17 Mar 2013

         К концу месяца значительно похолодало. Всё чаще стучал дощ по крышам, листва на деревьях пожелтела и осенний ветер срывая её с деревьев , гнал куда-то в свою неведомую страну. Ночи становились всё длиннее, оставляя людей со своими невесёлыми мыслями наедине.
          Ночь была самым тяжёлым временем. Если днём можно было как-то отвлечься от грустных мыслей, найти себе занятие или пообщаться с кем нибудь, то ночью я подолгу не мог уснуть, думая об одном и том же, перебирая в памяти события прошедших месяцев, задавая себе один и тот же вопрос – ПОЧЕМУ? Этот вопрос не давал мне покоя. Я задавал его себе, вспоминая поведение Володи. Я также задавал его себе, вспоминая интервью в американском посольстве, и вызов в ХИАС, где я получил отказ и, конечно, как любой другой человек в моей ситуации, я спрашивал себя, почему именно со мной это должно было случится. Тысячи людей уехало за эти годы и никогда ничего подобного небыло. Стоило уехать мне, как начались отказы. Что это, судьба такая, невезение? Я не находил ответа. Ночи отбирали у меня силы. Я подолгу не мог уснуть, ворочаясь в кровати, выкуривая пачку сигарет за ночь.  Умом я понимал, что я не один в таком положении, что таких, как я, тысячи уже, что рано, или поздно, этот нарыв должен лопнуть, да и слухи стали всё настойчивей появляться, что в Италии нас держать не будут, так как в 90м году в Италии должен состояться чемпионат Европы по футболу и Италию закрывают для беженцев. И, действительно, с каждым днём всё меньше и меньше людей прибывало в Ладисполь. Если раньше я видел на Фонтане с каждого автобуса сходило 3-4 семьи вновь прибывших, то к концу Октября редко приезжала 1-2 семьи, а то и совсем никого.
         - Нет дыма без огня, - думал я. – Если есть слухи, то что-то должно скоро произойти. Да и Софа меня успокаивала, говоря, что скоро всё окончится. – Скорей бы!
         Марина сразу завела меня к себе в кабинет, как только я явился в клуб. До репетиции было ещё довольно долго, но я не мог быть один, я должен был что-то делать, чтоб не думать обо всём этом.
         - В Субботу на концерте будет вся верхушка Joint и городские власти Ладисполя. – начала Марина. – Кроме того, будут снимать концерт две телекомпании: одна из ФРГ и другая из Англии. Я знаю, - продолжала она – что наши концерты итак проходят на ура, но на этот раз нужно выложиться по полной программе.
         - Будет сделано! – ответил я, изобразив на лице нечто на подобии улыбки. – Не подведём.
         До репетиции ещё было время и я сел за фортепиано, что-то наигрывая, при этом думая о чём-то своём. Вдруг я поймал себя на том, что получается что-то, вроде песни. Правда, песни немного грустной, под стать моему настроению, но выходила песня и песня неплохая. Я быстро взял нотную бумагу и набросал мелодию и аккомпанемент.
         – Нужно будет немного доработать и написать текст, – подумал я. - но это потом, дома, в тишине. Мысленно я уже назвал эту песню «Осень». Не знаю почему, но я всегда остро чувствовал смену времён года. Чувствовал не визуально, а как-то душой, настроением, внутренним каким-то чувством. Сейчас меня переполняла настоящая осенняя грусть и я снова подумал о Жене и Артуре. Как они там, что они делают, как живут без меня?
         - Тебя спрашивают. – услышал я за спиной голос Марины. Неспеша я встал и вышел в зал. В зале меня ожидала интересная женщина лет 28 – 30.
         - Здравствуйте, - сказала она – меня зовут Оля.
         - Здравствуйте – ответил я – чем могу?
         Оля немного смутилась.
         - Понимаете, мы с вами не знакомы. – продолжала она – Но я с первого вашего концерта, ваша, так сказать, почитательница. Я не пропустила не один ваш концерт и помню, практически, весь ваш репертуар на память.
         - Большое спасибо, - ответил я – но чем могу помочь вам?
         - У меня к вам огромная просьба – продолжала Оля. – У меня сегодня день рождения и у нас соберутся друзья. Это весёлая компания, все киевляне и некоторые помнят вас ещё по Киеву. Мне было бы очень приятно, если бы вы пришли вечером к нам. Я приглашаю вас и добавлю, что это был бы самый дорогой для меня подарок.
         Оля говорила немного сбивчиво, волнуясь, но в общем, держала себя с достоинством и простотой, свойственной женщине её достоинств. Её красивые, серо-зелёного цвета глаза смотрели на меня с интересом и, в допустимом смысле, немного с вызовом. Видно, она хорошо знала силу этого взгляда, взгляда от которого очень тяжело оторваться и в бездне которого также очень легко утонуть. Её изящную, хрупкую фигуру обтягивал лёгкий свитер цвета весеннего неба, прикрывая почти полностью её шею и плечи, но подчёркивая небольшую, но красивую грудь. Две стройные ножки были открыты довольно высоко, но никто не смог бы сказать, что юбка слишком коротка. Всё, что было одето на ней, было подобрано со вкусом и, в то же время с простотой и изяществом.
         Я немного смутился. Мне было довольно приятно и лестно, что такая красивая женщина пришла ко мне и просит о встрече, пусть даже совсем безобидной.
         - Вот мой адрес. Это здесь недалеко. – Она протянула мне листок с адресом. – Я буду очень вас ждать. – сказала она и, повернувшись пошла прочь, ещё раз одарив меня на прощанье своей чарующей улыбкой. Я вдруг вспомнил один из моих любимых фильмов «Бриллиантовая рука», где Семён Семёныча красивая контрабандистка приглашала к себе в гостиницу, заманивая в ловушку. Я улыбнулся в душе этой мысли.
         Репетировали мы целый день с совсем небольшим перерывом.  Ребята пошли пообедать, а я сбегал в школу и отменил урок с моими «птичками», которых я по их просьбе взял с собой на репетицию в клуб. Честно говоря, я совсем забыл о приглашении, полученном накануне.
Уже вечером, после репетиции, попрощавшись со всеми и направляясь домой, я случайно всунул руку в карман и, вдруг нащупал бумажку.  Вытащив её из кармана и прочтя адрес, я вспомнил об Оле и её просьбе.
         - Как можно, - думал – придти в незнакомый дом, к незнакомым людям, в совсем незнакомую компанию. Мне было немного не по себе.  Но вспомнив взгляд Оли, её голос и просьбу прийти, я подумал, что ничего страшного не будет, если я на часик загляну, тем более, что соберутся киевляне и, так сказать мои почитатели. Да и не последнюю роль сыграло то, что я весь день ничего не ел и при мысли о хорошо накрытом столе, я почувствовал обильное слюновыделение.  Усмехнувшись, я назвал себя бульдогом, вспомнив, как у многих собак, а я был их большим любителем, при виде еды, текут слюни и даже надуваются пузыри.   
         Будь, что будет! – сказал я сам себе и зашагал в сторону дома, указанного в адресе.
  

responsive

  
         Оля сама открыла мне дверь и, как бы мой приход был сам по себе чем-то естественным, просто, с улыбкой пригласила войти. Войдя в комнату, я увидел изящно накрытый стол, в центре которого красовалась запотевшая бутылка смирновки и бутылка шампанского.    Многочисленные закуски, со вкусом разложенные по тарелкам, громоздились вокруг выше названных бутылок, издавая такие запахи, что у меня на какое-то время даже закружилась голова. Стол был накрыт белоснежной скатертью, на которой и блюда, и приборы сверкали, как на солнце, указывая на радивость и чистоплотность заботливой хозяйки. На диване сидели две женщины, приблизительно такого же возраста, как и  Оля, одетые не празднично, но довольно прилично и со вкусом.
         - Мои подруги, - представила Оля. - Это Мила, - указала она на жгучую брюнетку с такими же чёрными, как уголь, глазами, которые, казалось, смотрели на меня с изумлением и любопытством. Её пухлые губки оттенял едва заметный пушок над верхней губой. Формы её были достаточно пышными, но я бы не сказал, что она была толстушкой, скорее просто женщина в теле, что абсолютно её не портило.
         – А это Саша. – Оля протянула руку в направлении небольшой, худенькой женщины. Её густые каштановые волосы, как бы водопадом спадали с небольшой, изящной головки на худенькие плечи. Взгляд её красивых, светло-карих глаз был каким-то рассеянным и всё время куда-то ускользал, ни на минуту не останавливаясь на чём-нибудь одном. Она улыбнулась мне обворожительной улыбкой и лицо её покрылось едва заметным румянцем.
         Я стал оглядываться вокруг, пытаясь отыскать глазами ещё кого нибудь из гостей, но взглянув на стол, где стояло только четыре прибора, я понял, что больше никого не будет.
         Оля, видно поняв моё замешательство, со вздохом сказала:
         - К сожалению, больше никого не будет. – Оля  попыталась изобразить на своём личике огорчение.
         – У всех какие-то проблемы. Но мы и так не будем скучать, правда же? – и она посмотрела на меня таким взглядом, от которого я почувствовал лёгкий холодок между лопатками. – А сейчас все к столу. – И она, взяв меня за руку, решительно повела к столу и усадила на стул рядом с собой. Саша и Мила сели напротив нас.
         Я, как единственный мужчина за столом, открыл шампанское и налил женщинам. Себе я налил в рюмку смирновку, так как чувствовал, что мне надо что-то покрепче, для храбрости. Будучи к тому времени ужу довольно длительное время без Жени, без какого нибудь женского общества, я очутился вдруг в обществе трёх красавиц и чувствовал, что мне нужно чем-то себя поддержать.
         Подняв тост за именинницу, я со всеми чокнулся и мигом осушил рюмку. Приятное тепло разлилось по всему телу. Оля подкладывала мне в тарелку разные вкусности. Я ел с удовольствием, так как всё было, действительно, вкусно, да и многочасовой пост давал себя знать.
         Через несколько минут, в течении которых я ничего не видел, кроме еды, Оля снова налила мне в рюмку водку и подняла тост за меня.
         - За украшение нашей жестокой иммиграции! – провозгласила она. – За человека, без которого жизнь здесь была бы подобна ссылке. За тебя! – проникновенно сказала она, глядя прямо мне в глаза, без всяких условностей, переходя на ты.
         Мы снова выпили и тут я почувствовал, что с меня спадает скованность. Нервы мои, до сих пор натянутые, как струна, расслабляются, голод отступил и нежная истома, как весеннее половодье, разлилась по всему телу.
         После непродолжительной паузы, я снова наполнил бокалы женщинам, не забыв и себя.
         - За прекрасных дам! – поднял я тост.
         Разговор оживился. Женщины задавали мне вопросы, я отвечал на них, рассказывал анекдоты, которых всегда знал целую пропасть, шутил, женщины смеялись. Словом, всё было по доброму, замечательно. Откуда-то появилась гитара и я пел дамам песни, иногда прерывая свой импровизированный концерт, очередным тостом.
         Я совсем сомлел от выпитого и съеденного. Мне было хорошо. Какое-то приятное чувство переполняло меня.
         - Давайте потанцуем! – вдруг предложила Оля. И, взяв меня за руку, подвела к Миле. Зазвучала приятная музыка и мы с Милой танцевали медленный танец.
         После этого Оля подвела меня к Саше и мы с Сашей также закружились в танце. Когда музыка затихла, Оля попросила перерыв и провозгласила тост за скорейшее окончание иммиграции и отъезд из Италии, такой прекрасной и такой постылой. Все три женщины тоже были в отказе, но подробно расспрашивать у каждой из них об обстоятельствах их отказов, я не решился.
         - Можно теперь и мне пригласить вас на танец? – театрально, как бы играя, спросила Оля. – Теперь моя очередь. – добавила она немного смущаясь, но, глядя прямо мне в глаза От этого взгляда у меня пробежал лёгкий холодок по телу..
         Взяв мою руку в свою и прижалась ко мне всем телом, она застыла. Музыка была где-то очень далеко, отступая от музыки тел, монолитно слившихся в одно целое. От волнения мне стало тяжело дышать. Я чувствовал её дыхание на своём лице, наши тела, казалось, слились во что-то единое. Я чувствовал тепло её тела через лёгкую блузку и ощущал еле заметную дрожь, пронизывающую её с головы до пят.
         Сам я был в каком-то необъяснимом экстазе. Куда-то ушло всё: и горечь отказов, и все переживания, и боль. Было только это тело, пахнущее нито магнолией, нито архидэей, манящее, зовущее, отвергающее всё, кроме своей власти надо мной. Время перестало существовать для нас. Ничего не замечая вокруг, мы растворились в нём. Больше ничего не существовало в мире, кроме нас. Сколько мы были в этом состоянии, я не помню. Мы что-то пробормотали невразумительное даже тогда, когда Саша и Мила тихонько оделись и, пожелав нам спокойной ночи, ушли, не тревожа нас церемонными прощаниями, понимая, очевидно наше состояние.
         Потом мы долго сидели на диване, рассказывая друг другу о себе. Оля рассказала, как семь месяцев назад, получив отказ, её муж уехал в Рим добиваться личного приёма у консула. Его небыло четыре дня. А потом её вызвали в ХИАС и сказали, что её мужа нашли на улице в Риме, с ножевой раной. В больнице он скончался и она должна поехать в Рим, опознать тело и похоронить мужа. Ей дали деньги на похороны, которых оказалось не достаточно, но у них были кое какие сбережения и она сумела кое как похоронить его на одном из римских кладбищ. Спасибо, помогли друзья. Детей у них небыло. Они думали завести их по прибытию в Америку.
         Я также рассказал ей свою историю, всю, без прикрас. Оля плакала, слушая мой рассказ. Потом мы ещё пили: за упокой её мужа, за меня, за неё, за что-то ещё.
         После этого она повела меня в соседнюю комнату, достала из шкафа альбом с фотографиями и мы, сев на кровать начали рассматривать его. Но это был самообман. Мы продолжали находиться в том же состоянии, что и до этого и, сидя на кровати, склонившись над альбомом, мы всё равно ничего не видели. Сердце моё билось так сильно, что, казалось, стук его был слышен на улице.
         Я не помню, как всё произошло, но почему-то альбом вдруг оказался на полу, а наши губы слились в каком-то первобытном, полузверином поцелуе. Я чувствовал, что мы оба уже не владеем собой, как вдруг в моём сознании, как бы наяву, появилось лицо Жени, с укором смотрящее на меня.
         Эффект был подобен тому, как будто на меня вылили ведро ледяной воды. Я вдруг с ясностью осознал реальность происходящего. Даже хмель ушёл куда-то.
         Я быстро вскочил, тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя это наваждение, быстро прошёл в комнату, где был накрыт стол с остатками нашей пирушки и налил себе большой стакан воды. Выпив его залпом, я начал приходить в себя.
         - Как я мог!? – спрашивал я сам себя, - Что это со мной? В том положении, в котором я сейчас, это же просто глупость, предательство, подлость.
         Я подбирал эпитеты и ругательства по отношению к себе, всё во мне кипело.
         Читатель может подумать, что я всегда был такой праведник.  Кто-то, я уверен, скажет- дурак. Абсолютно нет. Я никогда небыл человеком, таких сильных моральных принципов, как это может показаться и никогда раньше не упустил бы, конечно такую возможность, чего греха таить, но в том положении, в каком я был тогда, в том душевном состоянии мне ничего подобного за всё время ни разу даже в голову не пришло и это при том, что я, выражаясь очень скромно, повидал немало на своём веку. Те, кто меня знает хорошо, вряд ли поверят во всё это, но тем не менее, - это факт.
         Оля не выходила из спальни. Толи ей тоже было стыдно, толи злилась на меня, не знаю. Я надел куртку и, не прощаясь вышел из дома. Прохладный ветер и моросящий дождик совсем вернули меня в реальную жизнь и я, подставляя лицо ветру и дождю, совсем не прячась от них быстро зашагал домой.


 

Быстрый переход по главам книги:

0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28