Алик Ошмянский. Интервью Шансон – Порталу 4 Июня, 2016г.

        Ефим Шуб: Алик где Вы родились? Как проходило Ваше детство, кто  Ваши родители?
        Алик Ошмянский: Я родился очень давно, в 1944 году. Я одессит, но в Одессе тогда была оккупация и мои родители уехали в Ташкент, потом в Ереван. Я родился в Ереване, в 1945 году,  и когда закончилась война, мне было 8 месяцев. Мои родители вернулись назад в Одессу, и с тех пор я одессит.
        Моя мама профессиональная певица. Когда мы жили в Ереване, она училась в Ереванской консерватории. В то время мой отец был на фронте. До войны он был спортсменом, футболистом, вратарем, вот такой еврей-вратарь. После войны он немного играл в одесской команде. Война перебила ему всю карьеру, в общем, испортила. А потом он уже работал шофером, так и не смог получить высшего образования Мой отец был очень интересный, талантливый человек. Я считаю, что мои все способности, я унаследовал больше от него, хоть он и не был музыкантом, никогда не учился музыке, хотя надо было бы ... наверное.

        Е.Ш.: Чем отличалось детство одесского ребенка от детства детей других городов Советского Союза?
        А.О.: Одесса необыкновенный город, в нем очень много положительных качеств, то есть всё вместе в одном городе. Я считаю, что ни в одном городе мира, (и я могу так говорить, потому что я бывал в многих странах), нет такого собрания положительных качеств: пляжи, море, парки, замечательный климат, погода соответственно, юмор, известное увлечение музыкой, культ даже я бы сказал, и архитектура. Город очень красивый, южный, с большим количеством туристов из разных городов и стран.  Это все отличает Одессу от других городов, потому что там всегда присутствуют гуляние, веселье. Это хорошая почва для нас музыкантов, для работы и как стимул для занятий музыкой. В Одессе всегда была такая интернациональная  атмосфера, где жили дети многих национальностей. Мы все пацаны гуляли во дворе  до самой темноты. Мамы с трудом зазывали нас домой. Росли мы  все вместе и это нас объединяло.

        Е.Ш.: Почему Вы занялись музыкой, в каком возрасте это произошло? Было ли это с подачи родителей? Ваше музыкальное образование.
        А.О.: К сожалению, в моем случае, это случилось очень поздно. Я от рождения был маленького роста, да и сейчас не очень высокого. Пел я с двухлетнего возраста. Очень любил петь и любил музыку. Послевоенные  годы были очень тяжелые. Я был один сын в семье, и как-то в голову не приходило, почему-то учиться музыке.
        В 13 лет, при очень интересных обстоятельствах,  я всё же стал заниматься музыкой. Мой отец, как я говорил, был персональным водителем директора школы имени Столярского Григория Бучинского и возил его, в том числе  по личным своим делам. Пётр Соломонович Столярский
  

          Из воспоминаний Дмитрия Шварца:
          «...Однажды мы играли на свадьбе с Аликом Ошмянским. И вышло так, что этой невесте Алик играл уже третью свадьбу.
Он тогда сказал матери невесты:
«Мама... Может мы у Вас оставим свои трудовые книжки?..»

        В мою бытность во дворце бракосочетания все брали взятки. Вот, к примеру, вы жених, пришли с невестой расписаться и желательно, чтобы это было в субботу, а не в среду, а Вам говорили нет, очередь большая, можно будет только через 4 месяца. Вы говорите, как? Я хочу недели через три-четыре. Вот таки приходилось за это заплатить, как у нас говорили «под столом», словом взятку дать. Во дворце  работал гравер, который делал за деньги гравировку на обручальных кольцах, и демонстративно, при клиентах, сдувал золотую пыль на пол,  в конце дня он её конечно собирал.
        Было два этажа в этом дворце, на первом играли мы, была комната жениха и комната невесты, это все отдельно, они готовились там, макияж, костюм. Потом их вызывали оттуда, и они с друзьями шли по шикарной лестнице наверх под звуки марша Мендельсона в исполнении «еврейского» оркестра. Наверху их ожидал этот, так называемый, обряд росписи и буфет с шампанским. Открывали шампанское, платили потом по количеству выпитого. Словом «раскручивали», как сейчас говорят, в этом дворце молодых, по полной, и только потом уже свадьба, и мы же музыканты уже после работы вечером шли на эти свадьбы. На «халтуру».
        Однажды, я поплатился за еврейские песни. Меня и директоршу дворца  вызвали в горсовет, который находился на Приморском бульваре в здании бывшей торговой биржи, это было большое здание с колоннами. Там, по моему, на втором этаже, был кабинет этого партийного деятеля. Он сидел за столом, справа я, слева директорша, и начинает издалека разговор:
- «Я слышал вы там играете всякие….», - он же не мог назвать еврейские песни: «семь сорок, рубль двадцать, что это вот вы все играете?»
Ну мы поняли о чем речь. И я, смело довольно, отвечаю, потому что это была необходимость, так как мы на этом и зарабатывали, и я говорю: «Ну как же, мы же многонациональный город. Приходят украинцы я им играю украинское, приходят Грузины, я им играю грузинское, приходят евреи…» - и в этот момент мне директорша ногой под столом дает знак. Тут этот начальник говорит – «Нет, это не нужно, нужно идеологические согласованные произведения». А как? Зайдет невеста а я буду петь   «Ленин всегда живой»? И тогда я говорю: «Если это нельзя, я бы хотел от Вас письменного какого-то распоряжения, что нельзя, чтобы на меня люди не обижались, чтобы я мог показать – вот распоряжение – нельзя». Конечно же, это плохо кончилось. Через три месяца я потерял эту работу. В то время начались отъезды в Израиль, и я пошел работать в ресторан «Театральный».

        Е.Ш.: Расскажите о работе вашего коллектива в ресторане «Театральный».
 

        А.О.: Ресторан «Театральный» находился в потрясающем районе, в самом центре города на пересечении улиц Советской армии и Карла Либнехта, которая раньше называлась Греческой. Это одноэтажный ресторан напротив шикарного парка (Соборная площадь). Соборка была знаменита местом встречи футбольных болельщиков (Кстати там позже была новая биржа музыкантов). Слева  кинотеатр Горького, в котором вечером  играл оркестр знаменитого Пети Розенкера. За углом была Одесская оперетта и Русский драмтеатр, и уже совсем рядом от ресторана - улица Дерибасовская.    Все, что было в нем театрального – это только название, потому что публика, которая там собиралась была далека от театра.   Обычный, рабочий человек не мог позволить себе гулять часто в ресторане, там гуляли те, кто мог себе позволить заработать деньги не через зарплату. Там были и воры, и проститутки, деляги и мясники  с привоза (очень заслуженная, в то время, профессия) у которых были деньги.
        Репертуар был очень разнообразный, это Одесские песни, (о русском шансоне тогда еще не знали :-)). Играли то, что было в моде, словом все самое популярное... Люди платили за любимые песни, а любимые – конечно, были и песни блатные.
        Бывали там и драки, которые устраивали специально, чтобы в этой суматохе шарить по карманам. Играли музыку из популярных оперетт.

        Е.Ш.:  Сколько тогда стоило заказать песню в ресторане?
        А.О.: Песню заказать стоило три рубля, пять и десять рублей. Расскажу Вам интересный случай, на свадьбе, это в другом зале «Звездочка». Гуляли свадьбу работники привоза, при чем не сами работники, а те, кто поставщики мяса, овощей, фруктов, те кто делал на этом колоссальные деньги.   Валерий Ободзинский был тогда в самой большой моде, и только вышла песня – «Эти глаза напротив». И вот парень с девушкой подходят к оркестру, и парень говорит: «Сыграйте, что она хочет». Она говорит: «Эти глаза напротив». Он вынимает пачку банкнот, еще не пользованных с ленточкой,  вынимает четвертак  - это 25 рублей. Огромные деньги по тем временам. Мы играем   «Эти глаза напротив». Закончили – он опять подходит, повторить – 25 рублей, это продолжалось семь или восемь раз. Люди начинают недоумевать. Подходит недовольный  хозяин, говорит: «Алик, что такое?». А  я говорю, так это вот гость, я же не могу отказать, это же ваш друг. Хозяин говорит, прекращайте все, подходит опять этот человек, и хочет опять заказать песню. Я ему говорю, что мне запретили, он вынимает 50 рублей, и мне пришлось опять спеть. Вот Вам Одесса.    И еще был один случай, когда мы решили в один из новогодних вечеров позволить себе самим гулять, не работать и надо же, за несколько дней до этого приходит клиент, тоже большой делец с «Нового базара», и предлагает нам играть свадьбу именно в Новогодний вечер 31 декабря, я ему конечно отказываю, говорю, что мы не работаем, он, как в Одессе принято говорит: «так, ребята, короче сколько?» Я думаю, сейчас я ему назову три цены и он не согласиться, а он говорит – по рукам, и нам пришлось идти и работать.
 
        Е.Ш.: Расскажите об Одесском объединении музыкальных ансамблей (ООМА) и конкурсе оркестров ООМА в котором Вы, и Ваш коллектив, принимали участие.
        А.О.: В нашем  оркестре были замечательные музыканты Перельман - на фортепиано, Верник Сева - на контрабасе. На конкурсе давали грамоты, никому это было вообщем-то не нужно. В исполнении предлагались песни, которые не особенно пользовались популярностью,  но это были песни, написанные советскими композиторами.

        Из воспоминаний Дмитрия Шварца:
        «...Только ансамбль ресторана «Театральный» выступил на конкурсе ООМА  с инструментальной программой, без вокала, что привело в замешательство жюри конкурса, но было тепло принято зрителем».

        Е.Ш.: В каком году и как состоялась запись знаменитого «Первого Одесского  концерта Алика Ошмянского», кто из музыкантов принимал участие?
        А.О.: Работал я во дворце бракосочетания с 1968 по 1972 годы, я плаваю в датах уже, я все-таки думаю, что это был конец шестидесятых, но не хочу ошибиться. Что самое главное я хотел бы сказать, что во-первых, я не знал, что это получит такой резонанс, что это будет чуть ли не знаменитая такая показательная запись, что фильмы будут заимствовать репертуар из этой моей бобины. В фильме «Ликвидация» кажется, я узнал по правке слов, я же некоторые слова как исполнитель правил, и я узнаю свои правки, с удовольствием. Мне, конечно, нравиться, что песни  записанные на той бобине получили такую  популярность у любителей жанра. Но мне не нравится, что меня знают только по исполнению одесских песен, хотя я, во-первых, музыкант, во-вторых я пел огромный репертуар, но это ничья вина, это я, Алик Ошмянский, наверно  я просто мало записывался. Не знал, что может быть такая популярность, у меня были другие мерки, я считал, что надо петь.
        Ну а теперь вернёмся непосредственно  к записи концерта.
Моя мама работала в одесской оперетте, в течение 27 лет. Когда-то одесская оперетта считалась лучшей в союзе, был такой период, это были шестидесятые годы, они были очень востребованы в смысле концертов.
        Во время очередных гастролей в Москву, ведущих актеров театра после выступления пригласили в Кремль, Семен Крупник был одним из ведущих актеров одесской оперетты. Крупнику повезло, с ним рядом сидел Полянский, босс по идеологии ЦК КПСС,  который по великой случайности оказался любителем запрещенной одесской песни. Он обратился к Крупнику с просьбой, записать бобину одесских песен, и сказал, что даст распоряжение, выделить студию, «Как приедете, сразу пишите».        Крупник, по возращению в Одессу сразу позвонил мне, рассказал, о разговоре с Полянским и что ночью будем записываться в студии.
        Как по закону подлости, музыкантов с которыми я играл, по разным причинам, не нашел, один служил в армии, другой был болен. Но состав я всё таки собрал. Приезжаем мы ночью, в Сабанский переулок в студию ЧМП (Черноморского пароходства), я и не знал, что в городе есть такая студия. Нам не нужна была репетиция, все хорошо знали репертуар. Играли сходу, с первого дубля без повторов. Во время записи этого подпольного концерта царила самобытность и естественность, а главное  одесский дух. Это была очень тяжелая работа, писали всю ночь, и мы постоянно шутили, находили предметы для шуток. Я менял слова во многих песнях, какие-то шуточные, чтобы было веселее работать. Работать было трудно, только за счет молодости, энергии и любви к музыке, мы смогли сделать работу за такой короткий срок . За ночь я мог спеть сто песен подряд. Пели сердцем и душой.

Участники записи:

  (информация от Шансон - Портала)

     Алик Ошмянский - вокал, баян
     Валерий Савченко - гитара
     Валерий Ветошкин - контрабас
     Дмитрий Шварц - ударные, вокал
     Семён Крупник - вокал

        Е.Ш.: Как появился псевдоним «Алик Фарбер»?
        А.О.: После той ночной записи, я получил её копию в виде большой бобины, которую кстати потом взял с собой в эмиграцию и дал одним людям, которые до меня поехали в Канаду, так она и пропала...
        Когда я приехал в Канаду, то мистер Алан, был такой известный коллекционер, подарил мне мою запись.
        Короче говоря, что тогда было? Звукорежиссер, возможно, тоже  сделал себе копию этой записи и затем продал ее музыкальным дельцам. Запись начала бешено тиражироваться. В Одессе каждый турист хотел купить эту бобину. На Толчке и Привозе продавали сотни  в день. Я об этом узнал и нашел этих ребят, и там была моя фамилия. Я им сказал, что не возражаю, что продавайте себе на здоровье,  мне ничего от вас не нужно, потому что я и так хорошо зарабатываю, только пожалуйста не указывайте мою фамилию, и они поставили вот этого Фарбера.  Почему Фарбер, не знаю.
        Но я всё же там  расписался... Вы знаете где? Песня «История Каховского Раввина» - «...Теперь он числиться Ошмянским - коммерсантом...». Тогда, извините за нескромность, я был очень популярен в Одессе, как музыкант и певец, конечно мой голос был узнаваем, и все прекрасно знали, что это я исполнял. И еще одно, когда эта запись начала ходить по рукам, уже здесь, за границей, кто-то непрофессионально переписал её, увеличил скорость, и получилось, на тон выше. И поэтому, некоторые недоумевают, поет женщина или мужчина.

        Е.Ш.: Почему решили уехать из страны? Как становилась жизнь в Италии, Канаде и США?
        А.О.: Это было в 1975 году, когда я уехал. Я попал в Lido di Ostia, это пригород Рима. В Рим надо было добираться на электричке, куда мы с удовольствием ездили. Это потрясающий курортный городок. Я снял квартиру, в большом здании, на третьем этаже, с огромным балконом. Я подружился с соседом, итальянцем. Он был женат на кореянке, у него было несколько детей. Он работал менеджером стюардесс в международных авиалиниях, часто летал, знал языки, мы могли общаться.
        Узнав, что я музыкант, он познакомил меня с хозяином итальянского ресторана, который находился внизу этого здания, куда впоследствии я устроился на работу. Мы получали пособие, но этого не хватало. У меня не было своих инструментов, не было денег, чтобы купить электронные, мне помогли, одолжили,  и я купил электронный баян. Это был мой первый электронный баян и я начал работать как человек-оркестр. Хозяин ресторана выделил маленький столик, он сказал «Вот тут будут сидеть твои друзья, я их, как говорится, угощаю». Через месяц этот столик был уже до конца ресторана. В этот ресторан приходили русские и итальянцы. Тогда многие русские эмигранты ехали  жить в Германию. Мне тоже хотелось в Германию, так как по моему складу, по работе, мне лучше было бы работать в Европе. Но мой папа сказал мне, я к тебе приеду, но не в Германию. Он прошел войну, и ему было тяжело. Я подал документы на Канаду. Надо было ждать 11 месяцев. И я играл в этом ресторане. Я обратил внимание на то, как итальянцы любят музыку. Знание репертуара мне везде помогало. В Италии я играл испанские и неаполитанские песни.
        И вот, подошло время отъезда. Приехал в Канаду с этими электронными инструментами, тогда было очень престижно попасть в Канаду. Большинство людей ехали в США, в Израиль, это была третья волна эмиграции. Когда я приехал в Канаду, она была переполнена желающими, и все хотели в Торонто попасть. Это самый крупный город, есть еще Монреаль, но он очень холодный город. В Торонто я не попал. Отбор был достаточно серьезный, чтобы попасть в Канаду нужно было быть молодым, желательно, не быть коммунистом, иметь профессию, высшее образование. Такие были высокие требования. Я попал не в Торонто, а в Виннипег,  очень холодный город в центре Канады. Это было уже зимой, из Советского Союза я уехал в 1975 году, восьмого ноября, потому что 7 ноября я еще хотел отгулять как все октябрьский праздник. А восьмого были уже на пероне. То есть, кто осмелился - провожали, а никто почти не осмелился. Потому что тогда, вы знаете, какое было отношение к уезжающим, и люди боялись ходить провожать, быть на виду, тогда органы это выслеживали.
        И вот через год я прибыл в Канаду, уже зима, минус сорок. Нас в город привез шикарный автобус, с вещами, с чемоданами. Выходит старичок крепкий, еврей, и начинает наши чемоданы тащить  в отель. Позже оказалось, что это  мультимиллионер, хозяин этого отеля, его работник заболел и вот он с удовольствием сам носил наши чемоданы. Это была моя первая встреча с капиталистической системой.
        Я увидел, что капиталисты не только не ленивые, а с удовольствием работают, своим трудом зарабатывают деньги. Вот это было мое первое впечатление. С этим человеком я потом подружился, как музыкант, он меня еще познакомил с разными людьми в этом городе.
        Мне помогли устроиться на  хорошую работу. Я понравился, и они устроили меня  у себя в отеле, там был такой зальчик танцевальный.  Позвали хозяев нескольких отелей и ресторанов, чтобы меня прослушать по поводу работы. Я получил работу в отеле возле аэропорта, это огромное шикарное здание, с несколькими залами, где проводили фестивали, концерты, я должен был в перерывах, три раза за вечер по 15 минут что-то такое поиграть в холле на своем баяне. Это был контракт на год, 250 долларов в неделю. Это была моя первая работа в Канаде.
        Мы были молодые и пособие для нас не было самоцелью, мы хотели найти работу. У меня был маленький ребенок уже к тому времени, первый сын. Я был одним из тех, кто получил работу. Я купил новую машину, за восемь тысяч долларов, как сейчас помню «Меркурий монарх», черная с белой полосой,  белые кожаные сиденья.  Я был неопытным водителем, а там кругом лед, 7 месяцев зима, я затормозил на светофоре, снес столб, светофор, чудом остался жив, но машину разбил всю, а у меня одна мысль, такую работу нельзя потерять, нельзя опоздать. Я выбил дверь, завел её, и вот в таком состоянии доехал до работы, где меня уже ждала полиция. Я, оказывается, еще снес телефонную будку, где был человек. Но меня отмазали как незнающего английский, как то менеджеры спасли меня.
        В этом городе была чудесная русская эмиграция, была большая еврейская община, но мне хотелось попасть все таки в Торонто. Мне попала в руки русская газета,  там говорилось, что в этом городе открывается русский ресторан и требуются музыканты. Я звоню хозяину ресторана, оказалось, что газета старая. Был такой Женя Терентьев, он открыл шикарный ресторан в Торонто «Доктор Живаго». Он говорит: «я уже слышал о Вас, но я уже взял музыкантов, у меня уже ребята играют. Но все таки интересно, я много хорошего слышал о Вас, приезжайте но за свой счет, если я вас возьму, так я Вам оплачу потом». Но я в себе уверен, я сажусь в самолет. Женя меня встретил в аэропорту и в половине десятого мы приехали в ресторан. Он мне сказал: «располагайся на сцене, будем слушать». Я начал играть, петь. Тут его жена спрашивает: «А мне сможете саккомпанировать?». Я саккомпанировал, смотрю, уже накрывают стол, он вызвал своих музыкантов, которых он уже набрал. Я никогда не забуду эту фразу: «ну что мне делать, он один играет лучше вас всех, я решил взять его, извините», а я говорю, «я не хочу чужое место занимать», он отвечает «это мне решать, ты в такую дорогу поехал, я тебя позвал с тем, чтобы тебя послушать, это не твоя вина». Вот так он меня взял, играть в этот ресторан.    Мне сняли квартиру в этом же доме на десятом этаже, а у него была на двенадцатом. Шикарное здание в центре города, улица Блюр, как сейчас помню, огромная как проспект. В это время в Канаде проживал Михаил Александрович, знаменитый певец. Он прошел много стран в эмиграции. Он обычно обедал в этом  ресторане, приходил раньше всех, ресторан открывался в пять  - шесть вечера. И вот я расставлял инструменты, а он уже был в зале, и вот так я пел перед самим Михаилом Александровичем. Он со мной сфотографировался и мне подписал: «Талантливому Алексею, который дарит нам много радости». Я очень горжусь этой фотографией. В это время приехали из Германии его жена и дочь, он привел их в ресторан познакомить со мной. Кстати, его тогда многие эмигранты звали спеть на свадьбе или в ресторане. Никогда он не соглашался. Буквально перед смертью, он приехал в Лос Анджелес с концертом, он был уже очень старым и я ему позвонил, и пригласил его на еврейский обед с бульоном, он помнил обо мне, и вежливо отказался, сказал, что по состоянию здоровья не может приехать. В моем доме в Лос Анджелесе побывали многие звезды. 
        Вернемся в Канаду. Когда этот ресторан закрылся я перешел в другой, в «Йорк Вилл плаза», в самом центре, где были самые дорогие итальянские магазины. Это была прекрасная успешная работа, я работал несколько месяцев, но у хозяев случился конфликт, и я остался без работы  в середине зимы. Я тут же навел справки, поехал в Монреаль в русский ресторан. Сам стал организовывать вечера, ездил туда на электричке в понедельник, вторник, среду. Русские рестораны были модные, посетители были канадцы, с французской культурой, когда аккордеонист со скрипачом ходят по залу, подавали чаевые. Меня взяли на будние дни, меня это устраивало. В Торонто я приезжал в четверг. Потом был украинский ресторан, польский ресторан, и потом я сам стал устраивать вечера. Началось с Новогодних встреч. Было очень востребовано, было много выходцев из Ленинграда, Москвы, Одессы, Киева. Была очень хорошая публика. Так пять с половиной лет я прожил в Канаде.  Потом, по семейным обстоятельствам я эмигрировал в Лос Анджелес,  речь шла о воссоединении семьи.
        Мои родители выехали спустя четыре года после меня. Мать не захотела ехать в Канаду, так как это холодная страна.  Друзья помогли мне с переездом в Лос Анджелес. Я тогда развелся с первой женой и   подал документы на эмиграцию, это  не просто, другая страна, нужно иметь основание.
 

 
        У меня основанием был русский ресторан в Лос Анджелесе, хозяин которого меня очень любил, ресторан «Миша'с». Этот Миша, на половину русский, на половину армянин. Он родился за границей, это харбинская эмиграция первая, он сын представителей этой эмиграции и потомственный ресторатор. Прошел Китай, Францию, Аргентину. Он   прекрасно говорил на французском, испанском. Меня он обожал, всегда бесплатно угощал. Я переехал в Лос Анджелес в 1981 году, а до этого приезжал устраивать Новый год, и этот ресторан стал нашим клубом. Нам было тогда по 30 – 35 лет, мы все, чуть ли каждый вечер там собирались. Я там никогда не работал, всегда гостем был, меня просили спеть. И вот Миша дал мне безвозмездно рабочий гарант, чтобы   я переехал в США. Здесь уже многие играли, и Фима Моисеев (ансамбль «Гномы» ресторана «Тополь), потом Шуфутинский приехал, Люба Успенская,  Костя Швуим, мы все дружили .
        Кстати Костя Швуим, (он потом приехал). Он руководил оркестром во Дворце бракосочетаний в Одессе, а потом его взяли на круизный лайнер руководить оркестром, он с удовольствием поехал, это была привилегия, такую работу получить. И это было когда я еще  был в Одессе, когда он поступил на лайнер, место освободилось, и я тогда стал руководителем оркестра во Дворце бракосочетаний. Оркестр по преимуществу был джазовый, они умели играть всё, но преимущество отдавали джазу. Большие музыканты там играли, Бугаёв – гитарист, потом Жорка Гельмис – Слон, как мы его называли – барабанщик, контрабасист  Алекс Губницкий, и я. Это была четверка первая. Потом к нам, по просьбе ребят присоединился Аркадий Астафьев, знаменитый трубач, у него тогда умер маленький ребенок и он остался без работы, и музыканты ко мне подошли и говорят: «Алик, давай возьмем его на работу, он замечательный музыкант». И вот, мы четверо, а где на четверых хватит, там и на пятерых хватит. Вот нас было уже пять. Это тогда был самый профессиональный оркестр. Помню в Одессе были великолепные оркестры. Ресторан  «Тополь» - «Гномы»,  Алик Берисон.
        А  еще тогда были старики, которые были до нас, Гризоцкий, Нюма Кривой, Харитон Львович Флит выдающийся саксофонист, и ещё многие и многие. У них мы учились, у них переняли репертуар свадебный.
        И вот, в Лос Анджелесе, я играл на свадьбах, это всегда меня интересовало по работе, я играл на русских, еврейских свадьбах, у евреев поляков. Евреи поляки были большие бизнесмены, они приехали после войны у них был бизнес, они объединялись в общины, были очень верующие люди. И вот эти общины устраивали танцевальные вечера, с тем, чтобы в начале собрать деньги на помощь Израилю, а  я играл на этих вечерах. Они меня предпочитали, потому, что только я знал такой обширный репертуар.

Е.Ш.: В 1984 году в Лос Анджелесе, в ресторане «Миша'с» состоялся концерт Алеши Димитриевича, во время его гастролей по США. Вы так же принимали участие в этом концерте. Довелось ли Вам пообщаться с Алешей? Какое впечатление произвел  на Вас этот талантливый цыган?