С Аркадием Северным - в Советский Союз - часть 5

  
     Вот как. Без Комитета государственной безопасности, конечно, не обошлось...
     Да, ребята... Всё это уже настолько знакомо, что даже и неинтересно. Теперь ведь каждый, кто травил анекдоты про Лёню, или пересказывал сплетни, услышанные по "голосам", считает себя не меньше, как супер-идейным диссидентом. А если ещё при этом случалось, что какой-нибудь дядька из первого отдела, или даже просто из парткома, замечал такому "диссиденту": "нехорошо, мол, себя ведёте, товарищ", – ну, тут уж всё; это уже просто пострадавший от тоталитарного режима.
     Нет, ситуация-то, конечно, двусмысленная, ничего не скажешь. Когда совершенно малознакомый человек вдруг заводит с тобой разговоры про правозащиту, диссидентство, и прочее, – это подозрительно. Но почему вдруг сразу – стукач? Может, как раз таки тот человек и сам был из этих... инакомыслящих "за права человека"; и прощупывал почву, чтоб найти ещё одного сторонника? Впрочем, с манерами этих "агентов международного империализма" я не знаком. Занимались ли они такой вербовкой – чёрт их знает.
     Ну, пусть даже и стукач... Но уж точно не "специально подосланный"! Много чести. Кухонным трёпом тогда страдали все поголовно, и Комитету просто физически, при всей его огромной армии стукачей, было не отследить всех таких болтунов. Да и незачем. Там уж надо было действительно натворить что-то особенное, чтоб обратить на себя внимание.
     Так что наш бедный юный коллекционер-"диссидент", видно, просто случайно пересёкся с этим внештатным осведомителем, ну а тот просто решил использовать случай, чтоб немножко исполнить свой служебный долг. Бывает... Смолоду действительно обалдеваешь от всех этих диких случайностей и совпадений, которыми наполнена наша жизнь, а потом уж не удивляешься ничему.
     А вот, кстати, эти самые музыкальные коллекционеры – вот они-то действительно были мутным народом! Ладно ещё, что больные на голову, как и все такие же филателисты, нумизматы, и прочие "собиратели" с хомячиными инстинктами. Те-то державе были в основном по барабану. А вот вокруг всего этого музыкального подполья уж точно маячил призрак государственной безопасности. Ну, разве могло это неприкрытое безобразие никак не отслеживаться? Впрочем, если развивать эту тему, как любят у нас иные "конспирологи", то недолго додуматься и до того, что Комитет осуществлял там вообще полное идейное руководство, а может, даже сам и организовал всю эту подпольщину... Изначально. Ну да, хрена ль там стесняться в фантазиях? Как уже справедливо было замечено – уж чего-чего, а любителей находить "руку КГБ" у нас хватало всегда, везде и во всём.
     Ну, про Комитетские дела я ничего не знаю, Бог миловал... А вот с тем, как наша родная Советская власть относилась на самом деле ко всей этой блатной музыке, я имел счастье немножко столкнуться и лично. Об этом сейчас и расскажу.
     Вообще, у меня осталось о тех годах такое впечатление, что там либо царил полнейший дурдом, либо власть играла с нами в какую-то очень тонкую игру. Ну, в самом деле! С одной стороны, нам с самого детского сада усиленно пачкали мозги, что чего-то там нельзя, и что-то нехорошо, а ещё что-то – совсем недостойно: и рок, и западная мода, и "вещизм", и гулянки, и та же блатная музыка... А с другой – за всё за это ничегошеньки не предусматривалось! Ну, посношают ещё раз мозги... Да и пусть. Зато после всего этого, нацепив какие-то вшивые джинсы, можно было ощутить себя прямо-таки "борцом с режимом"! Спроста ли нам устроили такую возможность строить себе иллюзии "свободомыслия и борьбы"? Чёрт его знает... В общем, не будем углубляться; лучше я, как и обещал, просто расскажу о том, какая хрень произошла у нас с записями блатной музыки.
     Нельзя сказать, что я так уж круто увлекался блатом. Но всяким подпольем-андеграундом всё-таки интересовался, и записи Северного тоже понемножку приобретал. Не у мутных коллекционеров, конечно. Ну их к чёрту! Сначала – как и все, примитивно собирал по знакомым, а потом просто покупал. И слушая все эти ваши рассказы – в упор не пойму, зачем нужны были такие сложности, какие-то особые усилия, "крутые" связи, или огромное везение... Ленинград – это ж всё-таки не Урюпинск, и всё, что захочешь, здесь можно было купить, были бы только деньги. Ну, и записи блатняка продавались точно так же, как и всё остальное.
     Не в магазине "Мелодия", конечно. Рядом. Да вообще, рядом с любым магазином, где был отдел грампластинок; там уж даже не надо было и искать – постой пять минут, и фарцовщики сами начнут к тебе подтягиваться, заговорщически подмигивать, и полушёпотом предлагать... Северного, правда, просто так с ходу не предлагали – товар на любителя, специфический. Но спроси у них – сразу предложат, покажут, или проводят к какому-нибудь местному авторитету по части музыкальной нелегальщины.
     А мне было ещё проще – у меня один знакомый, бывший одноклассник, пристроился на блатной работёнке, продавцом пусть и не в отделе пластинок, а в радиодеталях; но зато в самом крутом магазине "Дом радио и музыки" на Гражданке. Некоторые, правда, считали, что "Радиотехника" на Свердловской круче, но это неважно. Главное, что практически каждый продавец в таких магазинах и сам занимался перезаписью, и диски барыжил, или, по крайней мере, был хорошо знаком со всей фарцой, а то и с деятелями из госстудий звукозаписи. Так что доставал я через него всё, что хотел, безо всяких проблем. Может быть, в этом и мало романтики– когда просто идёшь и покупаешь; но я о таких высоких материях как-то тогда и не задумывался...
     Впрочем, чёрт с ним, разводить россказни про фарцу здесь ни к чему, про неё и так всем всё известно. Тут, кстати, та же фигня, что и с диссидентством: кого теперь не спроси, тоже гордо скажет, что имел дела с фарцовкой. То есть, пару раз перепродавал шмотки своим знакомым... Ну, или по тому же типу, как наши дворовые меломаны занимались "музыкальным бизнесом"! Изредка толклись рядом с фарцовщиками в "Трубе", или у "Мелодии", как рядовые клиенты; ничего от бедности даже и не покупали, но потом целый год рассказывали о том, что они там будто бы уже в доску свои люди...
     Нет, ну а чтоб мы вообще делали без фарцы? – если тогда вся питерская молодёжь поголовно носила джинсы, которые советская промышленность не шила, а торговля не закупала. Так можно себе представить масштаб перепродажи! Что ж поделать, раз Советская власть двадцать с лишним лет жевала сопли, но так и не смогла освоить производство такого говна, будто специально сделав их культовым предметом. Тоже происки КГБ, наверное...
     Я лично фарцовкой всерьёз не занимался, больше для понта. Какой из меня, в жопу, фарцовщик, если я частенько не продавал попавшее ко мне импортное барахло, а... менял. Ну, прям как в начальной школе меняют ножички на марки. И вот ту самую ленту Аркадия Северного, с которой и закрутилась вся история, мне тоже довелось сменять, – будете смеяться на что, – на пачку сигарет!
     Правда, не "Примы", конечно. "Салема". А "Салем" для простого советского человека – это было гораздо больше, чем сигареты! Это был просто-таки символ. У фарцы они стоили до двадцатки, и, конечно же, это был особый шик – небрежно достать где-нибудь в баре пачку, которая стоит зарплаты за несколько рабочих дней рядового труженика. Пусть ты действительно должен был горбатиться, чтоб заработать на такую пачку, но ведь окружающие могут подумать, что ты тоже из тех мажоров, "умеющих жить"... И нашими сигаретами пачку от "Салема" не набьёшь – сразу заметят, у них же были белые фильтры. А вот со всякими "Винстонами" и "Кентами" такие дешёвые фокусы прокатывали! Я, признаться, и сам баловался в школьные годы подобной ерундой. Благо, пачки из-под буржуйских сигарет мне регулярно подбрасывал один родственничек, по работе контачивший с фирмачами.
     Вот он однажды мне и подкинул с барского плеча ту целую пачку "Салема"... Настоящей-то фарцовкой он тоже не занимался, даже по мелочи, потому что боялся всего на свете. И в основном тащил от финнов, с которыми совместно строили Светогорский бумажный комбинат, всякую ерунду. То, что финнам не жалко было выбрасывать: например, шариковые ручки, или пластиковые папки и скоросшиватели со знаком фирмы "Enso Gutzeit". А то ещё и пакеты... Полиэтиленовые пакеты из финских супермаркетов – финны их привозили-то сюда поначалу лишь по прямому назначению, в качестве упаковки, чтобы потом выбросить. Пока не поняли, что из-за нескольких цветных латинских буковок этот пакет для наших граждан – тоже больше, чем просто пакет. И повезли их пачками, – благо, у них в супермаркетах такого добра навалом и даром...
     А в Питере, где ни плюнь – попадёшь в дурачка, готового платить за них трёшке, а то и пятёрке. Да и то, по пятёрке – это если написано что-то хоть и импортное, но не крутое и не модное. Но уж если на этом куске полиэтилена нарисован известный лейбл, или какая-то группа, – тут уж отдавай до червонца. А когда они только появились, то шли и по четвертному!
     Вот и был мой боязливый родственничек вполне доволен той фигней, которую подбирал за буржуями. Да и не он один! Там все не гнушались и теми самыми пачками от сигарет, и пустыми бутылками, и банками из-под пива, и глянцевыми каталогами буржуйских товаров, выброшенными за устарелостью... И ведь ничуть не стыдно ж было перед финнами выглядеть такими дикарями! Подумаешь – финны. Эта чухна сама, как понаедет в Питер, так ужирается до полного остекленения. А у нас ихние баночки-бутылочки поставят на полки, как антикварные вазы, страницами из каталога обклеят сортир, и очень будут горды этим очередным символом благополучия и высокой культуры...
     Впрочем, я чего-то отвлёкся. Так вот, пачка этого самого "Салема"... Сначала-то я хотел сменять её на парочку плакатиков с рок-группами. Я ведь по части музыки больше увлекался фирмой, а не блатом. Плакаты были потёртые, на уголках многократно продырявлены кнопками, поэтому на пачку можно было сменять таких и три. Однако их владелец, жмот, уверял, что плакаты офигенной ценности, и просил в придачу к пачке ещё и картинку с голыми тётками, – висела у меня такая, причём даже не из эротического журнала, а из рекламного проспекта финской сантехники. Всё от того же родственника. Ну и вот, пока мы так и не могли с ним сойтись в цене, подвернулся другой чувачок, и предложил за "Салем" ленту Аркадия Северного, – тоже, по его словам, невероятной ценности. Да, цену набивать мы умели мы не хуже, чем на крыжопольском базаре...
  

  
     Ну, короче говоря, ленту я немного послушал, и сменял, – запись была действительно хорошая, почти с фирменным звуком. Ансамбль "Встреча". Она тогда ещё только-только появилась, и даже до моего знакомого продавца ещё не дошла. И вот, на свою голову, начал я ею хвастаться, и конечно же, сразу получил заявку на перезапись.
     А я, вообще-то говоря, сам делал копии очень редко, – брать за это бабки со знакомых было западло, а тратить время за просто так – всё ж таки лениво. К тому же, второй магнитофон у меня был моно, "Маяк-202". Я всё пытался сделать из него "двести третий", присобачив второй канал от ещё одного "двести второго", который мне отдал знакомый алкаш, после того как в этом мафоне сдохла вся кинематика, и накрылся усилитель мощности. Но чего-то там не получалось... В общем, сам я качественно переписывать не мог. А свои ленты на перезапись, конечно, давал, но только хорошим знакомым.
     А тут захотел поиметь запись один мой одногруппник, с которым я никогда особо и не дружил. Да и вообще он был какой-то странный тип. Но очень уж просил дать ему ленту, клятвенно заверял, что будет в сохранности, даже предлагал залог... Ну, и пробило меня что-то на добрые дела. Согласился я дать ему бобину на пару дней, даже не требуя за услугу какой-нибудь символической благодарности, в виде маленькой кружки пивка за одиннадцать копеек.
     И вот я ему приволок эту ленту в наш терем, отдал; ничего ещё не подозревая... А на следующее утро об этом у нас уже гудели на всех углах.
     Оказалось, что этому идиоту тоже не на чем было переписывать, и не додумался он ни до чего лучшего, чем проникнуть в наш радиокабинет, и заняться перезаписью там! С радистом-то он договорился, – за дополнительную копию, естественно, – но что толку? Кроме радиста был же в техникуме и дерибас, – директор, то есть, – и был он очень озабочен тем, чтоб не угробили раньше времени недавно приобретённый для нашего передового терема новенький магнитофон "Ростов". Эти дебилы уж всяко должны были об этом помнить! И вот, заметив, что в радиокабинете чего-то творится в неурочное время, дерибас их, конечно же, зажопил. И ленту отобрал.
     И это ещё полбеды. Директор у нас был замшелый козёл, упёртый идейный коммунист, и к несчастью, он слышал, чего они там переписывают. Вот тут-то и разразился главный скандал... За эту несоветскую, пошлую, антиидейную хулиганскую музыку дерибас обещал всякие страшнейшие кары, изгнание из комсомола, которое влекло за собой и отчисление, и даже, разойдясь уж совсем, грозился отнести эту ленту в органы внутренних дел.
     А несчастный "переписчик", так бездарно просравший мою ленту, был довольно-таки трусоват, поверил, что директор действительно сотворит с ним теперь что-то страшное, и здорово обделался. Меня он, конечно, не заложил, да и за ленту обещал компенсировать, но приятного в этой истории было мало. И только лишний раз меня убедило, что "добрые дела" ничем хорошим не кончаются.
     Тем не менее, на следующий день я пошёл проконсультироваться с тем самым своим знакомым из радиомагазина. На тему – действительно ли может дерибас застучать нас в ментуру, и что вообще может светить за эти записи? Пошёл, конечно, не ради этого погоревшего придурка, мне плевать было, чего с ним сделают; но мало ли что, вдруг он всё-таки обосрётся до такой степени, что заложит, откуда у него эта лента? Вот и решил узнать мнение опытных людей.
     Вообще-то, за блатные записи нам уже грозили милицией не один раз. В нашем дворе один такой же долбанутый пенсионер всё время обещал вызвать ментов на бедных пацанчиков, громко гонявших блатняк на улице. Но тогда мы это всерьёз и не воспринимали. А тут я всё-таки решил уточнить.
     И товарищ меня просветил подробно и обстоятельно, потому что недавно, оказывается, и сам интересовался точно тем же! Кого-то из их компании замели за спекуляцию, и, обнаружив у него при этом записи блатняка, угрожали дополнительно привлечь ещё и за них. И вот, как разъяснил им какой-то старший коллега, тёртый спекулянт с несколькими ходками, – всё это просто взятие на понт. В Уголовном кодексе РСФСР есть только семидесятая статья про антисоветскую пропаганду, и сто девятая о клевете на советский строй. И по словам этого барыги-"юрисконсульта" получалось, что подвести под них блатные песни совершенно нереально, и это, мол, докажет любой адвокат. Только если в песнях есть мат, и их гоняли публично, – во-во, как мы во дворе! – то тогда, конечно, возможна двести шестая-один, мелкое хулиганство. А если ленты просто лежат дома, то и она – мимо...
     На самом-то деле с нашими дворовыми "концертами" мы рисковали, если даже песни были и без мата – ведь двести шестая статья, главная милицейская страшилка для уличной шпаны, была очень ёмкая и удобная. Фигурировало там, например, нарушение общественного порядка и оскорбление человеческого достоинства, а насколько широко наш самый гуманный в мире суд может толковать это самое общественное достоинство и человеческий порядок – об этом можно было только гадать... Захотели бы, так и блатняк подогнали под это в лучшем виде! Но всё это, слава Богу, было только в теории. Чтоб кого-то реально привлекли за подобные вещи – нет, такого действительно не припомнить.
     Вот комсомол – тот мог прикопаться к нашему моральному облику, это да. Но от членства в ВЛКСМ лично меня Бог миловал! А на попавшегося урода мне было плевать. Пусть комсомольцы его поимеют, со всем своим пламенным и праведным негодованием.
     "В общем, – сказал мне товарищ из радиомагазина, – держитесь наглей, даже требуйте у директора, чтобы вернул ленту. А будет вякать про милицию – соглашайтесь с ним туда идти. Сразу сдуется. А если такой кретин, что не поймёт, так пусть сходит. Его там просто обсмеют".
     Но спалившийся дурачок, конечно же, приссал идти к директору, и требовать ленту. Он и без милиции был уже с полными штанами, потому что ушлый наш дерибас, гад, обещал ещё и сообщить на работу его папаше. А папаша был какой-то полуответственный работник, зам-зам кого-то там, уже не помню; и бумага в партком, что он, мол, плохо следит за коммунистическим воспитанием сына, ему бы, наверное, подгадила... В каждом нормальном советском учреждении постоянно шли какие-то карьерные интриги, и любая, даже такая идиотская бумажка, могла сыграть скверную роль.
     В принципе, обо всём этом я знал и раньше, но оно было как-то абстрактно и далеко, а тут предстало во всей красе и наглядности. Довольно мерзко, честно говоря. Это ради карьеры надо было сидеть в таком дерьме, каждый свой чих контролировать, и шугаться каждого куста... Нет, лично мне это было совершенно не по нутру, имейся она конём, такая "карьера"! Конечно, подобные мысли я тоже имел и до этого. Но вот тут уж дозрел вполне осознанно. Тем более, что вокруг хватало людей, мыслящих точно так же.
     Тогда-то я всё это полагал вполне естественным... И только через десяток лет с удивлением обнаружил, что большинство моих "единомышленников" просто прикрывает этими красивыми лозунгами собственное раздолбайство и неспособность чего-то добиваться. Карьера ему, якобы, "не по совести"... А дадут такому чуть-чуть развернуться – так куда ж только та совесть и денется! Впрочем, всё это уже к делу не относится.
     Ну, а тогда я и сам, честно говоря, тоже не рискнул пойти к директору и требовать ленту. Стрёмно всё-таки было светиться, несмотря на всю эту юридическую подготовку.
     Дерибас в ментуру, конечно, не пошёл, а комсомольцы, вдоволь поизгалявшись над злополучным "переписчиком", закатали ему всего-то навсего простой выговор... Собственно, страшная история на этом и закончилась. Почти.
     Потому что был ещё один, очень интересный моментик: кто-то рассказывал, что гад-директор потом сам сидел и слушал эту нагло захваченную у нас ленту! Вот такой оборот. Я, правда, сам свидетелем не был, утверждать не могу. Но охотно поверю! Подобные штучки у них были вполне в порядке вещей...
     Да, а ленту мне тот лопух, конечно же, компенсировал. Я уж не стал с него требовать два червонца, цену "Салема", хрен с ним, – но новую ленту отдай! Отдал... Да ещё и непростую, приволок плёнку от ЭВМ, уверяя в её неземном качестве и редкости. Я уж потом узнал, что эти "редкие" ленты можно достать в любом НИИ или ВЦ, и там везде были умельцы со станочком, чтоб резать эту ленту вдоль. Ведь она была в два раза шире обычной магнитофонной. Особой разницы в качестве я, правда, не заметил... Импортные ленты всяко были лучше, хотя у меня, конечно, тогда их почти не водилось. Они хоть и свободно лежали в комиссионке на Апрашке, но мне были не по карману.
     Ну, а ещё этот мудило грешный, чувствуя вину за своё раздолбайство, притащил и запись Северного. Хоть и почти что через полгода. "Встреча" мне была уже не нужна, я её и так достал, и он принёс какую-то гитарную. Уверяя, что эта запись жуткой редкости... ну, вы уже понимаете.
     Но на меня особого впечатления, честно говоря, она не произвела. Вот были у Северного под гитару концерты с разговорами, по сценарию, – вот там да, прямо целое кино. А тут был просто набор песен, и в основном, к тому же, каких-то лирически-заунывных. И даже романсов. Ну, а в редкости и ценности всех этих подпольных записей я разбирался слабо. Чёрт его знает, может, она и в самом деле была какой-то редкой, и может быть, ею потом, глядишь, и заинтересовался бы какой-нибудь оголтелый любитель... И можно было бы её выгодно сбыть. Но чего уж теперь мечтать! Тогда я взял её как-то раз на дачу в Лемболово, к одному знакомому... да так там и оставил.
     Наверное, она и до сих пор там лежит.
  

  
     Ну вот что, дорогие друзья, товарищи меломаны... Я понимаю, конечно, что это интересный разговор – обо всех ваших записях, переписываниях, аппаратуре, коллекциях и коллекционерах, фарцовщиках и фарцовке, и о чекистах, которые то ли были, то ли нет... Но боюсь, что он несколько затянулся, и не всем уже, может быть, интересен. Может, пора слегка поменять тему?
     Честно говоря, я до самого последнего момента не хотел встревать. Даже и не тянуло вдруг ни с того, ни с сего делиться всякими интимными подробностями.
     Но добили вы меня этой лемболовской дачей. Зашла вдруг речь про неё, когда я ждал меньше всего, – ну, значит, судьба. Значит, надо и мне рассказывать то, что помню про эту дачу, и про всё, с нею связанное...
     Дача-то эта была моя. Не личная, конечно, и не совсем родительская даже, – дедовская; и пользовалась ею ещё целая куча родственничков. Однако гостей я туда спокойно зазывал, как на свою, и никто, конечно, в подробности не вдавался. Много весёлого безобразия повидала эта дача...
     Вот как раз ко мне и привезли тогда эту катушку с Северным.
     В живых её уже нет, конечно; хоть она и действительно, может быть, ещё лежит там где-нибудь на чердаке, но что теперь от неё могло остаться после стольких суровых зимовок?
     А тогда... да, прекрасно помню, как играла тогда эта лента; хоть запомнилась-то всего одна-единственная песня, и вовсе даже не блатная, и не дворовая, – "Речка Бирюса"... И песня-то, в общем, дурацкая, но крепко врезалось в душу и в память, как играла она тогда при закате мартовского дня на фоне действительно почти что таёжной красы...
     Ну, а была там вокруг эта самая "краса", или нет, – кто ж его знает? Нам, вчерашним питерским школьникам, только на картинках тайгу и видавшим, могло там почудиться всё, что угодно. Ну, да и чем не тайга – холмы вокруг посёлка, заросшие вековым еловым лесом, где чернеющие острые верхушки уносятся в какую-то пронзительную высоту мартовского неба, а рядом, между холмов, таинственно уходит в глубину, в густой тени по шершавому синему снегу, глухой "распадок"... И если тут же, под угасающую вечернюю капель, зазвучит эта "тревожная, таёжная краса..." – что ж удивительного, если в голове всё это так и сложится вместе...
     И пресловутый "образ" Аркадия Северного обернётся при этом какой-то очередной, сто первой своей стороною, почти невыразимой словами.

---

1   2   3   4   5   6   7   8   9   10