С Аркадием Северным - в Советский Союз - часть 4

     Нашли мы эту ментовку, которая притулилась там чёрт знает где, за запасными путями, зашли... На наше счастье контролёр, который составлял протокол, как раз оказался тут же. И он, рассмотрев нас со всех сторон, не опознал.
     На этом наше "дело" и закрылось, протокол аннулировали, и нам сказали заветную фразу "Вы свободны". Даже ещё посочувствовали, что у нас оказались такие подлые знакомые. – Вы, – говорят, – там разберитесь... Можете потом и заявление написать.
     Мы, конечно, пообещали, что про всех напишем, и вывалились на волю. Душа, честно говоря, чирикает, а тут оказалось, что и "взятка" осталась невостребованной.
     – Ну, что? – говорит мой новый знакомый, – Отметим?
     Я бы и не напрашивался на такую халяву, но раз он сам предложил... Что ж, сели мы на ящики в каком-то закутке на задворках всё у тех же запасных путей, в тенёчке под старыми липами... И, кстати, помню – как раз в тот момент откуда-то издалека, может быть, даже из того же линейного отдела милиции, удивительным совпадением раздавалась запись "одесситов" – "Это было летом, в жаркую погоду, когда сидели мы под липами в скверу..."
     Дорогущий фирменный портвейн мне показался ничуть не лучше нашего, но это неважно. Попытался я было возобновить расследование по вычислению наших общих знакомых-гадов, но Алексей как-то быстренько свёл разговор на политику. Ну, этому я не нисколько удивился. Поливать Советскую власть – это был тогда самый распространённый вариант "салонного" трёпа. Я, грешный, и сам этим страдал, – благо, чтобы изображать такую фронду, ума много не надо, а за "интеллигента" и "либерала", глядишь, и прокатишь... Так что беседа себе полилась... да только очень скоро пришлось мне прочувствовать всю убогость своего "диссидентства". У меня-то что было за душой? – антисоветские анекдотики, да вражьи голоса; а мой новый знакомец как пошёл лепить про правозащитные движения, хельсинкскую группу, да самиздат... Я только сижу с разинутой варежкой, да поддакиваю. Раньше я слыхал про такие чудеса только по тем же "Голосам", а тут, нате – живой свидетель! Впору бы загордиться – с кем пью! – да вот тут-то и подоспело осознание убогости... Потому что Алексей стал меня ненавязчиво спрашивать: а касаем ли я хоть как-то до всего этого? знаю ли кого-нибудь? А мне и ляпнуть нечего... Даже соврать опасаюсь, чтоб не сморозить глупость.
     ...А ведь было б чего сказать – всё бы, придурок, так ему и выложил. Эх, тупоголовая юность...
     До меня ведь только через несколько лет, когда этот Алексей давно уж исчез с горизонта, стало доходить – всё это было не случайно! А потом и один знакомый, бывший чекист, изгнанный из органов за пьянство, подтвердил: сексот, и к бабке не ходи. То есть, даже и не полноценный агент, а так, сам на чем-то раньше заловленный, и подсылаемый... К таким дуракам, как я. Я ведь в родном вузе был на "хорошем счету", потому что от инфантильной удали нёс антисоветчину на каждом шагу; и наверняка уж, где надо, всё было взято на заметку. Вот, видимо, и проверяли, кто я – просто язык-помело, или с кем-то всё-таки связан? Ведь так, протряхивая частым бреднем каждого болтуна, да заодно подвербовывая, и выходили на самиздат и каналы доставки литературы из-за бугра. Масса лишней работы, – как сокрушался тот же чекист, – но ничего, людей для этого хватало. Ведь большинство нашей "диссидентствующей" интеллигенции уже при легком нажиме начинало стучать, высунув язык от усердия. Со страха лишиться не жизни, и не свободы, а самой паршивой ступеньки своей карьеры...
     Одно только удивляло того чекиста, – откуда весь этот железнодорожный детектив? С такими, как я, обычно знакомились просто у пивных ларьков. Я ж не известный диссидент, в самом деле, чтоб брать меня в такую сложную разработку. Наверное, как-то сам того не осознавая, ляпнул чего-то, показавшееся им особо важным... Но что я такого мог ляпнуть? Разве что страшную государственную тайну типа того, что дорогой Леонид Ильич у нас маразматик?
     Вот такого знакомого мне тогда сосватал Господь... Вернее, мой собственный язык с дурной головой. Бог-то меня, дурака, как раз хранил – потому что ничего такого болтануть я так и не успел. А встречались мы с этим Алексеем ещё несколько раз, и базарили всё на те же темы; но он, видать, убедившись, что я не связан ни с кем, кроме как с коротковолновым диапазоном, интерес ко мне стремительно терял... Общих знакомых-гадов мы так и не вычислили, из его института я вообще никого не знал... Кстати, я уже и забыл, какой вуз он называл своим местом учёбы, – что-то электрическое, не то ЛЭТИ, не то Бонч. Но мне всё хотелось его удивить, – что и мы, мол, чего-то знаем и могем. Ещё хорошо, что были каникулы; а то ведь, глядишь, и нашёл бы в родном вузе какое-нибудь диссидентство, и побежал бы этому к товарищу с полными штанами радости и подробным рассказом... Вот так красиво чекисты раскручивали лохов.
     Да, а где же, вы спросите, тут музыка и Северный?
     Сейчас будут.
     Уже на второй встрече с этим субъектом политического сыска у нас как-то вдруг среди разговоров о "судьбах России" проскользнуло чего-то про блатную музыку. Вот тут я и воспрял. Тут – думаю, – тебе не хельсинкская группа. Тут уж я буду банковать...
     К тому времени я уже был знаком с некоторыми серьёзными питерскими коллекционерами всякой эмигрантской и подпольной музыки. И пусть я для них был, конечно же, никакой не "коллега", а всего лишь небогатый и несерьёзный клиентик; но, тем не менее, хорошие записи имел. И мог уже задирать нос перед такими простыми слушателями, у которых блатняк был в основном в виде сборников поганого качества. А хвастаться-то я вообще любил, каюсь... Так что я сразу же, весь в предвкушении триумфа, заволок Алексея к себе домой, и врубил музыку... И что ж? – мои записи его действительно заинтересовали, а вот рассказы про коллекционерский мир, как уж я не надувал щёки, – не очень! Он хоть ни с кем оттуда и не был знаком, и даже не знал никаких имен, но всю механику этого дела, похоже, представлял не хуже меня. Теперь-то я понимаю, почему... Да и записи, которые я продемонстрировал, чтобы его удивить: Северный с диксилендом, и с "Чайкой", – оказались ему знакомы. Правда, качеством звука он, кажется, всё-таки впечатлился.
     А вообще, как выяснилось в разговоре, ему больше были по душе не все эти новейшие оркестровые навороты, а ранние записи Северного – в чём, кстати, я с ним был вполне солидарен. И помню, что говорил он обо всём этом убеждённо, и со знанием дела, – видимо, эта музыка его действительно интересовала не только по "долгу службы"...
     Ну что ж, гитарные, так гитарные! Одесские "циклы" я ставить не стал, хоть они у меня тоже были высоком качестве, – таком высоком, что, на мой взгляд, там даже терялся какой-то таинственный шарм, который был в глуховатых и детонирующих. Но они же были всенародно известны, а мне хотелось поразить своего загадочного знакомца какой-нибудь "уникальной" записью, которую он никогда не слышал. Впрочем, гитарных концертов у меня было ещё много... И вот, наконец, свершилось – он попросил кое-что переписать! Чего я так долго и ждал... – Ну конечно, пожалуйста! Я ж не жадный! Хоть сам за эту музычку и платил, но хорошему человеку запишем и так! Да... думаете, я был такой отъявленный альтруист и бескорыстный пропагандист андеграунда? Нет, конечно, чего уж тут врать. Просто-напросто подобные моменты весьма тешили всё то же моё хвастливое тщеславие. Очень уж льстила мне роль такого "благодетеля"...
     Записывать Алексей пришёл ко мне на другой же день, со своим магнитофоном, каким-то импортным кассетником. Пока шла запись, мы опять с умным видом распинались о своей любви к "классике", – то есть, к старым гитарным записям... И вот тут он вдруг мне и выдал: "А вот есть ещё старые записи Северного под гитару с аккордеоном". Я сразу навострил уши! Как же – ведь я ж себя считал знатоком, допущенным до лучших коллекций, а тут нате – "старые с аккордеоном". Про такое я не слышал ни от одного коллекционера! Конечно, я тут же перечислил все знакомые записи, где есть аккордеон, – нет, ни одна, по его словам, не подходила. Ну и ну! – "Можешь достать?" – "Да запросто. Сходим, – говорит, – через пару дней к одному товарищу, послушаешь..."
  

  
     Я аж извёлся за эту пару дней. А вдруг там и впрямь что-то незнакомое? Вот удивлю-то своих знакомых корифеев подпольной звукозаписи! Глядишь, меня там посерьёзней будут воспринимать; а то ведь в основном всё так: ходит какой-то пацан за записями, и хрен с ним, лишь бы деньги платил... и с вопросами не лез. А мне, сами понимаете, именно и хотелось лезть к ним с вопросами...
     Конечно, судьба у подпольных записей могла быть самой причудливой, – на то они и подпольные, – и наткнуться на них действительно можно было в самом неожиданном месте. Тогда я, правда, этого чётко и не осознавал... Тем более, что ещё и не понимал, кто он такой – этот мой новый знакомый, "рядовой любитель". Вот когда понял через пару лет, то и прочувствовал весь абсурд ситуации! Потому-то я и расписывал так подробно наше знакомство, чтобы это стало понятно всем. Ведь записи и впрямь оказались неизвестными! Впрочем, я забегаю вперед.
     А начался тот поход за записями совершенно примитивно. Встретились мы у метро "Площадь Восстания" часов в одиннадцать утра, выяснили, что вчера оба весело провели вечер... Настоящим похмельем в те юные годы мы, конечно, ещё не страдали, но почему-то надо было старательно изображать, что нам, как большим, тоже необходимо "поправиться". Значит, путь наш один – в пивняк на углу Маяковского, был там такой безымянненький бар... И естественно, он оказался закрыт. Пивных ларьков поблизости не наблюдалось, на Жуковского тащиться было влом; бутылочное пиво – тёплое и дорогое... и не придумали мы ничего лучшего, чем взять портвейну – на этот раз отечественного, родного, типа "Агдама". Как там пел Майк Науменко: "Кто хлещет в жару портвейн?" – вот именно... Правда, бутылку мы хотели располовинить, оставить часть на потом, когда будем слушать музыку... но, конечно, как-то незаметно вылакали всю. Ну, а дальше всё было по классике: соображалка отключилась, душа развернулась... но денег уже оставалась какая-то ерунда; и значит, всё равно не миновать бутылочного пива. Пиво на вино – сами понимаете, вещь... Попили, прикосели, и пошли.
     Впрочем, это всё я ещё помню хорошо. Завалились во двор того дома, где смешной кинотеатр "Новости дня", бывшее "Стереокино", прошли мимо него... Я и не подозревал, что там за "Новостями" такой двор – целое ущелье! Даже не классический проходняк из цепочки "колодцев" – пару таких дворов мы прошли, а дальше началось уже что-то непонятное. Слева не то гаражи, не то бывшие конюшни, справа – бетонная стена, а за ней какие-то руины. Такое впечатление, что не разобранные ещё с блокады. Но толком я их разглядеть не успел, пролезли мы через пролом в другой стене, и оказались опять в мрачном питерском дворе, кругом всякие флигеля, флигелёчки, сараи... Мрак! Но и это безобразие мы прошли мимо, и заскочили уже, наконец, в тёмный угловой парадняк, весь провонявший мочой – по классике. Поднялись на какой-то там этаж...
     И квартира оказалась классической: узкие окна в упор на соседний брандмауэр, так что в летний полдень приходится жечь электричество, коридор забит хрен знает чем, только что не гробами. Мэн, что открыл нам дверь, оказался какой-то серый, невзрачный, лет тридцати на вид, не больше. Но Алексей его почему-то представил по имени-отчеству, Степаном Сергеевичем, и сам обращался так же. Я не успел сказать и пару слов, а он уж вытаскивает бутылку. Водка "Русская", по 4 рубля 42 копейки, что ж ещё? Именно её к уже выпитому нам и не хватало. А если учесть, что я тогда вообще ещё только учился пить водку по-настоящему...
     После стакана, однако, этот Сергеевич всё же полез к магнитофону. Магнитофон-то я хорошо запомнил – ни до, ни после этого мне ничего похожего не попадалось, даже в справочниках. По дизайну даже эпоху этого аппарата было не определить: в пятидесятые годы корпуса делали из полированного дерева, с золотом и парчовой тряпкой на динамике, в шестидесятых перешли на цветную пластмассу и обтекаемые формы, а этот был как из военного фильма – металлический корпус шарового цвета, со всех сторон решётки-жалюзи, как на трансформаторной будке. Чёрные ручки и примитивные тумблеры, и всё. Даже надписей не разобрать. Скорее всего, это была просто самоделка. Не такая уж редкость в те времена. Правда, наши Кулибины в основном старались делать дизайн под "фирму", но всякие ж бывают фантазии у людей... Тут, наверное, водка уже хорошо заползла в мозги, потому что должен же я был спросить – что это за система? Нет, не помню...
     А дальше помню и того меньше, что всего и обиднее. Сначала Северный что-то пел под гитару, а потом пошла другая запись, не очень правда, качественная, действительно с гитарой и аккордеоном. Тут я, как ни был пьян, сразу понял – незнакомое. Правда, песни вспоминаю с трудом, только стилистику – вроде бы, не "одесские", а то ли лирические, то ли тюремные... А потом... потом появилась вторая бутылка.
     Правда, выключился я не сразу, и помнил ещё, что та запись была длинной; потом этот Степан Сергеич менял катушку... Да я уж и не врубался в песни, только радовался... как идиот.
     Вот, можете смеяться, а ради этих нескольких фраз я и разводил такие длинные россказни. Я действительно очень плохо помню саму запись, и про неё мне добавить нечего... И об этой странной компании – тоже. Я и не помню, как тогда добрался до дому, а Алексей этот напрочь пропал, и больше мне никогда не звонил... А сам я его вызвонить не мог – без телефона он жил, бедняга... а скорее, просто не хотел мне его давать. Помню, он только сказал, что обитает где-то у чёрта на рогах, в Уткиной заводи. Ждал я, ждал, потом сам сунулся в тот двор за "Новостями" – и ни хрена не нашёл. Вроде бы, облазил все катакомбы, насквозь до самых задворок куйбышевской больницы и до Маяковского, да всё казалось – не та парадная. Только мочой во всех несло одинаково. Ломиться ж подряд во все квартиры как-то не решился...
     Что ж, чекистский детектив на этом, собственно, и закончился. А что это была за запись – я так до сих пор и не знаю... Только через пару лет после тех событий я услыхал, что в начале 60-х годов действительно была запись Северного с небольшим оркестром. Только самой записи ни у кого из рассказчиков не было. И я, конечно же, со всем своим распалённым кладоискательским ражем вообразил, что на той явочной хавире мне довелось быть очевидцем редчайшего события, свидетелем существования, может быть, единственного экземпляра... Ну, что там говорить. Тем сильнее была досада на то, как бездарно просрал я возможность её заполучить...
     А сейчас, когда эта запись нашлась, и я её не один раз уже переслушал... – нет, всё равно, так и не рискну делать однозначных выводов. Ну как тут можно что-то утверждать, если прошло столько лет, а практически никаких деталей я не помнил даже и тогда! Может, это всё-таки какая-то другая запись... Кто его знает, сколько их было, этих неизвестных ранних записей Северного?
     А если запись всё-таки та...
     ...То этот сюжет я с радостью подарю любителям страшилок и детективов!
     Ведь прежде чем эта запись стала достоянием "полной гласности", она долгие годы существовала в коллекционерском мире очень и очень странным образом, и сопровождалась какими-то совершенно непонятными мутными мистификациями. Подробно про них рассказывать я уж не буду, эти детали действительно мало кому понятны, кроме клинических коллекционеров... Но тут, конечно же, так и тянет предположить какую-то связь с моей историей! Почему нет? Вся эта муть вполне логично сочетается с тем, что эту запись я слышал не где-нибудь, а именно в загадочном чекистском притоне! В принципе, мысль совершенно не экстравагантная – ведь тему "происков КГБ" у нас уже в чём только не находили. Да и сейчас не так уж и мало любителей её искать. Хотя лично я, по правде говоря, не могу даже и придумать – чего же в ней могло быть такого, в этой записи, чтоб чекисты устраивали вокруг неё такие сложности?!
     Да и какие у меня, в конце концов, основания утверждать про "чекистский притон"? Я знаю только то, что сексотом был мой странный знакомый. А "меломан" Степан Сергеевич, к которому он меня привёл, – тот, может быть, и не имел вовсе никакого отношения к страшному Комитету... Да, когда-то я над всем этим крепко ломал башку. А теперь уж стараюсь не умствовать. Тут ведь и свихнуться недолго...
     В общем... плюньте на все версии, и считайте, что этот рассказ – просто о любопытных случаях и совпадениях в нашей жизни.

---

1   2   3   4   5   6   7   8   9   10