Фима Жиганец - «Песнь о моей Мурке» - Гоп со смыком

- 5 -

От зари до зари,
Лишь зажгут фонари,
Все студенты по Киеву шляются.
Они горькую пьют,
И на Бога плюют,
И еще кое-чем занимаются.
 
А Владимир святой
Бросил крест под горой,
И к студентам он с горки спускается.
Он и горькую пьет,
И на Бога плюет,
И еще кое-чем занимается.
 
А святая Елена
Поломала колено —
Богу в рай доложить не решается:
Она горькую пьет,
И на Бога плюет,
И еще кое-чем занимается…
 
     Далее перечисляются многие святые, которые занимаются непотребными делами.
     Эта студенческая песня явно оказала влияние на формирование антирелигиозных мотивов «Гопа» — слишком уж отчетливо слышится ее отзвук в воровской балладе. Нельзя не согласиться с профессором Неклюдовым, который замечает: «Обращает на себя внимание незаурядная для низовой песенной традиции «богословская эрудиция» авторов — в сочетании с ничем не сдерживаемым богохульством. Все это позволяет довольно уверенно предположить, что первотекст был создан в семинаристской среде; о том же свидетельствует и тема пьянства — излюбленная в антицерковной сатире в самой церковной среде».
     Он же в качестве косвенного подтверждения того, что «Гоп со смыком», скорее всего, был составлен в деклассированной и криминализованной среде бывших семинаристов или низшего духовенства, приводит отрывок из поэмы Павла Васильева «Христолюбовские ситцы» (1935—1936), действие которой происходит в 20-е годы в Павлодаре. В ней дается описание «неукротимой» пивной, где собирается «народ отпетый» и цитируется один из вариантов «Гоп со смыком»:
 
И ждали воры в дырах мрака,
Когда отчаянная драка
В безумье очи заведет…
 
И (человечьи ли?) уста,
Под электричеством оскалясь,
Проговорят:
Ага, попались
В Исуса,
Господа,
Христа!
 
И выделялись средь толпы
Состригшие под скобку гривы,
Осоловевшие от пива,
От слез свирепые попы!
 
Вся эта рвань готова снова
С батьком хорошим двинуть в поле,
Было б оружье им да воля
Громить,
Расстреливать
И жечь…
 
— Так спой, братишка,
Гоп со смыком,
Про те ль подольские дела…
 
Вспомним про блатную старину, да-да,
Оставляю корешам жену, да-да.
Передайте передачу,
Перед смертью не заплачу,
Перед пулей глазом не моргну!
 
     Поэт, скорее всего, цитирует отрывок из варианта «Гопа», который не дошел до нас. Но главное — Васильев ярко рисует портреты гипотетических авторов богохульного «Гопа».

 «Гоп со смыком» и Франсуа Рабле

     Участие в создании «Гопа со смыком» образованной, но маргинальной части священнослужителей позволяет нам с достаточной степенью очевидности определить историческую литературную традицию, которая явно повлияла на возникновение мотива насмешки над святыми, составляющего значительную часть ранних вариантов уголовной баллады.
Я имею в виду «Гаргантюа и Пантагрюэля» Франсуа Рабле. Этот роман пользовался в семинарской среде особой популярностью. Именно в тридцатой главе повествования о приключениях великана Пантагрюэля мы встречаемся с рассказом о пребывании Эпистемона — друга Пантагрюэля — на том свете. Воскрешенный Панургом Эпистемон рассказывает, кого он видел после смерти. Он приводит длинный список великих в этой жизни людей, которые, умерев, влачат не соответствующее былому величию существование. Вот лишь некоторые из них:
     «Ксеркс торгует на улице горчицей,
     Ромул — солью,
     Тарквиний сквалыжничает,
     Кир — скотник,
     Цицерон — истопник,
     Агамемнон стал блюдолизом,
     Дарий — золотарь…»
     Отдельно проходят священнослужители:
     «Папа Юлий торгует с лотка пирожками,
     Папа Бонифаций Восьмой торгует тесьмой,
     Папа Николай Третий продает бумагу,
     Папа Александр — крысолов,
     Папа Каликст бреет непотребные места,
     Папа Урбин — приживал,
     Папа Сикст лечит от дурной болезни…»
     Разумеется, в раю не обходится без выпивки и блуда:
     «Я видел Эпиктета, одетого со вкусом, по французской моде: под купой дерев он развлекался с компанией девиц — пил, танцевал, закатывал пиры по всякому поводу, а возле него лежала груда экю с изображением солнца... Увидев меня, он любезно предложил мне выпить, я охотно согласился, и мы с ним хлопнули по-богословски».
     Именно у Франсуа Рабле встречается и мотив кражи на том свете. Кир выпрашивает у Эпиктета милостыню, и тот дает ему экю: «Обрадовался Кир такому богатому улову, однако ж всякое прочее жулье, которое там околачивается, как, например, Александр Великий, Дарий и другие, ночью обчистили его».
Благоденствует на том свете поэт Франсуа Вийон, который, по преданию, был уголовником и сочинил ряд баллад на жаргоне кокийяров — средневековых французских профессиональных преступников.
     По тому же принципу построена богохульная песня о святом Исаакии (Харлампии, Владимире, Василии). Мотивы пьянства, распутства, воровства, торгашества и прочих грехов, творимых «святыми» людьми, перекочевали и в «Гоп со смыком». Влияние Рабле и раблезианства на эту уголовную балладу очевидно — скорее всего, опосредованно, через низовую семинарскую субкультуру.

Негритянский «Гоп со смыком»

     Интересен в этой связи еще один яркий пример песенного панибратства с библейскими персонажами. Он, конечно, не имел влияния на возникновение блатного русского эпоса, но прекрасно иллюстрирует мысль о том, что ироническое пере­осмысление сюжетов Библии не является чем-то из ряда вон выходящим.
     Образец песни, о котором пойдет речь, относится к XIX ве­­куи родина его — США, вернее, американский Юг. Тот самый, где родились знаменитые спиричуэлс — духовные песни американских негров-рабов, обращенных в христианство.   Источник негритянских спиричуэлс — духовные гимны, завезенные в Новую Англию белыми переселенцами. Тематику негритянских духовных гимнов составляли библейские сюжеты, которые подвергались фольклорной обработке. Но спиричуэлс резко отличались от «белых» религиозных гимнов. Библейские мотивы в духовных гимнах негров часто «снижены», приближены к повседневной жизни. Ряд «бытовых» спиричуэлс включает в себя сленг и «политически некорректные» мотивы. Такая «упрощенность» черных духовных гимнов дала основание современному джазмену Бену Сидрену заметить: «Спиричуэлс — те же блюзы, надо только вставлять “Иисусе” вместо “бэби”». Один из джазовых вариантов спиричуэлс — знаменитый «Let my people go» («Отпусти мой народ») в исполнении Луи Армстронга.
      Подобные особенности церковных гимнов давали возможность прихожанам создавать и шутливые песни, где с легким юмором переосмысливались библейские сюжеты. На одну из таких песенок, которую распевали веселые негры, я наткнулся в сборнике «Народ, да!» (1983), где собраны произведения североамериканского фольклора за 200 с лишком лет. Называется она «Я родился десять тысяч лет назад»:
 
Я родился десять тысяч лет назад,
Знаю все про всех: кто худ и кто пузат:
Видел, как апостол Павел
Всех в лото играть заставил —
А не веришь, так спроси у всех подряд!
 
По Эдему я шатался между дел,
Видел я, как сам Господь в саду сидел;
В этот день Адам и Ева
Стали жертвой его гнева,
Он их выгнал — я их яблоко доел!
 
Видел я, как Йону съел огромный кит,
И подумал, что у парня бледный вид;
Ну, а Йона, тьмой окутан,
Взял, наелся чесноку там —
У кита от чеснока живот болит!
 
Мой сосед был укротитель Даниил,
И Самсон могучий тоже рядом жил:
Заводил с Далилой шашни,
В Вавилоне строил башни,
А однажды не такое учудил!
 
Соломона я прославил на века,
И в рокфорский сыр пустил я червяка;
А когда с Мафусаилом
Плыли мы широким Нилом,
Спас я бороду его от сквозняка!
 
     Разумеется, читатель заметил, что размер и строфика песни очень напоминают «Гоп со смыком». Но это, конечно, следует отнести на счет переводчика — Юрия Соломоновича Хазанова, который таким образом подарил нам еще одну версию блатного эпоса — на этот раз с афроамериканским акцентом.

«Хочет поп на небо прыснуть»

     Но почему в «Гопе» были так обильно представлены богохульные мотивы?
     Дело в том, что в уголовном мире царской России уважения к религии и к ее служителям не было. Скорее, наоборот. Петр Якубович в «Записках бывшего каторжника» пишет: «Особенно ярко проявлялась ненависть арестантов к духовенству. Последнее пользовалось почему-то одинаковой непопулярностью среди всех, поголовно всех обитателей каторги... Это какая-то традиционная, передающаяся от одной генерации арестантов к другой вражда…»
     Причина ненависти к духовенству со стороны уголовно-арестантского мира заключалась в том, что Церковь как социальный институт пользовалась всемерной поддержкой государства и как бы освящала собой все несправедливости, государством творимые. При этом духовники призывали народ к смирению, терпению и непротивлению. Что особо бесило именно бесшабашных, вольнолюбивых, строптивых «бродяг», «варнаков», «босяков». То есть ведущую роль играл дух противоречия.
     После Октябрьской революции в число главных своих врагов большевистская власть наряду с дворянством в первую голову зачислила и духовенство. В стране подверглись разграблению церковные ценности, сносились храмы, представлявшие собою шедевры зодчества. Особым репрессиям подвергались служители Церкви. Они были объявлены «классовыми врагами». Сами священнослужители нередко открыто становились на сторону врагов революции; кроме того, священники резко осудили декрет об отделении Церкви от государства и призвали всех православных к его саботированию.
     Большевики с приходом к власти развернули политику тотальной антирелигиозной пропаганды. В нее включается «Союз безбожников» во главе с Емельяном Ярославским (он же Миней Губельман). Создается крупное государственное издательство «Атеист», выходит в свет иллюстрированная газета «Безбожник» (к конце 20-х годов тираж ее достиг 500 тыс. экз.), псевдонаучный журнал «Антирелигиозник»…
     Закрываются или уничтожаются церкви и монастыри. Многие из них приспосабливаются под клубы, кинотеатры, биб­лиотеки, склады утильсырья, колонии для беспризорных.
     Уголовники разделяли точку зрения официальных властей. Священнослужителей урки и прежде не жаловали. Теперь же, когда на священников обрушилась новая власть и те попали в разряд «политических» — уголовники и вовсе потеряли к ним всякое почтение. Насмешки, издевательства над Церковью и верой, унижение и преследования священнослужителей были нормой в Советском государстве. То же самое царило и в уголовной среде, и в арестантском сообществе.
     Именно поэтому созданная в первой половине 20-х годов разбитная баллада «Гоп со смыком», поначалу повествовавшая лишь о похождениях лихого грабителя, с расширением официальной богоборческой кампании получила яркую богохульную окраску.
     Кстати, существует антиклерикальный песенный отрывок, по сюжету никак не связанный с «Гопом», однако представляющий собой его переделку. Как сообщает некий Сергей Соловьев, он слышал эту песню в Сибири, но запомнил лишь два куплета:
 
Говорят, у Бога денег много,
Только далека туда дорога.
Хочет поп на небо прыснуть,
А потом на землю сбрызнуть,
Да не знает, как туда добраться.
 
Спичку об коробку зажигает,
И под бочку с порохом бросает:
Бочка с копотью, со свистом,
Душка-поп на небо прыснул,
Раком он летит, не унывая....
 
     Однако позднее, в 30-е годы, насмешки над обитателями рая практически исчезают из уголовной баллады. Воможно, свою роль сыграла пластинка Утесова, вышедшая в 1932 году. Леонид Осипович исполнил усеченный вариант «Гопа», и этот текст оказал влияние на последующее устное бытование песни. Но вряд ли это обстоятельство имеет решающее значение. Ведь когда-то в Ленинграде выходила на пластинке и вариация «Мурки» без уголовной атрибутики, в стиле «жестокого» романса. Однако влияния на сюжет дворовой и уголовной песни она не оказала.
Есть куда более серьезные обстоятельства. Дело в том, что уже со второй половины 30-х годов отношение Советского государства к религии стало меняться. Это изменение с негодованием отметил уже в 1936 году Лев Троцкий в труде «Преданная революция»: «Ныне штурм небес, как и штурм семьи, приостановлен... По отношению к религии устанавливается постепенно режим иронического нейтралитета».
     В значительной мере это было сязано с новой, «контрреволюционной» политикой Сталина, который с середины 30-х го­дов вынужден был отказаться от многих большевистских идеологических перегибов. В определенной мере этому способствовал приход к власти в Германии Гитлера и необходимостью противостоять германскому фашизму. Агрессивные планы фюрера были направлены на Восток, о чем он заявлял публично (еще 3 февраля 1933 года Гитлер в первом своем выступлении перед германским генералитетом ясно обозначил эту задачу: «Захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация»).
     Поэтому Сталин и его окружение должны были думать о пробуждении российского патриотизма, национального самосознания.
     Немыслим был этот процесс без возрождения уважения к Русской Церкви, православной вере. Изменение отношения официальной власти к православию отчетливо видно в истории с разгромом оперы «Богатыри» в Камерном театре. В начале 30-х годов либретто этой оперы-фарса, созданной еще в 1867 го­ду композитором Александром Бородиным, взялся «творчески обновить» Демьян Бедный. Безобидный, незлобный юмор Бородина обратился в надругательство над князем Владимиром Святославичем, русскими богатырями и крещением Руси. Былинные богатыри выступали в роли жандармской охранки, а князь Владимир представал тираном-держимордой. Вышедшая на подмостки в 1932 году, опера всячески восхвалялась официальной пропагандой.
     В 1936 году режиссер Таиров решает возродить эту мерзость в своем театре. Однако неожиданно знаменитый театральный деятель получает звонкую оплеуху: постановлением Комитета по делам искусств «Богатыри» категорически запрещены! Одна из основных причин запрещения: «Спектакль... дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа».
     Подобным образом и рядом других мер власть стремилась завоевать авторитет у верующей части населения (при этом продолжая преследовать оппозиционно настроенных священников).
     Когда же грянула Великая Отечественная война, отношения Русской Православной Церкви и государства изменились коренным образом. В первый же день войны митрополит Сергий в пастырском послании благословил народ на защиту священных рубежей Родины. В ответ Советская власть закрыла все антирелигиозные издания и распустила «Союз воинствующих безбожников». Созванный 7 сентября 1943 года первый с 1917 года Поместный собор избрал патриархом митрополита  Сергия. В августе 1945 года, после Великой Победы, Церкви было разрешено приобретать здания и предметы культа.
     Воровской мир своевременно уловил эти перемены. Среди уголовников щеголянье «верой христовой» стало особым «шиком». Обряд принятия новичков в «воровскую» касту получил название «крещения» (церемония как бы подражала христианскому таинству). Во-первых, человек обращался в новую веру — «воровскую». Во-вторых, он получал при этом новое имя («кликуху», «погоняло»). Наконец, каждому «блатному» при «крещении» либо вешался на шнурке-гайтане, либо выкалывался на груди так называемый «воровской крест». Он имел форму православного, но без распятого Христа. Таким образом отличали крест «воровской» от других нательных крестиков, которые носили многие арестанты — особенно из числа раскулаченных крестьян. Позднее стали колоть и распятие с Христом. Помимо крестов, наносились и татуировки религиозного содержания: Богоматерь (или Мадонна) с младенцем, храмы, ангелы...    Уголовников-«клюквенников», грабивших церкви и священников, в преступном мире стали карать смертью.
      С изменением отношения воровского мира к православию из знаменитой блатной баллады «Гоп со смыком» исчезают и куплеты, связанные с издевательством над святыми. Остается лишь Иуда Искариот да Господь Бог, которого Гоп обещает «намного не обидеть».

Гоп со смыком
(«подзаборный» вариант)

Родился я у тещи под забором,
Крестили меня черти косогором,
Старый леший с бородою
Окатил меня водою,
Гоп со смыком он меня назвал.
 
Гоп со смыком — это буду я,
Это будут все мои друзья.
Залетели мы в контору,
Заорали: «Руки в гору —
А червонцы выложить на стол!»
 
Скоро я поеду на Луну,
На Луне найду себе жену.
Пусть она коса, горбата,
Лишь червонцами богата —
За червонцы я ее люблю.
 
Что ж мы будем делать, как умрем?
Все равно ведь в рай не попадем.
А в раю сидят святые,
Пьют бокалы налитые —
А я и сам бы выпить не дурак^[1].
 
Родился под забором — там и сдохну.
Буду помирать, друзья, — не охну.
Лишь бы только не забыться
Перед смертью похмелиться —
А потом, как мумия, засохну!
 
     Родился я у тещи под забором... и т.д.

Отголоски «черной мессы»

     Этот вариант песни чрезвычайно популярен. Думается, здесь мы имеем дело уже с переработкой явно в русле русской песенной традиции. Миру русских народных образов свойственны поэтические описания необыкновенного рождения героя. Подобного рода фольклорные мотивы встречаются, например, в поэзии Сергея Есенина:
 
Родился я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
 
     Разумеется, для нас в контексте «Гопа» куда любопытнее маргинальные вариации мотива появления на свет в необычном месте — например, в низовых городских балладах:
 
Родила меня мать под забором
И спустила меня в нищету
 
     или:
 
Меня мать ночью родила
В овраге под забором...
 
     Более развернутый вариант, сопоставимый с зачином «Гопа», приводит в своих записных книжках Евгений Замятин:
 
Мине кстили у трактире-кабаке,
Окурнали у виноградном у вине,
Отец крестный — целовальник молодой,
Мамка крестна — винокурова жана.
 
     Во многих версиях «подзаборного Гопа» рождение и крещение героя приобретают явный дьявольский окрас, характерный для «черной мессы», то есть сатанинского действа, прямо пародирующего церковные христианские обряды. Так у первой строки появляются варианты «родился я у беса под забором», «родился я у черта под забором», «родили меня черти под забором» и многие другие. Наличествуют и соответствующие персонажи: черти, бес, леший или, вместо него, «дядька с рыжей бородою» (рыжий цвет волос — признак ведьмы или ведьмака) или «дед с козлиной бородою» (козлиные атрибуты — указание на дьявола). Вместо «окатил меня водою» поется «обоссал» и т.п. Существует и совершенно оригинальная версия зачина:
 
Родили меня черти под забором,
Спьяну окрестили меня вором,
А один цыган лохматый
Стукнул по спине лопатой
И сказал — живи и не скучай.
 
     Таким образом, можно констатировать: с распространением по стране «Гоп» обогащается мотивами русского песенного фольклора.

«На Луне найду себе жену»

     Мы уже обсуждали путешествие балладного героя на Луну, но там речь идет о его встрече с чертями. Что же касается «подзаборного» варианта, центральный персонаж направляется к Селене совершенно с другой целью:
 
Скоро я поеду на Луну,
На Луне найду себе жену…
 
     Почему герой неожиданно отправляется за женой на Луну, не совсем ясно. В русском и украинском фольклоре такой сюжет отсутствует напрочь. Видимо, на уголовного «песняра» воздействовали иные источники.
     Поскольку баллада о Гопе — уголовно-арестантская, не исключено влияние на нее фольклора народов Сибири и Дальнего Севера, где отбывали наказание поколения каторжан. У нивхов, населяющих Амур и остров Сахалин (самое известное каторжанское место), существует легенда о «лунной женщине-сплетнице» — «ралк умгу», которая ходит с коромыслом и вед­рами по поверхности ночного светила. То же предание есть и у татар Западной Сибири: одна женщина за дурное поведение была отправлена богами с полными ведрами на Луну, откуда теперь взирает на Землю. Вот вам объяснение того, что Гоп находит себе отвратительную, но богатую жену именно на Луне.
Есть еще одно остроумное предположение. В 1922—1923 го­дах Алексей Николаевич Толстой создает фантастический роман «Аэлита» о путешествии инженера Лося на Марс, где тот влюбляется в марсианку Аэлиту. Роман пользовался в Советской России бешеной популярностью: в 1924 году режиссер Яков Протазанов поставил по нему одноименный фильм. Вот Гоп со смыком и решил последовать на поиски жены по маршруту инженера Лося, но несколько ближе! Хотя в иронически-издевательской песне жена эта, в противовес романтической истории, оказывается кривой и горбатой.
     Позднее, видимо, вариант путешествия за женой на Луну и вариант встречи там же с чертями объединились в один, причем жена оказалась лишней и исчезла.
     Правда, Павел Васильев в уже цитировавшейся нами поэме о Гражданской войне «Христолюбовские ситцы», приводит куплет из «Гопа», где жена упоминается без лунно-фольклорных изысков:
 
Вспомним про блатную старину, да-да,
Оставляю корешам жену, да-да.
Передайте передачу,
Перед смертью не заплачу,
Перед пулей глазом не моргну!
   

  
     Если это не собственная стилизация автора (что маловероятно), не исключена третья версия. В ранних вариантах песни фигурировала не «лунная», а самая обычная жена. Лишь позднее, с появлением сюжета о Луне и чертях, появилось «ответвление» сюжета, где место чертей заняла жена.

Гоп со смыком
(вариант Леонида Утесова)

     — Вот так я хожу по городу, и никто не знает, кто я такой...
     — Дядька!
     — Шо такое?
     — Кто ты такой?
     — А вы мине не узнали?
     — Нет.
     — Я же ж Гоп со смыком!
     — А-а-а!
     — Так по этому поводу:
 
Жил-был на Подоле Гоп со смыком,
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова
И мычал он, как корова,
А врагов имел — мильен со смыком!
 
Гоп со смыком — это буду я!
Вы, друзья, послушайте меня:
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом скучает без меня!
 
Ой, если дело выйдет очень скверно
И меня убьют тогда, наверно,
В рай все воры попадают,
Пусть, кто честный, те все знают:
Нас там через черный ход пускают.
 
В раю я на работу тоже выйду,
Возьму с собой я фомку, шпайер, выдру.
Деньги нужны до зарезу,
К Богу в гардероб залезу —
Я его намного не обижу!
 
Бог пускай карманы там не греет,
Что возьму — пускай не пожалеет!
Слитки золота, караты,
На стене висят халаты...
Дай Бог нам иметь, что он имеет!
 
Иуда Скариотский там живет,
Скрягой меж святыми он слывет.
Ой, подлец тогда я буду —
Покалечу я Иуду,
Знаю, где червонцы он кладет!
 
     Впервые публично этот вариант исполнен Леонидом Утесовым в конце 20-х годов. С абсолютной точностью дату назвать невозможно, однако произошло это не ранее 8 марта 1929 года.
В 1928 году Утесова приглашают на зарубежные гастроли в Прибалтику (театры-варьете Латвии и Эстонии), откуда он уже как турист с женой и дочерью едет в Германию и Францию. Именно в Париже Леонид Осипович услышал американский джаз-оркестр Теда Льюиса, который поразил его тем, что потом сам артист называл «театрализацией».
     По возвращении в Ленинград он создал собственный (первый год — при совместном руководстве с трубачом Яковом Скоморовским) театрализованный «Теа-джаз» из десяти человек, первое выступление которого после полугодовых репетиций состоялось 8 марта 1929 года на сцене ленинградского Малого оперного театра. Это был совершенно новый для эстрады того периода жанр. Утесов совмещал дирижирование с конферансом, танцами, пением, игрой на скрипке, чтением стихов. Разы­грывались разнообразные сценки между музыкантами и дирижером. В веселых музыкальных спектаклях были сплавлены сатира, юмор, пародия, лирика, цирковая эксцентрика. Утесов сыграл в них множество ролей.
     В репертуар «Теа-джаза» Леонид Осипович включил и несколько «уличных» песен (то, что нынче называется «блатным фольклором»), в том числе «Лимончики», «С одесского кичмана» и «Гоп со смыком».
     А в 1932 году Леонид Утесов получает от объединения «Музпред» официальное приглашение записать лучшие произведения своего коллектива на пластинку. В числе прочих Утесов включил три указанные выше уличные песни. Это было верхом наглости и даже определенного рода вызовом. И вот почему.
     Дело в том, что в то время уличный и уголовный фольклор был популярен так же, как нынешний «шансон». Правда, «Радио Шансон» отсутствовало, но его роль исполняли… обычные пивные. В Москве, например, к 1927 году насчитывалось 127 пивных заведений, где выступали эстрадные артисты. В их репертуаре были и «жестокие» романсы, и каторжанские песни, и частушки «на злобу дня»:
 
Мне вчера приснился сон,
Хожу, как потеряна:
Чемберлен, вишь, без кальсон
Целовал Чичерина.
 
     Однако в конце концов «красным идеологам» надоела вся эта эстрадно-выпивошная свистопляска. К началу 30-х годов начинается бескомпромиссная борьба с «легким жанром».  С 1 мая 1930 года всякая эстрадная деятельность в пивных запрещена. А в 1931 го­ду на Апрелевской фабрике грампластинок было унич­­тожено более 80 процентов матриц пластинок с записями песен «чуждого содержания».
     И вдруг… Вот как описывает случившееся известный искусствовед и историк культуры Глеб Скороходов в своей книге «Леонид Утесов. Друзья и враги»:
     «Изменились (о чудо!) настроения в Главреперткоме, где Утесову прямо сказали: «Можете записывать что хотите!» Но, разумеется, в пределах того, что исполняли на эстраде по разрешениям прошлых лет. Даже по тем, что выдавались на месяц-другой.
     «Боже, неужели наступила свобода?!» — подумал Утесов и с этой мыслью появился в доме № 3 на Кузнецком мосту — в знаменитом «кабинете напевов». Это произошло 8 марта 1932 го­да — день в день (бывает же так!) с того момента, как четыре года назад он дебютировал с «Теа-джазом» — тот день он не раз называл самым счастливым в жизни… Утесов исполнил для «восковых блинов» двенадцать произведений! Такого большого комплекта, записанного одним коллективом в один присест, кабинет до той поры не знал. На дисках появились не только песни из первых программ «Теа-джаза», рапсодии И.Дунаевского из обозрения «Джаз на повороте», но и инструментальные пьесы.
     …Ну и, конечно, в тот же день Утесов с воодушевлением спел «Гоп со смыком» и «С одесского кичмана», уже года два как изъятые цензурой из его программ: пел, не очень веря, что в пух и прах разруганные песни теперь зазвучат повсюду — в каждом граммофоне или патефоне. И не ошибся: записи эти появились на пластинках с роскошными по тем временам этикетками — со сверкающим золотом небом над алой кремлевской стеной и Спасской башней. Надписи, напечатанные на стене, как раз под знаменитой башней — «С одесского кичмана (песня беспризорника)» и «Гоп со смыком», производили несколько странное впечатление…
     …Ни в какую свободную продажу песни эти не поступали: продовольственные проблемы, вызванные успехами коллективизации, введение продуктовых карточек натолкнули правительство на создание в 1931 году сети специальных государственных магазинов сети Торгсин. Так называлась контора по торговле с иностранцами, открывшая магазины почти во всех городах, даже в таких, куда гости из-за рубежа отродясь не заглядывали. Да и не их имели в виду: торговля в этих «супермаркетах» предназначалась главным образом для тех, у кого еще сохранилось золото в любом виде… В Торгсинах были и отделы, торгующие пластинками с самыми дефицитными записями на золото и валюту; утесовское «народное творчество» попало в их число».
     Впрочем, с упразднением системы Торгсинов в 1936 году вышел и приказГлавреперткома об изъятии из продажи и прекращении выпуска всех утесовских записей с «блатной романтикой». С тех пор Леонид Осипович «Гоп со смыком» публично не исполнял и не очень любил, когда его об этом просили.
     Правда, знаменитый Рудольф Фукс (тот самый Фукс, который записывал первые кассеты с песнями Аркадия Северного и сочинил для певца ряд популярных текстов) в своих записках «От Паниной до Утесова» (подписанных псевдонимом Рувим Рублев) утверждал, что во время войны Утесов записал «Гоп со смыком» «на новую пластинку с текстом, в котором фашистская верхушка фигурировала в виде воровской компании». Однако на самом деле речь идет, скорее всего, о песне «С берлинского кичмана», где Гитлер и Геббельс действительно предстают в образе уркаганов.
     В тех же записках Рувим Рублев рассказывает историю еще про одну пластинку — скорее всего, и этот рассказ является не более чем байкой: «После смерти Сталина Утесов выпустил, к сожалению, очень маленьким тиражом, оригинальную по содержанию пластинку на 78 оборотов, на обеих сторонах которой был записан как бы допрос Утесова следователем, которого играл тоже Утесов. Этот следователь пытался своими вопросами припереть к стенке певца, заставляя того признаваться, что тот пел блатные песни, играл запретный джаз и пр. В качестве «вещественных доказательств» следователь все время проигрывал отрывки из таких песен Утесова, как «С одесского кичмана», «Гоп со смыком», «Лимончики» и др. В конце концов, Утесов признается во всех своих «смертных грехах» перед соц. культурой. Эта пластинка была очень скоро изъята из магазинов, а матрица ее уничтожена. Этим и объясняется ее редкостность».
Кроме Фукса, никто из исследователей о подобной записи не упоминает. Во всяком случае, я таких упоминаний не встречал.

Гоп со смыком
(«дипломатический»)

Много есть куплетов «Гоп со смыком», да, да.
Все они поются с громким криком: «Ха-ха!»
Расскажу я вам, ребята,
Свою бытность дипломатом, —
Вот какие были там дела.
 
Прибыл из Италии посол,
Хуй моржовый, глупый, как осел.
Он сказал, что Муссолини
Вместе с Гитлером в Берлине
Разговор про наши земли вел.
 
«Передайте господину дуче,
Что он землю нашу хуй получит.
Нас тут двести миллионов,
Отъебем вас, как шпионов,
А потом на свалку отвезем».
 
Раз пришел немецкий генерал
И скрипучим голосом сказал:
«Вы отдайте Украину,
Так угодно властелину,
Так велел вам фюрер передать!»
 
К ебаной я матери послал.
Прямо так я фюреру сказал:
«Если хочешь Украину,
Пососи мою хуину,
А потом без боя забирай».
 
Вот пришел японский самурай.
«Землю, — говорит, — свою отдай.
А не то святой микадо
землю всю до Ленинграда,
Всю до Ленинграда заберет!»
 
«Самурай, ты блядский самурай,
Ты иди микаде передай —
Я ебал японца в жопу
И насрал на всю Европу.
Сунетесь — и вас мы разобьем!»
 
Финляндия нам тоже приказала:
«Отдавай всю землю до Урала!
Отдавайте Украину,
Закавказья половину,
А иначе вам несдобровать».
 
Я ему ответил в oбoрот:
«Ах ты, курва, ебаный твой рот!
Мы вас, финнов, зашахуем
Не ферзем, а просто хуем,
Ваша фишка в дамки не пройдет!»
 
     Одна из популярнейших переделок уркаганского «Гопа» применительно к политической ситуации конца 30-х годов. В очерке «Отечество. Блатная песня» Андрей Синявский (Абрам Терц) пишет:
     «Сошлюсь на дурной вариант, в отличие от основного, классического источника получивший подзаголовок дипломатического «Гоп со смыком», где автор скакнул аж в советскую дипломатию и, надо признать, довольно ловко с точки зрения конъюнктуры... Перед нами обзор международной обстановки и советской внешней политики, как это тогда рисовалось по газетам, — в переводе на откровенный язык. Нетрудно установить дату сочинения: до войны с Гитлером, но после уже, либо в начале памятной Финской кампании, о чем и поется в соответствии с патриотической версией: «Финляндия нам тоже приказала: отдайте нам всю землю до Урала…» (Это Финляндия-то!..)».
     Датировку песни подтверждает и Владимир Бахтин:
«Перед самой Отечественной войной, видимо, сразу после Финской кампании 1939—1940 годов, вдруг появилась уличная, хулиганская, но, как бы по тогдашним меркам, патриотическая песня. «К нам» по очереди приходят вояки, генералы из враждебных СССР блоков (ось Рим—Берлин—Токио), и требуют отдать какую-то часть советской территории.
 
Раз пришел к нам финский генерал...
 
     Потом:
 
Раз пришел японский самурай.
— Землю, — говорит, — свою отдай!..
 
     Потом:
 
Раз пришел немецкий генерал
И суровым басом приказал:
— Вы отдайте Украину!
Так угодно властелину,
Так велел вам Гитлер передать…
 
     Наши ответы я плохо помню. Но даже если бы и помнил, воспроизвести их невозможно: «Ах, ты... тра-та-та-та, самурай, ты пойди микаде передай...» Дальше уже ни одного нормативного слова.
     Похоже, это городская переделка авторской эстрадной песни тех лет. Под рукой у меня ее нет. Но дело не в ней, а в том, что был такой народный отклик — результат планомерного государственного воспитания. Вожди говорили: будем воевать на чужой территории, ни пяди своей земли не отдадим. Когда фашисты напали на нас, то — это я хорошо помню — родители всерьез говорили, что война продлится месяц, ну два, и, может, стоит просто отсидеться на даче, в Сиверской...»
     Таким же образом датировал «дипломатический Гоп» в переписке со мною и донской писатель Игорь Бондаренко:
     «Мы перед войной (было нам по 14) пели:
 
Раз ко мне приехал из Италии посол,
Хуй моржовый, глупый, как осел.
Он сказал, что Муссолини
Вместе с Гитлером в Берлине
Разговор про наши земли вел…
 
К ебаной я матери послал.
Прямо так я фюреру сказал:
«Я ебал японца в жопу
И насрал на всю Европу.
А тебе дам хуя пососать».
 
     Пели. И сделали. И немцев и японцев».
     Действительно, в дошедшем до нас тексте песни есть отсылы к военным инцидентам с Японией у озера Хасан (август 1938 г.) и на реке Халхин-Гол (август-сентябрь 1939 г.), а также на военную кампанию с Финляндией (с 30 ноября 1939-го по 13 марта 1940 г.). Но и Гитлер рассматривался как потенциальный враг, несмотря на договор о ненападении между СССР и Германией (август 1939 г.). Л.Н.Пушкарев в мемуарах «Юмор на фронте» вспоминает:
     «Вслед за нашим рабочим эшелоном прямо напротив нас остановился воинский товарный состав. Двери вагонов были закрыты. Потом они резко распахнулись — и на досках, положенных на нары, в два этажа сидело и стояло около дверей сорок молодых ребят. Все были острижены наголо, в солдатских ботинках и брюках, но все без рубашек (было очень тепло). И вдруг внезапно в сорок молодых глоток, под аккомпанемент невидимых нам барабанщиков (они сидели в глубине вагона за певцами) они гаркнули широко распространенную в армейской среде предвоенного времени песню о фантастических встречах некоего безымянного советского дипломата с фашистскими и самурайскими послами. Песня пелась на популярный в то время мотив полублатной песни “Гоп со смыком”».
Приводится несколько наиболее «приличных» цитат и следует комментарий фольклориста:
     «Ну, а дальше в песне сообщался ответ нашего советского дипломата, составленный не в обтекаемых дипломатических выражениях, а в крепких, приправленных доброй порцией соленого народного юмора репликах. Мы слушали как завороженные — лишь всплески хохота сопровождали самые удачные и неожиданные реплики».
     На форуме сайта «В нашу гавань заходили корабли»    С.Федюшкин из Барнаула пишет: «Меня интересует песня «Гоп со смыком», переделанная во время Великой Отечественной войны. У меня ее дед постоянно напевает, но полностью слов не знает, забыл уже. По его рассказам, она была распространена в вой­сках маршала Рокоссовского, так как там было много бывших заключенных. В ней излагается речь от имени Молотова, есть такие строки: «знайте, самураи и фашисты, что планы и дела ваши не чисты, мы вас просто заматуем не ферзем, а просто х... и на свалку отвезем». Песня довольно матершинная».
      Действительно, в некоторых вариантах отпор агрессорам-империалистам дает сам нарком иностранных дел СССР    Вячеслав Михайлович Молотов:
 
Молотов в ответ ему сказал,
Синюю залупу показал:
«Не отдам вам Украину
И Урала половину,
Лучше отсоси мою хуину».
 
     Песня пользовалась большой популярностью и во время войны, обрастая новыми куплетами и подробностями соответственно обстановке на театре военных действий. В одном из вариантов даже воспроизводится перебранка Гитлера и Сталина:
 
Годик 41-й подошел,
И фашист на Эс-Эс-Эр пошел.
Гонит немцев, гонит финнов,
Гонит ебаных румынов —
Годик 41-й подошел.
 
Пишет Гитлер Сталину приказ:
«В жопу ебаный ты пидарас!
Все вы будете врагами
Под моими сапогами,
Будете вы знать, как воевать!»
 
Пишет Сталин Гитлеру ответ:
«В жопу ебаный ты драндулет!
Забирай свою перину
И пиздуй в свою Берлину,
До войны осталось полчаса!»
 
До войны осталось полчаса,
Гитлер рвет на хуе волоса.
Были-были там вояки,
Кто без хуя, кто без сраки,
Вот такие были чудеса.
 
     Однако есть сильные сомнения в том, что при жизни Сталина могли распевать песню со словами:
 
Пишет Гитлер Сталину приказ:
«В жопу ебаный ты пидарас!»
 
     После битвы под Сталинградом появляется новая версия:
 
Гитлер — это мерзкая фигура,
Посылает свору палачей.
Посылает немцев, финнов,
В жопу ебаных румынов,
Чтоб отведать русских пиздюлей.
 
Вот они дошли до Сталинграда,
Там их наша встретила бригада,
А «катюши» зашипели,
Немцы на хуй полетели,
До свиданья, Гитлер, навсегда.
 
     Подобного рода творчество хорошо известно в нашей истории. Взять хотя бы знаменитое письмо запорожцев турецкому султану, тоже полное издевательских крепких выражений.
В рассказе о «дипломатической» переделке «Гопа» вновь не удержусь от цитирования Андрея Синявского:
     «Наиболее удачной в немудрящих этих куплетах представляется громкая отповедь, адресованная иностранным державам от имени непреклонного Советского правительства. Найдена универсальная формула дипломатического ответа на всевозможные каверзы, ультиматумы, и одновременно проясняется та роковая проблема, над которой столько бились великие философы, историки и поэты, — проблема странной, загадочной миссии России между Востоком и Западом, между Азией и Европой. Об этом, мы знаем, писал в свое время Александр Блок в знаменитом стихотворении «Скифы», вуалируя наглую рифму поэтической инверсией:
 
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
 
     Ну а тут без инверсий. Таинственное «двуединое», «срединное» положение России решено одним махом, одним скачком, которым берется этот философский барьер:
 
Я … японца в …
И … на всю Европу!
Сунетесь — и вас мы разобьем!
 
     Кидняк, скажете? Фуфло? Туфта? Кукла? Это фуцан написал? Не уверен. Ну, может, и не подлинный вор (вор в законе), а все же персонаж, причастный к этой материи, весьма обширной и текучей, которую, имея дело с песней (а не с кастой), мы не в силах распределить по мастям: где тут истинный, идущий от корня, от самого нутра, воровской голос, а где простой хулиган ввязался или какая-нибудь сявка. А то, что повсюду на первый план выпирает декорация, эффектный жест, акробатический номер, так это именно во вкусе блатной музыки…»
     Тема «дипломатического Гопа» продолжалась и после войны, отражая уже новые реалии:
 
Прибыл из Америки посол,
Хуй моржовый, глупый, как осел,
Он сказал, что Гарри Трумэн
В Белом доме план задумал,
Чтобы атом нашу землю снес.
 
Я ему на это отвечал:
«В рот вас по порядку всех ебал!
Я ебал японцев в сраку,
Выеб Гитлера-собаку,
Трумэну хуй тоже показал.
 
За хуем вы лезете на нас?
Вас в Китае выебли не раз,
Вас ебут сейчас в Корее,
Убирайтесь поскорее,
Чтоб до смерти вас не заебли».
 
     Эта версия была создана в период 1950—1953 годов.    33-й президент США Гарри Трумэн занимал этот пост с 1945-го по 1953 г. Так называемая «корейская война» (конфликт между Северной и Южной Кореей, в котором на стороне Севера выступали СССР и Китай, а со стороны Юга — США под эгидой ООН) продолжалась с 25 июня 1950 по 27 июля 1953 года — хотя об официальном окончании войны объявлено так и не было. В песне война упоминается в настоящем времени, стало быть, она написана не позднее июля 1953 года.
     Гарри Трумэн нес личную ответственность за атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, на что намекает автор послевоенного «Гопа». Справедливо и упоминание о Китае. После провозглашения Мао Цзэдуном 1 октября 1949 года Китайской Народной Республики свергнутый Чан Кайши бежал на остров Тайвань под прикрытием войск США и устраивал бомбардировки китайских городов с ведома американцев, пока в районе Шанхая не была размещена советская группировка ВВС. Китай припомнил это в октябре 1950 года, послав на помощь Северной Корее 270-тысячную армию генерала Пэн Дэхуая, а в ноябре уже 420-тысячная китайская армия нанесла чудовищной силы удар по американским войскам. После длительных боевых действий с переменным успехом через три года стороны прекратили боевые действия. Но справедливости ради надо подтвердить, что к тому времени китайцы действительно не раз наносили чувствительные потери войскам США, как это образно отразил в «послевоенном Гопе» неведомый сочинитель.
Но и это не все! «Дипломатический Гоп» живет и поныне. Причем шагнул он за пределы России: сегодня ее исполняет польская группа «Культ» (под названием «Песенка дипломата», с некоторыми изменениями в тексте и пометкой «слова и музыка народные»). Не секрет, что с Польшей у нас нынче отношения, мягко говоря, натянутые. А вот «Гоп» служит по прямому назначению — «народным дипломатом», объединяя нас, несмот­ря на все обиды и непонимание.

Гоп со Смыком
(фронтовая переделка)

Жил-был на Украине парнишка,
Обожал он темные делишки,
В драке всех ножом он тыкал,
По чужим карманам смыкал,
И за то прозвали его Cмыком.
 
А в Берлине жил барон фон Гоп,
Он противным был, к тому же жлоб,
И фон Гоп, чтоб вы все знали,
Был мошенник и каналья,
И за то имел он три медали.
 
Вот пошли фашисты на войну
Прямо на Советскую страну,
На Украине фашисты
Власть организуют быстро,
Стал фон Гоп полтавским бургомистром.
 
Но помощник нужен был ему,
И фон Гоп направился в тюрьму:
«Эй, бандиты, арестанты,
Вы на этот счет таланты,
Кто ко мне желает в адьютанты?»
 
И тогда вперед выходит Смык:
«Я работать с немцем не привык,
Но вы фашисты, мы бандиты,
Мы одною ниткой шиты,
Будем мы работать знаменито».
 
Фон Гоп со Смыком спаяны навек,
Но вдруг приходит к ним наш человек,
А в руке его граната.
Гоп спросил: «А что вам надо?»
Тот ответил: «Смерть принес для вас я, гадов».
 
Вот теперь и кончилась баллада,
На осине два повисших гада,
Гоп налево, Смык направо,
Кто послушал, скажет: «Так и надо!»
 
     Достаточно широко известная фронтовая версия «Гопа», отрывок из которой прозвучал в художественном фильме «На войне как на войне» режиссера Виктора Трегубовича. Любопытно, что действие песни, как и оригинала, происходит на Украине — хотя не в Киеве, а на Полтавщине. Причем Гоп со смыком «раздваивается», превращаясь в парочку несимпатичных персонажей, один из которых — губернатор фон Гоп, а другой — уркаган Смык.
     Автор переделки явно не принадлежал к преступному миру, поэтому уравнивает уголовника и фашиста. Но вообще профессиональные уголовники «советского розлива» не слишком охотно шли на сотрудничество с оккупантами. Не столько из-за патриотизма, сколько «по понятиям»: «воровской закон» запрещал им сотрудничество с любой властью. Конечно, исключать фактов «уголовного коллаборационизма» нельзя, но в основном с гитлеровцами сотрудничали как раз крестьяне, советские чиновники, даже оппозиционные священники (так называемая «катакомбная церковь»). Блатные же оставались собой и в оккупации.
     Но вот какие любопытные сюжеты подбрасывает жизнь! Евгений Ростиков в статье «По кому стреляют Куропаты» рассказывает эпизод, когда фашисты выпустили преступников из оршанской тюрьмы: «В советское время в ней находились уголовники, но при отступлении их выпустили на все четыре стороны. Кстати, часть из них организовала партизанский отряд с понятным названием «Гоп со смыком», который в 1942 году был расформирован».
     Так что фронтовая песенка не во всем права…
 
     Заметим, что мы не рассматриваем в этом сборнике десятки других интересных и по-своему замечательных переделок и вариантов знаменитой блатной баллады, в том числе популярный в свое время «Драп со смыком», известный также как «Песня немецкого танкиста»:
 
Грабь-драп — это буду я,
Воровство — профессия моя,
Я в Берлине научился,
А в Париже наловчился,
И попал я в русские края.
 
…Налетели мы на крайний дом.
Жили в нем старуха с стариком.
В ноги бросилась старуха,
Я ее прикладом в ухо,
Старика прикончил сапогом.
 
     Или полную «черного юмора» переделку «Граждане, воздушная тревога»:
 
Граждане, воздушная тревога,
Граждане, спасайтесь, ради Бога:
Майки, трусики берите
И на кладбище бегите —
Занимайте лучшие места!
 
     Но все это увело бы нас далеко от уголовного фольклора.