С Аркадием Северным - в Советский Союз - часть 1

  
     Мысли о том, как и почему советские люди (точнее, подростки) увлекались блатной музыкой, у меня в основном были записаны давно. Но в виде обычных рассуждений. Так что читались они все-таки скучновато – это ж не научная работа, в самом деле. А нанизать их на какой-то сюжет не получалось.
     В итоге получился такой набор монологов, и так оно, вроде, читается все-таки лучше, чем высокоумная статья.
     Правда, все ранее накопившиеся социологические и психологические размышления о магнитном блате не влезли в рассуждения обычных героев, и я вынес их в монолог дополнительного персонажа, самого неадекватного.
     Хотя жизненный прототип у нее действительно был.
     В итоге получился, конечно, опус вообще неопределенного жанра, и не рассказ, и не статья, и не эссе, а хрен знает что. При том, что шизуха вообще – не мой жанр, я сугубый реалист. Ну. а насколько такая форма себя оправдала – судить уж читателям.

    

     10 марта 199... года под деревней П...ка в Ленинградской области прекратил своё существование психоневрологический интернат. Лихие годы раннего российского капитализма не оставили в бюджете районного здравоохранения никаких средств даже для самого нищенского существования этого учреждения...
     В опустевших корпусах вовсю хозяйничали местные жители, выламывая и унося всё, мало-мальски пригодное в натуральном хозяйстве, вплоть до засранных половых досок и проржавевших железных кроватей...
     А ведь совсем недавно здесь кипела своя, пусть и очень своеобразная, но всё-таки жизнь... Хотя, "кипела" – совсем не подходящее в этом случае выражение. Жизнь тут текла тихая и размеренная, потому что и пациенты этого интерната были, в подавляющем большинстве своём, люди совершенно тихие и безобидные. Их даже особо не ограничивали режимом, и они могли спокойно гулять по окрестностям, умиротворяя свои измученные души видами природы на красивом высоком берегу реки и в окрестных сосновых борах... А "старожилов" этого интерната в летнее время частенько даже отпускали на несколько месяцев погостить к их местным знакомым в окрестных деревнях. Конечно, мотивы у местных при этом были весьма далеки от идиллии человеколюбия: "крепкие хозяева" брали к себе этих тихих психов, чтобы они там работали за еду, курево, и очень редкую выпивку. Но те были вполне довольны. Не обиженным, наверное, оставался и главврач. Так что в результате все тогда существовали в полной гармонии...
     Но наставшие новые времена сломали всю сложившуюся систему человеческих отношений и связей, и в гораздо более грандиозном масштабе, нежели этот несчастный интернат... Ликвидация его прошла быстро, и на фоне того, что творилось вокруг, можно сказать – почти безболезненно. Пациентов не выгнали на улицу, а развезли по другим аналогичным заведениям Ленобласти. Хотя и не всех. Про некоторых, кто в это время опять-таки "гостил" в окрестных деревнях, просто-напросто забыли...
     Минуло лет пять, или даже шесть. И однажды в эти места занесло двух приезжих "туристов" – дачников из одной близлежащей деревни...
     Внутри зданий уже росла трава, кое-где полезли и молодые деревца, а от ближайшей дороги стало уже почти ничего и не видно, – разросшийся кустарник всё скрыл от посторонних глаз... Да, поразительно видеть, как быстро наступает лес на брошенные человеком места! Ведь всё-таки это не тропические джунгли, полностью поглотившие и спрятавшие в дебрях Индии целые огромные города. Но и наша северная природа очень быстро отвоёвывает всё, что человек самонадеянно отобрал у неё. О таких урочищах всегда ходят какие-то мистические слухи, привлекающие всяких диггеров и чёрных следопытов... Но два приятеля, забравшиеся в заброшенный интернат, таковыми не были. Они просто болтались по окрестному лесу, и заглянули сюда от досужего любопытства.
     Впрочем, ничего особо интересного не было в разбитых домах без окон, дверей, а кое-где уже и без и крыш. Всё, что не успели растащить, уже сгнило, или заросло травой. Лишь один из приятелей, бывавший здесь ещё в дни существования интерната, и помнивший, как оно выглядело, всё ходил, сравнивал, и удивлялся столь быстро наступившему запустению.
     Всё, что им удалось найти – какие-то обрывки бумаг в одном из домов, в закутке, более-менее закрытом от дождя и снега. Это были истории болезни! Интернат ликвидировали в такой спешке, что даже не вывезли архив... Но и в историях болезни, к тому же так плохо сохранившихся, тоже нет ничего интересного. Да ещё в одном заброшенном домике, стоящем уже практически в лесу, совершенно на отшибе от остальных зданий, нашлось среди груды ломаной мебели несколько общих тетрадок в клеёнчатых обложках. Тетради были мерзостного вида – отсыревшие, заплесневелые по краям, и могли содержать в себе, скорее всего, какие-нибудь процедурные записи или графики дежурств. Это тоже было совершенно не интересно нашим друзьям. Но один из них всё-таки поднял тетрадку, и раскрыл её слипшиеся страницы...
  

  
     – Любопытнейшая вещь! – так сказал через несколько месяцев один петербургский психиатр, которому показали эти тетради. – А вы не знаете, как найти главврача того интерната? Боюсь, без него нам будет трудно разобраться.
     – Говорят, он давно уехал. За рубеж...
     – Ну вот – за рубеж... Плохо. Видите ли, всё это написано явно одним и тем же человеком, хотя и в разное время. Но он мог записывать не только собственные мысли, но и чьи-то рассказы. Вот это-то крайне и любопытно! Что это – индуцированный бред, или диссоциативное расстройство идентичности? Прошу прощения... Вы же не специалист. Попросту говоря – был ли это бред, которым он "заразил" других больных, в результате чего и получилось это множество персонажей, рассказы которых были записаны. Или у него было даже не раздвоение, а "размножение" личности, и он вот так и писал сам от лица каждого персонажа... Да, весьма интересный случай! К сожалению, пациента-то мы точно теперь не найдём... Вы ж говорите – истории болезни остались в интернате? Можно, конечно, сделать запрос в районный диспансер, но очень сомневаюсь, что мы теперь узнаем, кто и куда был отправлен из того интерната...
     – Кто-то мог остаться в окрестных деревнях. Я вам рассказывал...
     – Да-да. Помню. Но, к сожалению, эти люди плохо социализированы, и если становятся бомжами – долго, увы, не живут. Если даже у вас там в деревнях и нашлись сердобольные хозяева, до сих пор предоставляющие кров такому бедолаге, то уж совсем мало вероятности, что он и окажется автором этих записок... Впрочем, чего только не бывает. Попробуйте, поищите, если есть желание. Я бы с большим интересом понаблюдал такого пациента!
     – ...К сожалению, ничего утешительного. Во всей округе знают только про двух бывших пациентов интерната, но оба – обычные олигофрены. Они не могли написать ничего подобного.
     – Что ж, выходит, все следы утеряны. Жаль.
– Ну, не совсем все... Местные уверенно заявляют, что незадолго до ликвидации интерната несколько человек оттуда убежало! Якобы их видели, причём многие...
     – Ну, а где ж они могут быть теперь? Прошло столько лет... Может быть, кто-то ещё и болтается где-то по просторам страны, всякое может быть. Но нам-то их уже никогда не найти.
     – Что ж теперь делать с этими записями?
     – Для научной работы они, к сожалению, не годятся, – мало данных. Ну... можете опубликовать их, как художественное произведение. Может, кому-нибудь это и будет интересно.
  

  

  
     Да, все мы когда-то родились и выросли в одной расчудесной стране под названием Советский Союз...
     А что толку? Прожили там хрен знает какую часть жизни, а почти никто, похоже, так и не понял – что же это такое было?
     Для нормальных людей, конечно же, тут никаких сомнений быть не может: там всё было прекрасно! При том, что на самом-то деле там всё было ужасно. Или наоборот... В общем-то, никакой разницы нет, хотя кругом, куда не плюнь – полным-полно любителей драть до усёру глотки за то или за другое. И ведь каждый, зараза, по-своему прав! Вот и выходит в итоге чистая шизофрения – одни страдали, живя в социалистическом раю, другие радовались, живя в социалистическом аду... Впрочем, это старо и банально: кто как смотрел – тот так и видел, вот и всё.
     Только вся штука-то в том, что оба эти взгляда – ну просто до тошноты унылы...
     А вот мы ещё в те времена поняли, как надо воспринимать этот мир, чтоб от такой тоски не сойти в психушку раньше времени! Ту суровую действительность в СССР кто-то, может быть, видел лишь душной казармой, а мы – так просто-напросто бесплатным цирком! Во всех её "мерзостях" как-то умудрялись находить весёлые и интересные стороны. Вернее, даже и не умудрялись – ничего такого специально и осмысленно мы не искали. Всё получалось само собой. И получалось всегда почему-то весело.
     Молодость...
     Ну да, кто-то, конечно, скажет – мол, дуракам всегда весело. Естественно. Но это всё только от зависти – они-то, эти зануды-"умники", поди, и в юности уже были безнадёжными старикашками по духу.
     Ну, вот взять хотя бы общеизвестное. Свободы информации в нашей стране было с гулькин хрен, а вот идеологического диктата и цензуры – до краёв и больше... А что в итоге? Для нас-то это всё обернулось увлекательнейшей игрой: "голоса", самиздат, всякие злободневные народные байки, циничная ирония в отношении всего официоза... Романтика! Конечно, без всего этого наша тогдашняя жизнь была б куда проще... ну и, наверное, скучнее.
     Или вот – записи всякой подпольной музыки, которую тогда почему-то называли "блатной"... Мало того, что они возбуждали интерес уже одной своей "запретностью", так ведь сколько ещё навыдумывали в народе обо всём этом мифов и легенд! И для нас, юных несоглашанцев, вся эта романтическая атмосфера оказалась не менее важна и интересна, чем сами песни. А может, и более. Если учесть, что сами-то по себе эти песенки были далеко не произведениями искусства...
     Ну так что ж вы думаете? – разве бы расцвела вся эта восхитительная шиза, если б, опять же, не те самые идеология, несвобода, и прочие ужасы тоталитаризма? Это ж они побуждали народ к такому творческому взгляду на мир!.. Вот даже и мы, сопливые школьники, не только пассивно питались слухами, но и сами для себя выдумывали на эту тему всякие навороченные баллады и саги. Там-то у нас действительно была полная свобода...
     Впрочем, особо развёрнутые фантазии творили, конечно, лишь наиболее впечатлительные натуры. Если даже не сказать... э... – нервные. Но порой это получалось занятно.
     Вот одну такую историю, пожалуй, и стоит предложить вашему вниманию...
  

  
     В той далёкой и прекрасной юности мы все горячо мечтали поехать куда-нибудь на великие стройки, влиться в единый трудовой порыв, и отдать все силы строительству светлого коммунистического будущего всего человечества... Ну, по крайней мере, наши школьные учителя и комсомольская организация были уверены, что мы должны мечтать именно об этом.
     Хотя я почему-то думаю, что на самом деле уверены они вовсе не были. Только боялись об этом говорить. А может, даже и думать...
     Ну да и ладно, Бог с ними. Я вот, например, больше всего мечтал иметь магнитофон.
     И вовсе не потому, что был каким-то там ненормальным меломаном, а просто, как всякий обычный подросток, хотел быть современным и независимым. Ну, а у нас в СССР этот обычный бытовой аппарат для звукозаписи прекрасным образом обеспечивал и то и другое.
     Так что мечта-то у меня, прямо скажем, была совсем неоригинальная, но вот магнитофона я в свои школьные годы так и не заимел... Сам купить не мог, а у родителей так и не выпросил. Такие уж были времена! В конце шестидесятых благосостояние возросло ещё далеко не у всех советских людей, и для простого школьника магнитофон считался слишком большой роскошью. Лишь в десятом классе мне вдруг подфартило – один хороший человек, отъезжая на Севера, оставил "поносить" свой "Айдас". Конечно, этому скромному бежевому чемоданчику было далеко до "Кометы", пузатой тёмно-синей мечты советского школьника; и к тому же он был хоть и не очень старый, но довольно сильно покоцанный. Однако тогда и такого вполне хватало для почти что полного счастья...
     Ну, а в чём же заключалось то самое счастье – уж это каждый юный "меломан" той поры знал совершенно точно. Магнитофон – это ж такая вещь, на которую можно записать совсем не то, что передают по Всесоюзному радио и Центральному телевидению! Именно для того он и существует, – у нас это просто-таки само собою подразумевалось. Так что, может быть, для каких-то нормальных советских людей маг был просто предметом для развлечения; а вот для таких, как мы, этот несчастный десяток килограммов железа, пластмассы и радиодеталей был волшебным окном, позволяющим заглянуть за стены официоза, и превращался прямо-таки символ! Свободы, прогрессивности и вольнодумства.
     И, кстати, особо идейная директриса в нашей школе вполне просекала это дело, так что для неё это тоже был символ – неблагонадёжности. Не помню, правда, говорила ли она об этом на школьных митингах и собраниях, а вот когда имела беседы с родителями какого-нибудь очередного проштрафившегося бедолаги, там среди прочих нравоучений у неё всегда всплывал и магнитофон. Эта "игрушка", мол, не доведёт до добра!
     Правда, наша-то пламенная директриса – случай особый, и такие большевистские порядки были, конечно, далеко не везде. Да что далеко ходить: пока она строчила письма в Минкульт и ЦК КПСС о том, что надо запретить подрывной мультик "Бременские музыканты", в соседней школе старший пионервожатый, говорят, проводил чуть ли не семинары по современному искусству, и рок-музыке в том числе. Но вот нам с этим делом как-то не сфартило...