на пароходе проехать там, где в первый раз с тачкой бежала... Теперь у меня орден. И планы совсем другие. Буду готовиться на хирургическое отделение. Тридцать лет, а охота учиться смертная”».
responsive
В сборнике цитируются также радостные уверения многих других воров (Поварский, Левитанус и др.), решивших покончить с позорным прошлым и начать новую, трудовую жизнь. Искренними были эти обещания или нет — на самом деле совершенно не важно, как ни цинично это звучит. Потому что всё равно для большинства уркаганов места в честной жизни попросту не было.
Правда, по окончании строительства канала казалось, что всё складывается как нельзя лучше:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО
КОМИТЕТА СОЮЗА ССР О ПРЕДОСТАВЛЕНИИ ЛЬГОТ
УЧАСТНИКАМ СТРОИТЕЛЬСТВА БЕЛОМОРСКО-БАЛТИЙСКОГО
КАНАЛА ИМЕНИ ТОВ. СТАЛИНА
В связи с успешным окончанием строительства Беломорско-Балтийского канала имени тов. Сталина, сооружения, имеющего огромное народнохозяйственное значение, и передачей канала в эксплоатацию, — Центральный исполнительный комитет Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Принять к сведению, что к моменту окончания строительства Беломорско-Балтийского канала имени тов. СТАЛИНА органами ОГПУ Союза ССР уже полностью освобождены от дальнейшего отбывания мер социальной защиты 12 484 человека, как вполне исправившиеся и ставшие полезными для социалистического строительства, и сокращены сроки отбывания мер социальной защиты в отношении 59 516 человек, осужденных на разные сроки и проявивших себя энергичными работниками на строительстве.
2. За самоотверженную работу на строительстве Беломорско-Балтийского канала имени тов. СТАЛИНА снять судимость и восстановить в гражданских правах 500 человек по представленному ОГПУ Союза ССР списку.
3. Поручить ОГПУ Союза ССР обеспечить дальнейшее поднятие квалификации в строительном деле наиболее талантливых работников из числа бывших уголовников-рецидивистов и при поступлении их в учебные заведения обеспечить стипендией.
Председатель Центрального исполнительного комитета
Союза ССР
М.КАЛИНИН
Секретарь Центрального исполнительного комитета
Союза ССР
А.ЕНУКИДЗЕ
Москва, Кремль, 4 августа 1933 г.
Однако на деле всё повернулось совершенно иначе. Ещё в лагерях многим каналоармейцам пришлось столкнуться с беспределом советской системы. Об этом не смогли умолчать даже авторы официозного сборника о ББК. Так, например, рассказывается, что домоуправление выселяет семьи заключённых из квартир на улицу. Правда, в сборнике повествование об одной из таких историй завершается «хеппи-эндом»: на судебное заседание приходит чекист и защищает жену и мать заключённого. Но ведь совершенно ясно, что к каждой семье чекиста не приставишь. А если человек — не ударник? А если не силён в грамоте и не писал просьб о помощи «гражданам начальникам»? Не говоря уже о том, что самим гэпэушникам некогда было разбираться с десятками тысяч таких жалоб! То есть понятно, что многие ударники Беломорстроя возвращались практически в никуда. Нетрудно представить, какова была их реакция...
Но это мы говорим о людях, у которых хотя бы были семьи. Что касается профессиональных уголовников, большинство из них давно потеряли все социальные связи. Даже те из них, кто готов был начать новую жизнь, чаще всего не могли этого сделать. Несмотря на громкие обещания со стороны властей, вышедшие на волю каналоармейцы столкнулись с негативным отношением к себе. Клеймо арестанта закрывало для них двери фабрик, заводов, учреждений, учебных заведений. И в середине 30-х возникает душещипательная песенная история:
Я сын рабочего, подпольщика-партийца,
Отец любил меня, и я им дорожил.
Но извела отца проклятая больница,
Туберкулёз его в могилу положил.
И я остался без отцовского надзора,
Я бросил мать, а сам на улицу пошёл.
И эта улица дала мне кличку вора,
Так незаметно до решёточки дошёл.
Блатная жизнь — кильдымы[1] и вокзалы,
И, словно в пропасть, лучшие года...
Но в тридцать третьем, с окончанием канала,
Решил преступный мир забыть я навсегда.
Приехал в город (позабыл его названье),
Хотел на фабрику работать поступить,
Но мне сказали: «Вы отбыли наказанье,
Так будьте ласковы наш адрес позабыть».
Порвал, братва, я эту справочку с канала,
Какую тяжким добыл я трудом!
И снова жизнь меня блатная повязала,
И снова — кражи, уголовка, исправдом.
Так знайте ж, братцы, как нам трудно исправляться,
Когда начальство нам навстречу не идёт!
Не приходилось вам по лагерям скитаться,
А кто покатится — тот сразу всё поймёт.